Ирина Шкаровская - Никогда не угаснет
На сундуке, покрытом вылинялой бархатной скатертью, стояла швейная машина. Сундук был закрыт на замок, а ключик от него (Вера как-то подглядела) лежал в верхнем ящике комода в маленькой коробочке, обитой атласом. И хотя Вера от природы не была любопытна, но ей давно хотелось узнать, что лежит в сундуке. Уж очень часто слово это встречалось в разговорах Марфы и Екатерины. Девочка выдвинула верхний ящик комода, достала ключик. После этого сняла тяжёлую швейную машину и открыла сундук. То, что она увидела, заставило её громко вскрикнуть и зажмурить глаза. Сундук был доверху наполнен церковными вещами: чаши, кресты, митры — и всё из чистого золота! Вера долго стояла перед раскрытым сундуком, прижав ладони к вискам.
«Краденное… Краденное из музея», — билась в голове девочки назойливая мысль. И вспомнилось Вере многое… Вспомнилось, как в прошлом году ночью подъехала к дому подвода. Екатерина и Марфа выносили кули и мешки, клали их на подводу.
— Трогай в Китаевский монастырь, — сказала Екатерина возчику.
Вера продолжала стоять у раскрытого сундука и не слыхала, как вошла Марфа, а за ней, неслышно ступая, и Екатерина.
— Ты что делаешь, мерзавка! — завопила Марфа и бросилась на Веру. Схватив девочку за волосы, она ударила её кулаком в лицо и с силой швырнула на пол. Потом вместе с Екатериной они бросились к сундуку — проверить, всё ли на месте.
Вера вскочила и выбежала из дому. Она бежала по улицам, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих, не чувствуя, как падают хлопья снега на непокрытую голову.
— Ведьмы… воровки, — вслух бормотала она.
Обида, накопившаяся в душе девочки за всё это время, прорвалась и наполнила её злобой.
— Пойду пожалуюсь, всё расскажу.
Вера вспомнила о Симе. Ведь она бывала с ней всегда так ласкова!
На заводе «Ленкузница» девочке сообщили Симин адрес.
И вот вчера она прибежала к Симе — простоволосая, запыхавшаяся и бледная. Сима в тот же день устроила Веру к своей подруге-рабфаковке.
…Вечером «святая троица» возвращалась домой. Но девочки не болтали, не размахивали портфелями. И Липа не смеялась, как обычно.
— Знаете что, девочки? — предложила Инка. — Давайте примем Веру в свою тройку. Пусть у нас теперь будет «святая четвёрка».
Начинается новая жизнь
Ясным зимним днём Стёпка шёл по Красноармейской улице, одетый во всё новое. Точнее говоря, во всё целое, потому что нельзя было назвать новыми ни брюки, которые Коля носил лет пять, ни ватник Рэма, ни ушанку Димы. Не новыми, но целыми были ботинки, подаренные отцом Васи Янченко. От морозного чистого воздуха у Стёпки кружилась голова, он ещё не совсем пришёл в себя после болезни. Со Стёпкой были его друзья — Инка, Дима, Вера и Рэм. Все вместе направлялись в ГПУ, к оперативному уполномоченному товарищу Дубовику. Собственно, рассказывать должны были Вера и Стёпка. Рэм возглавлял группу как старший вожатый. Димка считал, что обязан присутствовать во время беседы, так как он председатель совета отряда. Что касается Инки, то она тоже считала себя активной участницей этой истории, хотя могла рассказать только о том, как монашка отказалась пожертвовать в пользу беспризорных.
У двери кабинета № 8, на которой висела табличка с фамилией «т. Дубовик», Рэм снял шапку, пригладил вихры и постучал.
— Разрешите войти?
— Входите, товарищи! — ответил чей-то густой и как будто знакомый Инке голос. — Входите, пожалуйста.
У стола стоял человек в военной гимнастёрке со шпалой на воротнике. Он улыбался ясной, хорошей улыбкой, а глаза смотрели строго, внимательно.
— Ой! — вскрикнула Инка и зажала рот рукой. Это был тот самый парень, который приходил тогда к «собеседнице бога» Марфе.
Почему он очутился сейчас здесь? Или же, наоборот, зачем оперуполномоченный был тогда у Марфы?
— Ну, рассказывайте, ребята, с чем пришли.
Оперуполномоченный выслушал сначала Веру, потом Стёпку.
— Так ты говоришь, Степан, от ящиков пахло смазочным маслом? — спросил он, лукаво улыбаясь.
— Точно, — подтвердил Стёпка, — у меня нюх хороший.
— Да, нюх у тебя, парень, хороший, ты не ошибся. В ящике было оружие. «Усатый» получил его из Проскурова.
— От кого? — раскрыл глаза Стёпка.
— От другого «усатого», — рассмеялся товарищ Дубовик.
«Эге-ге, — разочарованно подумал Стёпка. — Он и без меня всё знает».
Товарищ Дубовик вынул из ящика стола фотографию и положил её перед Верой. На фотографии рядом с императором Николаем Романовым сидела матушка Екатерина.
— Она? — улыбаясь, спросил оперуполномоченный.
— Она, — удивлённо подтвердила Вера.
— Ловкая тётенька, твоя знакомая — матушка Екатерина, — сказал товарищ Дубовик: — За родную сестру императора Николая выдавала себя. Вместе с подружкой Марфой ходили они по сёлам, продукты на генеральских вдов и офицерских сирот собирали. И всё это отправляли в Китаевский монастырь. А несознательный элемент потворствовал ей. Заговор они замышляли против Советской власти, оружие собирали, зловредной агитацией занимались.
— Где они сейчас? — нетерпеливо спросила Вера.
— Спета их песенка.
Товарищ Дубовик остановил взгляд на Стёпке.
— А ты, парень, что собираешься делать?
— В детдом он пойдёт, — ответила за Стёпку Инка. — Сегодня же.
— Это правильно.
Оперуполномоченный встал и попрощался с каждым из детей за руку:
— Спасибо вам, ребята, за бдительность, за то, что вы доставили нам ценные сведения.
…В тот же день Стёпка в сопровождении членов совета отряда отправился в детдом. Заведующая детдомом Маруся Коваленко сидела в своём кабинете. Димка положил на её стол заявление и, кашлянув в кулак, сказал:
— Прочитайте, пожалуйста, товарищ Маруся.
Товарищ Маруся взяла листок и вполголоса прочитала:
«Мы, пионеры 6-й группы 95-й школы, просим принять в детдом имени III Интернационала беспризорника Степана Голубенко и просим сделать из него честного гражданина нашей Советской республики».
— Это ты Степан Голубенко? — спросила Маруся.
— Я.
— Ну, здравствуй, садись.
Стёпка стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Я тебе предлагаю, — продолжала Маруся, — раньше всего осмотри наше «королевство». Если не понравится, скажешь. Неволить не будем.
— Ему понравится! — вырвалось у Инки.
— Если не понравится, — повторила Маруся, — не скрывай, отпущу на все четыре стороны. Но если уж решишь остаться — тогда навсегда. Ясно?
— Ясно. — Стёпка поднял голову, и взгляд его встретился со спокойным, немного суровым взглядом Маруси.
В тот же день, в сопровождении Фили, председателя совета детдома, Стёпка осмотрел «королевство». Он обошёл дом, сад, заглянул в кузню, постоял перед библиотекой-читальней, на которой висела табличка: «Входить без пальто и шапки, с чисто вымытыми руками». В сапожной мастерской, заваленной обрезками кожи и грудой моделей, сидели, склонившись над колодками, коммунары.
— Буду работать в столярной, — решил Стёпка.
В тот же день, согласно обычаю, он прошёл совет. Стёпка стоял перед членами совета, заложив руки за спину, и коротко, отрывисто отвечал на вопросы. Мальчик прекрасно знал, что все они — плечистый, насмешливый Филька, Вася, Петух, Костя прошли ту же школу жизни, что и он: ездили на буферах, бродяжили по стране, сидели в милиции. Но это было в прошлом. Сейчас отделяла их от Стёпки новая, сознательная жизнь.
— Выкладывай всё начистоту! — сказал Филя.
Стёпка пожал плечами. Он не знал, что именно нужно выкладывать.
— Кто ты? — не спуская с него пытливого взгляда, спрашивал Филя. — Глот?
Стёпка покачал головой.
— Шармач?
— Не-е… Я — сявка, — скромно признался мальчик.
— Ещё говори, — продолжал Филя, — что у тебя требуется искоренить?
Стёпка задумался. Никогда ещё такие сложные психологические вопросы перед ним не возникали. Никогда он не думал над тем, что должен искоренить.
— Ну, говори, — нетерпеливо повторил Филя.
— В карты играешь?
— Не-е.
— Пьёшь?
— Не…
— Ангел, — рассмеялся, сверкнув золотым зубом. Костя, — Может быть, ты и не куришь?
Стёпка утвердительно кивнул головой.
— Курю.
— Избавляйся. И насчёт ругани, тоже того… Избавляйся. У нас запрещается, понял?
На этом, собственно, можно было закончить приём. Но председатель задал педагогический вопрос, вопрос в упор.
— Цель твоей жизни?
«Цель твоей жизни?» — повторил в мыслях три этих коротких слова Стёпка. Какая же цель твоей жизни, бывший «сявка», мелкий воришка и бродяга? Думал ли ты когда-нибудь над этим вопросом? Верил ли в то, что в новой жизни и у тебя будет достойное место? Верил, думал…
— Цель жизни… — тихо проговорил Стёпка и улыбнулся, — море!
