Лариса Евгеньева - Лягушка (Повесть и рассказы)
Надо сказать, что мордочка у нее была на редкость смышленая и выразительная, так что Надежда, прогуливая собачонку, посматривала с некоторым даже превосходством на соседского тупорожего, брыластого боксера или на двух игривых, но преглупого вида пуделей.
Отпихнув собачонку, Надежда пошла в комнату, но та не отставала, легонько хватая Надежду за пятку, а потом принялась прыгать, пытаясь лизнуть в нос и неимоверно извиваясь при этом.
— Разыгралась, барыня, — прикрикнула на нее Надежда. — Хватит!
Что-то вмиг приключилось с собачонкой. Она резко остановилась, взвизгнула тоненько и жалко, а мордочка ее сделалась тоскливой и недоумевающей. Она как будто пыталась что-то понять или что-то вспомнить.
— Разнежилась, барыня, — добавила Надежда, удивленная странным поведением собачонки. — Поиграла — и хватит.
Собачонка волчком закружилась по комнате, а потом, вся дрожа, остановилась перед Надеждой, глядя на нее какими-то жалкими, умоляющими глазами. Чего-то она не могла постичь своим собачьим умишком… Но чего?
— Хва…
Надежда опять хотела сказать собачонке: «Хватит, барыня!» — и в этот самый миг ее осенило. Барыня! И ей сразу все стало понятно. И странное поведение собачонки, и вообще все, связанное с ней, — даже то, почему собачонку так тянет на пустырь. Бывают же такие мгновенные озарения! Теперь Надежду удивляло, как она могла не заметить этого раньше, глядеть не видя.
Барыня!.. Как же там было, на том клочке бумаги?.. Ага: с длинной шерстью, плохо стриженная, лицо смышленое… Действительно, очень смышленое лицо! Потерялась у кинотеатра… Кличка — Барыня!
— Сейчас, Барыня, сейчас, моя хорошая… — Приговаривая так, Надежда сунула голые ноги в сапоги, влезла в длиннющую Нашину шубу, а на голову нахлобучила ее же шапку, пристегнула Барыне поводок, и они помчались на пустырь.
Смысла в этом не было никакого. Действительно, какой толк в том, что, влетев на заснеженный пустырь, где не было еще ни одной цепочки следов, Надежда приказала:
— Ищи, Барыня, ищи!
Как ищи? Где ищи? Могла бы — нашла б и раньше. Но Надежда была словно в каком-то помутнении.
— Ищи, Барыня, ищи! — повторяла она, а собачонка лохматым клубком каталась по пустырю, кидаясь из стороны в сторону, временами по брюхо проваливаясь в снег. Потом она села, подняла морду вверх и завыла.
Это был жуткий, звериный вой, от которого мороз продирал по коже.
Надежда схватила собачонку в охапку и побежала домой. Когда она вбежала в квартиру, ее колотило. Не от холода — замерзнуть она даже и не успела, а от какого-то странного чувства… такого странного, непривычного чувства… Короче — Надежде впору было сесть на пол и самой завыть от жалости к собачонке.
Пропустив мимо ушей причитания Наши — как можно полуголой выбегать на мороз! — Надежда проглотила чашку кофе с молоком, давясь, сжевала сухарик, схватила свою сумку и выскочила из квартиры, хотя и знала, что целый час ей придется проторчать под дверью: спортзал открывали ровно в девять. Но терпеть собачонкин взгляд больше не было сил.
В понедельник на перемене Надежда подошла к Спичке-Свистуновой.
— Спичка, слышь, ко мне собачонка приблудилась… В общем, живет теперь у нас. Ну, так ты помрешь: это та самая!
…Свистунова переступала прямыми тонюсенькими ножками, вытягивала шею и всматривалась в дальний конец коридора.
— Та самая собачонка, из объявления. Он ее оставил на пустыре, у кинотеатра, а комнатные собаки, знаешь… у них нюха нет никакого. Овчарка, например, обязательно нашла бы дом… И даже дворняга бы вернулась, дворняги, знаешь, ужасно приспособленные к жизни… беспородные всякие. А вот такая маленькая собачка ни за что сама не найдет. И вот она возвращается на пустырь, все время возвращается, все время помнит и хочет его найти, хозяина, и не может. Ты слышишь меня?
— А? — с отсутствующим видом отозвалась Свистунова и бросилась к проходившей мимо учительнице: — Анна Ивановна, не спрашивайте меня сегодня, пожалуйста! У меня голова болела, я не успела выучить!
Между прочим, Надежде тоже не помешало бы скорчить жалобную рожицу на манер Свистуновой и попросить Анну Ивановну, чтобы та ее не спрашивала, за всеми воскресными событиями и волнениями уроки остались неприготовленными. Но не было отчего-то настроения. Надежда ожидала Свистунову, избегая встречаться взглядом с Анной Ивановной.
— Пронесло, — наконец счастливым шепотом сказала Свистунова и прошла мимо Надежды, словно мимо пустого места.
Все в том же как будто оцепенении Надежда вернулась в класс и села за парту, а когда начался урок, Анна Ивановна раскрыла журнал, и ручка поползла вдоль фамилий. Надежда уже точно знала, что первой вызовут ее. Так оно и произошло.
— Я не учила, — не вставая с места, хмуро отозвалась Надежда.
— Пара, — шепотом сказал Надеждин сосед, почти отличник Кузякин. Поздравляю!
Кузякин сидел с Надеждой с первого класса и с первого же класса регулярно получал от Надежды за свое ехидство щипки, щелчки линейкой по голове, подножки и тумаки.
— Грызи науку, инженером будешь, — привычно, но без прежнего увлечения парировала Надежда.
— Встань! — приказала ей Анна Ивановна. — И подумай над своим поведением.
— Слушайте, граждане, сказочку, — не унимался Кузякин. — У деда с бабкой было три сына. Двое умных, а третий… то есть спортсмен!
Надежда равнодушно огрызнулась, не замечая, что говорит почти вслух:
— А теперь двое умных спешат с портфеликами на восемь тридцать и получают по сто рэ! А спортсмен объездил весь мир и навез вагон шмотья. Построил кооператив, купил тачку, а умные у него клянчат: «Привези, Ванюша, джинсики!»
Класс грохнул. Анна Ивановна глядела на Надежду изумленными глазами.
— Выйди, — проговорила она наконец.
— И подумай над своим поведением, — досказала за нее Надежда и пошла из класса.
Вот теперь у нее словно бы появилась какая-то цель. Взяв в раздевалке пальто и шапку, Надежда вышла на улицу и заторопилась. Она вроде хорошо помнила тот дом, но, когда она туда пришла, никакого объявления не было и в помине. Не было, и все. Дом как будто тот самый, неряшливо оклеенный самодельными объявлениями у входа в подъезд, с телефонной будкой на углу… Неужели другой? «Какой же? — думала Надежда. — Ну какой это был дом?!» Потом она сказала себе: «Стоп! Не мельтеши. Думай. Стань спокойно и подумай. Когда это было?» Надежда посчитала на пальцах: четырнадцать дней. Четырнадцать дней назад. Господи, ну и дура же она! Да ведь за четырнадцать дней…
Даже не додумав, она достала из кармана пилочку для ногтей, которую всегда носила с собой, и, осторожно поддевая по краям, начала отдирать объявление о продаже импортной коляски, наклеенное на том приблизительно месте, где было раньше «ее» объявление. Руки начали мерзнуть, но, на ее счастье, объявление о коляске было пришлепнуто небрежно и отдиралось довольно легко. И вот — «кто знает или видел, прошу сообщить за вознаграждение по адресу… телефон…».
— Молодой человек, дайте ручку, — попросила Надежда и записала адрес и номер телефона на своей ладони. Вот и все.
«Ну, что? — спросила себя Надежда. — Что же дальше? А дальше не было ничего. Вернее, все продолжалось, как раньше. Как раньше, водила Надежда собачонку гулять, как раньше, смешно спала собачонка, раскинув все четыре лапы, а когда Надежда ее будила, устраивала смешную возню, рыча в притворной ярости и теребя Надеждин палец. Только у нее опять появилось имя. К собачонке вернулась ее прежняя кличка — Барыня, и она уже не озиралась в тоскливом смятении, услышав это слово, она как будто смирилась, что-то поняв.
Нельзя сказать, что у Барыни был золотой характер. Она любила поспать и занималась этим много и со вкусом, а когда ей мешали, открыто выражала свое недовольство и даже могла цапнуть за палец, — впрочем, лишь для острастки. И покушать Барыня любила, причем от овсянки она могла отвернуться с такой презрительной и осуждающей миной, что Наша тут же лезла в холодильник за колбаской, оставленной на вечер для гостей. Вдруг прорезавшиеся таланты — она, оказывается, могла приволакивать комнатную тапку (увы, только одну!), а также кружиться на задних лапах, не из-за подачки, а просто так — Барыня демонстрировала исключительно по своему желанию, и никакие просьбы не помогали. Кроме того, Барыня была заядлым телезрителем и терпеливо просиживала перед экраном все передачи подряд, а в ее темных круглых глазах быстро-быстро мелькало отражение. Но просиживала Барыня не где-нибудь, а в кресле. Именно в кресле, где помещались раньше Петух в обнимку с Надеждой, а теперь барыней восседала… Барыня. Очень точное имечко было у этой собачонки! И вообще все правильно написал про Барыню ее хозяин. И глаза пресмышленые, и привязчивая. Наверное, хозяин ее любил. «Интересно, а мы бы клеили объявления, если б Барыня вдруг пропала? — подумала Надежда, глядя на Барыню. — Наверное, писали бы. Наша точно писала бы. И Петух». Да и она писала бы. Привыкла.
