Пауло Коэльо - НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА
Так, хоть и с опозданием, обрушилось на монастырь возмездие. Он был разграблен и разрушен.
И никогда больше монахам не удалось вернуть свой потерянный рай. В ходе одной из бесконечных судебных тяжб кто-то даже предположил, что местные жители исполнили приговор, вынесенный монастырю Богом. Ибо Иисус велел напоить жаждущих, монахи же оставались глухи к Его словам. Вот потому-то Бог и покарал тех, кто считал, будто природа принадлежит им одним.
И, может быть, по этой самой причине монастырская церковь по-прежнему лежала в развалинах, хотя большую часть обители отстроили заново и превратили в гостиницу. Местные не забыли, какую непомерную плату должны были вносить их предки за то, что природа дарила людям бесплатно.
– Чья же это статуя осталась неповрежденной? – спросила я.
– Святой Терезы Авильской, – ответил он. – Она обладает могуществом. И, как бы ни снедала местных жителей жажда мести, никто не осмелился осквернить ее.
Он взял меня за руку, и мы вышли. Прошагали по бесконечным монастырским коридорам, поднялись по широким деревянным лестницам, оказались во внутренних дворах, где порхали бабочки. Я припоминала каждую подробность, потому что часто бывала здесь в детстве, и давние воспоминания казались наиболее отчетливыми и яркими.
Память. Мне казалось, что весь прошлый месяц и особенно дни, предшествующие минувшей неделе, были не в моей жизни или что я прожила их в ином своем воплощении. Ни за что на свете не хотела бы я вернуться в эту эпоху, ибо часы ее отмерялись не рукой любви. Я чувствовала, что в течение многих лет проживала один и тот же день, все так же просыпаясь и засыпая, повторяя одни и те же слова, совершая одни и те же поступки, да и снились мне одни и те же сны. Я вспомнила отца и мать, родителей моих родителей и многих моих друзей. Вспомнила, сколько усилий было приложено, чтобы получить то, что на самом деле мне было вовсе не нужно.
Зачем я все это делала? Я не находила однозначного объяснения. Может быть, потому, что лень было искать иные пути. Может быть, боялась – что подумают и скажут обо мне другие. Может быть, потому, что отличаться от этих других – трудно. Может быть, потому, что человек обречен повторять шаги предшествующего поколения до тех пор, – и тут я вспомнила отца-настоятеля, – пока определенное число людей не начнет вести себя иначе.
Так или иначе, мир меняется, и мы – вместе с ним.
Однако меня это больше не устраивало. Я получила от судьбы принадлежащее мне по праву, и теперь она давала мне возможность измениться самой и заодно – способствовать изменению в мире.
Я снова подумала о горах, вспомнила альпинистов, которых мы встречали по дороге, – молодых, в разноцветных костюмах, которые придуманы для того, чтобы яркое пятно на снегу было заметно издалека, знающих один определенный маршрут от подножья до самого пика.
В склоны уже были вбиты алюминиевые костыли – альпинистам оставалось только продеть в них крюки со страховочными тросами и подняться к вершине. Они приехали сюда на выходные ради острых ощущений, а в понедельник вернутся к прежней размеренной жизни, но им будет казаться, что они бросили вызов природе – и одолели ее.
А ведь это совсем не так. Жажда приключений гнала сюда других – первопроходцев, пролагателей новых дорог. Иные из них не одолели и половины подъема – сорвались в пропасть. Другие отморозили себе руки или ноги. Многие и вовсе пропали без вести. Но в один прекрасный день кто-то взошел на одну из этих вершин.
И это его глаза первыми увидели расстилающуюся внизу панораму, это его сердце от гордости забилось чаще. Он пошел на риск и теперь – своей победой – воздавал почести тем, чья попытка не удалась, кто погиб на полдороге.
Очень может быть, что люди там, внизу, думают: «Что там наверху хорошего? Разве что пейзаж. Зачем ему это надо?»
Но тот, кто первым взошел на эти вершины, знал зачем. Чтобы принять вызов и идти вперед. Чтобы знать, что один день – непохож на другой, что каждое утро одаривает нас своими неповторимыми чудесами и у каждого – свое волшебное мгновение, когда гибнут старые галактики и рождаются новые звезды.
Тот, кто первым взошел на эти вершины, наверно, задавал себе, оглядывая с высоты домики с дымящимися трубами, тот же самый вопрос: «У людей внизу один день неотличим от другого. Зачем им это надо?»
Теперь горы уже покорены, астронавты уже шагнули в космическое пространство, и нет на нашей Земле ни одного – даже самого маленького – островка, который бы еще ждал, когда его откроют. Но еще хватает великих приключений духа – и одно из них предстоит мне теперь.
Это было благословение. Отец-настоятель ничего не понял. Сладостна эта боль.
Блаженны могущие сделать первый шаг. Когда-нибудь люди поймут, что способны говорить на языке ангелов, что каждый из нас обладает дарами Святого Духа и что все мы можем творить чудеса, провидеть будущее, исцелять страждущих. Понимать ближнего.
Всю вторую половину дня мы бродим по каньону, вспоминаем годы детства. Он впервые заговорил об этом – пока мы ехали из Мадрида в Бильбао, мне казалось, что до прошлого ему больше нет дела.
А вот теперь он сам расспрашивает меня о жизни наших с ним сверстников, узнает, счастливы ли они, интересуется, чем они занимаются.
Мы добрались наконец до самого большого водопада на Рио-Пьедра, который собирает воедино воды маленьких речушек и ручейков и, собрав, швыряет с почти тридцати метровой высоты. Мы стоим на краю, слушаем глухой рев, смотрим на образующуюся в тумане радугу.
– «Конский Хвост», – говорю я и сама удивляюсь, что еще не забыла это название, – я ведь так давно его не слышала.
– Мне помнится… – начинает он.
– Я знаю, что ты сейчас скажешь!
Еще бы мне не знать! Водопад скрывает огромную пещеру. В детстве, вернувшись в первый раз из монастыря Пьедра, мы потом еще несколько дней говорили о ней.
– …что там была пещера, – договорил он. – Пойдем туда!
Пройти под отвесными струями падающей с высоты воды невозможно, и монахи еще в незапамятные времена прорыли тоннель, ведущий от верхней точки каньона вглубь пещеры.
Вход отыскать нетрудно. Летом, наверное, там зажигают свет, чтобы туристы не заблудились, но сейчас никого, кроме нас, нет и тоннель погружен в темноту.
– Идем? – спрашиваю я.
– Ну конечно! Положись на меня.
И проникнув в отверстие, проделанное рядом с водопадом, мы начали спуск. Нас окружала тьма, но мы знали, куда идем, – и ведь он просил положиться на него.
«Благодарю Тебя, Господи, – думала я, пока мы все глубже проникали в лоно земли. – Ибо я была заблудшей овцой, Ты же вернул меня в стадо. Ибо жизнь моя была мертва, Ты же возродил ее. Ибо любовь давно не жила в моем сердце, а Ты вновь одарил меня ее благодатью».
Я держалась за плечо моего возлюбленного, и он направлял мои шаги по темным дорогам, зная, что скоро вновь воссияет нам свет и возрадуемся мы. Очень может быть, что грядущее переменит роли – я, вооружась такой же любовью и такой же уверенностью, буду вести его, пока не окажемся в месте безопасном, и тогда мы отдохнем.
Мы шли медленно, и пути этому, казалось, не будет конца. Может быть, этот новый ритм знаменует собой окончание целой эпохи в моей жизни – когда ни единый лучик света не озарял ее. Шагая по этому тоннелю, я вспоминала, сколько же времени убила впустую, сидя сиднем на одном и том же месте, пытаясь пустить корни в почву, на которой ничего не растет и вырасти не может.
не надо подумать, отец мой. Я не знаю, так ли все это…
– Никто не знает, – отвечал он. – Многие родители совершают ошибки, потому что считают, будто знают, что лучше для их детей. Я тебе не отец и знаю, что поступаю не правильно. Однако должен исполнить то, что мне предначертано судьбой.
С каждой минутой меня охватывала все большая тревога.
– Не надо мешать ему, – сказала я. – Пусть он завершит свою молитву.
– Он должен быть не здесь. Он должен быть с тобой.
– Может быть, он сейчас беседует с Девой.
– Может быть. И все равно мы должны подойти к нему. Увидев меня с тобой, он поймет, что я рассказал тебе все. Он знает, о чем я думаю.
– Сегодня – праздник Непорочного Зачатия. Это особый день для него. Вчера вечером, у пещеры, я видела, как он счастлив.
– Праздник Непорочного Зачатия – праздник для всех, – отвечал он. – Но теперь уже я не желаю вести с тобой теологические дискуссии. Идем.
– Почему вы так спешите, отец мой? Почему непременно в эту самую минуту?
– Потому что знаю – в эту минуту он решает свое будущее. И может выбрать не правильный путь.
Я повернулась и по той же тропке, что привела нас к этому месту, зашагала вниз. Священник шел за мной.
– Что ты задумала? Разве ты не понимаешь – ты единственная, кто может спасти его?! Разве не видишь – он любит тебя и бросит ради тебя все?!
Я прибавляла и прибавляла шагу, и ему все труднее было поспевать за мной. Тем не менее он держался рядом.
