Лидия Чарская - Солнце встанет!
И снова молчание, жуткое, сладкое, как мечта… Целая нирвана блаженства и любви.
— Лика! Счастье мое! Жена моя, Лика!
Что-то невероятное, дикое послышалось в последних трех словах молодой девушке. Быстрее молнии отпрянула она от груди князя и, схватив его за плечи, впилась в него помутневшимся взором.
За плечами Гарина мгновенно вырос пред ней другой образ. Простодушно и скорбно глянули из-за красивой фигуры Гарина чистые, детские глаза Силы. Глубоким укором сияли они.
— Не могу! — простонала обессиленная Лика, — не могу… Ты опоздал… Зачем ты пришел так поздно? Я не могу быть твоею… я — невеста другого!..
— Невеста другого! — рассмеялся князь, и холодок прошел по телу Лики от звуков этого странного смеха. — Невеста другого… Силы Романовича Строганова. Знаю. Его невеста… Так что ж? Разве ты любишь его, а не меня! Неужели я не выстрадал тебя ценою самых жгучих страданий? Неужели я не завоевал тебя? Нет! Нет! Ты моя, моя! И ты поняла это… возврата нет. Я унес тебя оттуда, из этой толпы бунтующих крикунов, унес, как хищник уносит добычу… так неужели же я сделал это для того, чтобы вручить тебя будущему твоему мужу? Этому простаку Силе, этому несмышленому большому ребенку, к которому тебя влечет одна только жалость, ошибочно принятая за любовь? Нет, ты будешь моею, исключительно моею, Лика! женою или подругой, чем хочешь. Без тебя пет жизни у меня. Я — консерватор во всем и в моем чувстве консерватор. Ты — моя единственная, ты — мое все. Ты пойдешь со мною… Я отдам тебе жизнь, всю мою цыганскую, кочующую жизнь отдам я тебе. Я унесу тебя, Лика, к счастью, которое тебе во сне не снится… Люблю тебя… люблю тебя… радость! Светлая моя! Ребенок мой! Жизнь моя! Жизнь!
Последние силы оставили Лику… Снова зашумели волны снова запела песнь далекая, нежащая, сладкая как мечта.
Колебаний больше не было. Этот человек унес из избы Кирюка, где была сходка, унес от людей, которые были ей близки, как родные. Сама судьба, значит, вмешалась в это дело. Тьма прояснилась. Свет блеснул снова. Сомнения исчезли. Сердце Лики точно выросло в эти мгновения. Болезненное ощущение исчезло из него, огромная радость затопила его до краев. Она поняла, что борьба бесполезна. Всеволода Гарина она одного любила с той минуты в собрании, когда увидела его в первый раз, и, значит, ему одному она должна принадлежать по праву. Жизнь коротка и далеко не сулит одни розы; так если розовый дождь льется на нее в эти мгновения, почему не ловить его обеими пригоршнями?
— Да, да! — лепетала она, задыхаясь от счастья, — да, да… возьми меня! Унеси меня к счастью! Всеволод мой! Радость моя! Милый! Милый!
И, как тогда, около трех лет тому назад, он легко и быстро поднял ее на руки и понес…
Бесшумно распахнулась пред ним дверь его комнаты, и маленькая фигурка вся в белом, с распущенными по плечам волосами, иссиня черными и блестящими, как сталь, предстала пред ними.
— Хана! — вырвалось из груди князя и Лики.
— Тс-с-с! — прошептала маленькая японка, прикладывая свой крошечный пальчик к губам. — Тс-с-с! тише. Хана видела странные вещи… Хана видела сейчас Гари… он стоит там на крыльце… И весь сад полон серыми, грязными людьми. Они прячутся за деревьями и ищут тебя, черный, злой человек, и тебя, девушка с волосами, как солнце, тебя, златокудрая мусме. Они видели, как вы пришли сюда, и позвали Гари… Гари встал из гроба и вышел к ним. Злой человек, уйди, и ты, красавица мусме, уйди тоже!.. Здесь место Гари, здесь царство Гари… Наконец-то, Гари, твоя Хана дождалась тебя! Войди, Гари, с именем милостивой Кван-Нан на устах!
И, сверкая своими безумными глазами, маленькая сумасшедшая протягивала вперед руки и манила, и звала кого-то в окно.
Князь Всеволод бережно опустил на ноги Лику, испуганную, потерявшуюся при виде маленькой японочки. Эта женщина, уже раз сыгравшая роль в ее жизни, снова появилась пред ней.
Лика забыла о самом существовании маленькой японочки и теперь при виде ее прежнее отчаяние воскресло в ее сердце. Неужели снова ее Всеволод хотел обмануть ее?
Но спрашивать было некогда. Шум нескольких десятков голосов привлек ее внимание. В саду замелькали тени быстро бегущих по всем направлениям людей. Вскоре весь дом был окружен.
При мягком лунном сиянии: Лика успела разглядеть около самого крыльца дома красное платье Анны Бобруковой, ярко выделявшееся во тьме. Кирюк был подле и хриплым голосом отдавал приказания. Герасим Безрукий сновал тут и там и помахивал своим зловещим обрубком с пустым рукавом.
— Спряталась лисица в нору, беду почуяла! — долетело до ушей Лики.
Вне себя схватила она за руку князя и, со скошенным от страха лицом, проговорила, едва произнося слова от волнения:
— Спасайтесь… ради Бога… берите Хану и бегите. Я задержу их, как умею. Я выйду к ним…
— Вы желаете, чтобы я спрятался за вашу спину? — прозвучал насмешливый голос в ответ. — Нет, Лика, мы уйдем оба… или я умру на твоих глазах! — и князь так сильно сжал пальцы Лики, что она вскрикнула от боли.
С испугом взглянула девушка на Хану… Но поведение Гарина не произвело, казалось, никакого впечатления на маленькую японочку. Ее пустые глазки смотрели безучастно в окно, а губы шептали что-то.
— Она ничего не понимает, — поторопился пояснить князь Лике. — Несчастная помешалась еще в мою бытность в Вене… Она не узнает меня и не слышит, что мы говорим. Лика, радость моя! Бежим со мною… с нами… Я отвезу Хану на ее родину, обеспечу несчастную и сдам на руки ее родным. Теперь я не нужен ей… Ее сердце полно тем Гари, которым я был когда-то и который к ней уже не вернется никогда, никогда. А мы уйдем, Лика… Я дам тебе счастье, я окружу тебя роскошью и лаской, я увезу тебя к лучшим чудесам мира… Жена моя, дорогою женою ты будешь моей, Лика… Всю мою жизнь, все мои чувства отдам я тебе… Радость моя! Идем же от этих грязных, серых людей, от этой затхлой обстановки, из этого отвратительного медвежьего угла, где рабство хочет подняться из тьмы мира и создать себе царство независимости и свободы. Я презираю их, потому что они слабы и борьба их — борьба букашек, которых одним проглотом может уничтожить крупнейшее творенье. Они не добьются победы, потому что победа дается избранным. Брось их и иди за мною! На вечный праздник, на роскошь счастья поведу я тебя! — и князь Всеволод Гарин глубоко заглянул в бледное, изможденное лицо Лики.
Девушка вздрогнула под этим взглядом. Точно ударом хлыста обожгли ее эти слова князя.
— Они — мои братья! — произнесла она и гордо выпрямилась. — Я не вижу убожества в их стремлении и борьбе. Я вижу влечение к солнцу, свободе и лучшей доле и я не смею, не могу не поддержать их. Они — мои братья, повторяю я вам, Всеволод, и я должна жить для них! Исключительно для них!
— И для Силы Строганова! — насмешливо произнес князь.
— Да, и для него… Он, как и они, — брат мой. Милый брат! — произнесла с нежностью Лика.
— А я? Я что же для вас? Кто я вам? — желчно произнес Гарин и его острые глаза снова впились в Лику.
И снова этот властный взгляд заставил ее онеметь… Снова туман поднялся с глубины ее души и застлал мысль.
— Я люблю вас! — прошептала чуть слышно девушка.
— Так идем же со мною! — вырвалось из самых недр его сердца и он схватил ее в свои объятия.
На минуту Лика потеряла голову. Розовый туман захлестнул ее. Она снова чувствовала на себе фатальные глаза этого человека, снова его сильные руки сжимали ее плечи, а страстный шепот впивался в уши: Пойдем! Пойдем!
И вдруг пронзительный крик Ханы заставил их быстро отпрянуть друг от друга. Она стояла на подоконнике и, дико сверкая глазами, указывала рукою в окно, крича:
— Гляди, гляди, злой человек!.. И ты гляди, златокудрая мусме… Оба глядите… Вон Гари; вон идет Гари, окровавленный Гари… Помогите ему! Он падает, он истекает кровью. Великий Дух, покровитель Дай-Нипона! милостивая Кван-Нан, дайте ему жизнь! Дайте ему жизнь или возьмите ее у Ханы… Гари! Гари! Солнце дня моего! Бедный, любимый повелитель! Иду к тебе!
Что-то яркое блеснуло в лучах месяца… Короткий, легкий крик и, как подкошенная, Хана упала с окна на пол.
Кинжал звонко брякнул на пол. Темная змейка поползла по полу, тоненькая и быстрая, как ртуть.
— Кровь! Кровь! — в ужасе прошептала Лика, — она зарезалась, Всеволод, она погибла!
Князь уже был на коленах подле маленькой женщины, глядевшей на него во все глаза. Зияющая рана на груди истекала кровью. Одежда была залита ею.
— Несчастная! — прошептал Гарин, бережно поднимая малютку на руки и прижимая к груди, — я не сумел углядеть за ней.
— Можно еще спасти ее, — быстро проговорила Лика, прикладывая руку к слабо бьющемуся сердечку японочки, — она еще жива. Бегите с ней и укройтесь в доме Силы, а оттуда в город скорее… пока они все не успокоятся! Я задержу их здесь!
