Тимоте де Фомбель - На волосок от гибели
Ей захотелось сменить тему разговора, и она весело воскликнула:
— Когда Мано вернется, мы его не узнаем!
— Ты права, — проговорила погруженная в сладостные мечты Мия.
Они завернулись в небесно-голубые полотенца и побежали домой. В тот день заметно похолодало, ведь наступил октябрь. Сестры дрожали в мокрых полотенцах. В очаге большой комнаты со сводчатым потолком уже развели огонь. Они радостно бросились к нему и замерли, пораженные.
Несмотря на ранний час, никто не спал. Родители и братья стояли неподвижно, будто персонажи живых картин.
Мама держала кипящий чайник. Позади нее прислонились к стене братья. Отец встал у окна, и его высокая фигура против света казалась черной. У огня грелся еще кто-то, завернутый в одеяло. Он держал в руках чашку с горячим питьем, и пар застилал его лицо.
— Это я, Мано.
Девушки сперва отшатнулись. Под низкими сводами повисла тишина. Мия первая приблизилась к брату.
— Мано, неужели…
— Я виноват, простите меня…
На столике возле окна лежал большой альбом, куда госпожа Ассельдор бережно подклеивала все письма сына. На обложке было написано: «Мано на Вершине». Словно заглавие романа.
Перед ними сидел автор, собственной персоной, без прикрас, — зябко кутаясь в одеяло, жалкий и оборванный. Все остальное оказалось выдумкой. Как многие авторы, которые в жизни оказываются довольно скучными, он не имел ничего общего со своим блистательным героем.
Отец сказал:
— Мано нас обманывал. Все эти годы он был жертвой собственных заблуждений и вводил в заблуждение свою семью. Не принял ни одного верного решения. Точнее, одно все-таки принял: вернулся домой. Его возвращение не искупит прошлого, но многое изменит к лучшему.
Мано поставил чашку на пол и оперся подбородком на сложенные руки. Это правда. Главное — он вернулся. Все постепенно уладится. Однако отец продолжал говорить, по-прежнему звучно и веско:
— Я считаю, что Мано, когда окрепнет, должен снова от нас уйти.
Все были поражены и с недоумением посмотрели на главу семьи.
— Я хочу, чтобы Мано осуществил свою мечту. Здесь он ее не осуществит.
— Папа, мне и здесь хорошо… — проскулил Мано.
— Нет. В тебе сейчас говорит страх. Снова страх…
Господин Ассельдор схватил альбом и швырнул его в огонь, затем попытался обуздать свой гнев. Пламя взметнулось ввысь, и сестры наконец заметили Тоби. Он сидел в самом темном углу, возле хлебного ларя.
— Тоби! — воскликнула Мая. — Какими судьбами?
— Это он привел Мано домой, — проговорила госпожа Ассельдор.
И опять послышался голос господина Ассельдора:
— Тоби и Мано сейчас в бегах. За ними гонятся. Нужно их спрятать. Мано уйдет, когда опасность минует.
— Спрячьте вашего сына, — настаивал Тоби. — Я справлюсь. Двум беглецам нельзя оставаться в Сельдоре. Из-за этого может пострадать вся семья.
— Мы не бросим Тоби в беде! — возмутилась Мая.
Мия не могла вымолвить ни слова. Она смотрела на Мано. Затем переводила взгляд на пляшущее пламя в очаге. Вот к чему приводят мечты! Все надежды ее любимого рухнули в один миг.
Заговорил Мило, старший из сыновей:
— Во всяком случае, Тоби нам никогда не лгал.
Повисло тягостное молчание, его нарушил Тоби:
— Ваш брат дезертировал из армии Джо Мича. Его казнят, если найдут. Это я вынудил его покинуть пост. Прошу вас, спасите Мано!
Некоторое время ему никто не отвечал. В конце концов господин Ассельдор спросил:
— Видишь ту квадратную плиту в очаге позади пламени? За ней находится крошечное помещение с вентиляцией. Там можно спрятать лишь одного. Искать вас будут долго, вдвоем в такой тесноте вы не продержитесь.
— Спрячьте Тоби, — сдавленно пробормотал Мано.
— Нет, — возразил тот. — Я где-нибудь переночую и пойду к себе домой, в Онессу.
Мило вышел на середину комнаты.
— Я провожу тебя к Ольмекам. Они живут в часе ходьбы от нас. Проведешь у них сутки. Никому и в голову не придет искать тебя на мельнице.
Мия вздрогнула, услышав об Ольмеках. Господин Ассельдор задумчиво покачал головой.
— Не уверен, стоит ли посвящать Ольмеков в нашу тайну… Я хорошо к ним отношусь, и всё же…
— Папа, — перебил его Мило, — если за Тоби и Мано гонятся, охотники нагрянут к нам сегодня. Нужно поторопиться. У Ольмеков просторный подвал, подпол, где они хранят муку. Там Тоби и переночует.
Тоби поднялся.
— Решено, иду на мельницу. С Ольмеками я знаком шапочно, но если вы им доверяете… Спасибо, Мило, но я отправлюсь туда один. Не хочу сообщать им о том, что Мано вернулся.
Мия со вздохом облегчения опустилась на стул. Тоби не расскажет о Мано Лексу. Она сама поговорит с ним чуть позже.
Мая завернула в кусок полотна хлеб, куски саранчи и другую еду. Тоби перекинул узел через плечо, обнял всех Ассельдоров по очереди. Прощаясь с Мано, шепнул ему на ухо:
— Помни о своем обещании.
И пожал другу руку. Затем вышел во двор.
Ассельдоры столпились у окна. Они видели, как Тоби бодро зашагал по тропинке, а затем исчез за выступом коры.
Мано поклялся Тоби, прижавшись лбом ко лбу, как принято на Дереве. Это произошло вскоре после отчаянного прыжка Мано с паутины в пустоту. Тоби, раскачавшись на тросе, подхватил его в последний момент. Держась за шелковистый канат, они стали спускаться один за другим. Через несколько минут Мано сказал:
— Трос кончается.
— Отлично! — отозвался Тоби. — Спрыгивай на ветку.
— Но…
— Прыгай быстрей!
— Под нами нет ветки…
Трос оказался слишком коротким. Ветка была далеко-далеко внизу. Что делать? Если спрыгнешь — разобьешься вдребезги. Поднимешься обратно — столкнешься со здоровенным пауком.
Время шло. Они висели на канате, и силы у них иссякали. Тоби первым нарушил молчание.
— Когда опасность так велика, следует обменяться клятвами. Надежды выжить почти нет, подумаем о самом важном…
— Если мы спасемся, то я… — начал Мано.
Он умолк, размышляя, что именно нужно изменить в себе. Затем продолжил:
— Если мы спасемся, клянусь, что стану совсем другим.
Он поднялся повыше и прижался лбом ко лбу друга, закрыв глаза. Потом открыл их и произнес:
— Я больше ничего не буду бояться… Я стану по-настоящему смелы-ы-ы…
Мано взвыл от ужаса. Прямо перед ним щелкнули огромные жвала Черной вдовы, готовой съесть их обоих. Они прекрасно видели во тьме все ее восемь черных безжалостных глаз.
Проголодавшись, она бросилась за ними в погоню, на ходу выпрядая прочную нить. Ее гигантские лапы превосходили в пятьдесят раз их руки и ноги.
Теперь Мано опередил Тоби, приказав:
— Живо поднимайся наверх. Я ее задержу.
Мано выхватил нож и стремительно завертел им в воздухе, выписывая восьмерки.
— Нет, я тебя не брошу! — крикнул Тоби.
И принялся раскачивать трос. Черная вдова поняла, что закуска без боя не сдастся, просто так ее не проглотишь. Она проворно отдергивала мохнатые лапы, как только нож приближался к ней, а затем выбрасывала их вперед, стремясь поймать добычу.
Громадная, шерстистая, она с каждой секундой становилась все злее. Тоби захотелось подбодрить товарища, и он крикнул:
— Она похожа на мою бабушку!
Такое сравнение явно пришлось Черной вдове не по вкусу. Она сражалась еще яростнее. Неравный бой вот-вот завершится. Паук оглушит их, обмотает паутиной, впрыснет липкий яд и постепенно высосет по капле всю кровь.
— Ну так что? В чем ты поклялся? — голос Тоби перекрыл шум битвы.
— Я стану храбрым!
Тоби посмотрел в глаза Мано, который размахивал ножом, и сказал одобрительно:
— Сейчас ты исполняешь свою клятву, поверь!
Неловким движением Черная вдова задела трос, на котором висели мальчики. Их тряхнуло. А затем трос удлинился на миллиметр. И продолжал вытягиваться. Паук поспешно стал прясть свою нить.
— Дергай, Мано, тяни что есть силы! Так мы спустимся вниз.
Трос по-прежнему удлинялся резкими рывками. Тоби догадался, что паутина, к которой он прикреплен, начала распускаться, петля за петлей, как вязание. Черная вдова растерялась. Она недоуменно следила за тем, как от нее ускользают два сочных антрекота.
В конце концов они размотали всю паутину, будто клубок шерсти. Тоби и Мано стремглав полетели вниз. Черная вдова поползла к верхней ветке, почувствовав наконец, что от ее сетей осталась лишь зияющая дыра.
Друзьям посчастливилось упасть на пружинистую поверхность листа. Их спасло только чудо.
При свете занимавшегося дня Мано посмотрел на Тоби.
— И где это мы очутились?
Тоби огляделся, прищурившись. Ответ ему подсказал не пейзаж, а сладковатый запах сырости и грибов.
— Мы дома, — произнес он уверенно. — На Нижних Ветвях.
