Николай Глебов - Карабарчик
— А ну-ка, ребята, пособите ящичек поднять. Вся спина вспотела.
Пень, на котором сидел старый солдат, оказался небольшим ящиком с гранатами.
— А ты куда идешь-то? — заинтересовался Янька.
— Туда, где мне надо быть! — ответил ворчливо старик. — Ступайте за мной! — приказал он и торопливо зашагал в сторону боя.
Ребята едва поспевали за ним.
У склона Черной скалы старик остановился и вынул из ящика две гранаты.
— Я эти «ваньки-встаньки» по русско-японской войне знаю. Слушать команду!
Ребята вынули несколько гранат и стали подниматься на вершину скалы. Белогвардейцы прорвались к Черной скале.
Прокопий был отрезан от конницы Алмадака и Громоздина. Колчаковцы густыми колоннами двигались на поредевший отряд тюдралинцев. Резервы Печерского и Темира не подходили. Создалась опасность полного окружения. Неожиданно в самый разгар боя с вершины Черной скалы в гущу колчаковцев полетели гранаты.
— За власть Советов! — кричал старый канонир.
Взрывы потрясли воздух. Ребята едва успевали подносить гранаты, и когда их осталось всего несколько штук, они услышали радостный голос Вострикова:
— Наши, смотри!
Кирик с Янькой взглянули в сторону села, но ничего, кроме облака пыли, не увидели.
До них донесся лишь отдаленный топот копыт. То летела конница Печерского и Темира.
Не выдержав стремительного натиска, белогвардейцы в панике бросились бежать. Победа у Черной скалы была полной.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
После окончания сельской школы Кирик и Янька уехали учиться в областной город.
Накануне отъезда к Кобяковым приехал Темир. Он был в новой шубе и шапке, которые надевались в особо торжественных случаях.
— Эзен!
— Здравствуй, здравствуй Темир! Проходи в передний угол. — Прокопий пододвинул табурет гостю.
Степанида захлопотала возле печки.
— Дьяны-дьел? — спросил Темир, посмотрев на присмиревших ребят.
— Да, в светлый путь! — ответил Кирик радостно.
Вечер в сборах прошел незаметно. Утром, когда ребята поднялись, кони были уже оседланы и на столе приветливо шумел самовар.
Напившись чаю, все вышли из-за стола и, по обычаю, несколько минут посидели молча.
— Ну, мать, пора трогаться! — Прокопий поднялся, поцеловал ребят и в волнении отвернулся к окну.
Степанида припала к Яньке, потом обняла Кирика и, вытирая слезы концом платка, сказала:
— Учитесь хорошенько, не ссорьтесь.
— Из-за чего нам ссориться? — Янька весело посмотрел на друга.
Вместе с Темиром ребята выехали из Тюдралы. Не отставал от них и Делбек.
Поднявшись на перевал, всадники остановились. Перед ними в лучах августовского солнца лежал Алтай, страна отважных людей, высоких таежных гор, шумных рек и природных богатств.
— Ну, друзья, до встречи. — Охотник протянул ребятам руку.
— До свидания, Темир!
Мальчики долго смотрели вслед своему другу.
Далеко в долине, окруженной синей дымкой гор, Темир остановил коня и, приподнявшись на стременах, еще раз поглядел на перевал.
Кирик и Янька были уже далеко на большой дороге.
* * *На солнце сверкали железные крыши бывших купеческих домов, отливали белизной каменные здания.
— Ойрот-Тура! — показывая на лежавший в котловине город, сказал Янька.
— Улала! — произнес восхищенный Кирик. Давно он хотел видеть Улу-Улу — великий из великих городов. Теперь мечта его сбылась. Он будет здесь учиться.
Ребята проехали предместье — небольшие домишки, лепившиеся по склонам гор, и оказались на центральных улицах Ойрот-Туры. Все их поражало здесь. Двухэтажные дома, магазины, пожарная каланча и деревянный мост с перилами через шумную речку Майму. Расспрашивая прохожих, где живет военком, они добрались до маленького, утопавшего в яркой зелени домика. Янька слез с коня и, передав поводья Кирику, постучал в калитку.
День был выходной, и Печерский оказался дома.
— А-а, мальчики! — увидев приехавших, радостно воскликнул он. — Заходите, заходите.
За эти годы Печерский изменился. В офицерском кителе, плотно облегавшем фигуру, с загорелым энергичным лицом, он выглядел настоящим боевым командиром.
— Ну, как здоровье Прокопия и Степаниды? — подвинув ребятам стулья, принялся расспрашивать он.
На следующий день ребята пошли в школу второй ступени. Помещалась она в бывшем купеческом доме, недалеко от базарной площади. Это было мрачное каменное здание, похожее на казарму. Новая школа только что строилась. Кирик и Янька поднялись на второй этаж и, пройдя полутемный коридор, оказались в комнате пятого класса. Низкий потолок, маленькие окна, массивные, сложенные из красного кирпича стены произвели на ребят неприятное впечатление.
Вспомнились родные горы, где так много света и воздуха, прохлада ущелий и зеленый шум тайги.
В класс вошел учитель.
— Ребята, будем знакомиться. Меня зовут Павел Иванович Каланаков. — Учитель подошел к столику и, взяв классный журнал, стал вызывать учеников по алфавиту:
— Кирик Кобяков. Яков Кобяков.
Кирик и Янька встали из-за парты.
— Вы, что, братья?
— Да, братья, — ответил Янька, — только я русский, а он алтаец…
Каланаков прошелся по классной комнате, думая о чем-то. Может быть, он вспомнил свои далекие детские годы. Его родители, полуголодные алтайцы, отдали маленького Павла в миссионерскую школу… Много утекло воды с тех пор в Катуни. И вот сегодня перед ним сидит алтайский мальчик, а таких, как он, в школы Горного Алтая пришли тысячи: учиться и строить новую, светлую жизнь в родном крае. Глаза старого учителя потеплели…
В перемену к Яньке подошел долговязый, нескладный парень и, ткнув его в бок, грубо спросил:
— Табак есть?
— Я не курю!
— Эх ты деревня. — Долговязый презрительно оттопырил губы: — Двоедан[27] немаканый.
Долговязый сплюнул сквозь зубы и, не выпуская рук из карманов, двинулся на Яньку.
— Вот как тресну по башке, будешь знать Пашку Загребина, — произнес он угрожающе. Вокруг сразу же собрались ребята, видимо, его друзья.
Кирик тихонько потянул Яньку.
— Пойдем, ну его!
— Ты, алтайня, не лезь, а то и тебе всыплю! — Загребин встал между Кириком и Янькой.
— Как ты его назвал? — Побледнев, Янька схватил долговязого за пояс: — Проси прощения!
— Я? — Пашка с усмешкой посмотрел на Яньку. — Да я тебя в два счета на лопатки положу, — похвастался он. — Айда на школьный двор, я тебе такие салазки там загну, что запоешь. — И, не дожидаясь согласия, Загребин со своими друзьями выбежал из коридора.
Янька подумал: если сейчас отступиться от Пашки, значит, его будут считать трусом. Да и Кирика Пашка сильно обидел. Посмотрев на своего друга, стоявшего с опущенной головой, Янька сказал решительно:
— Пошли.
Они поспешно спустились по лестнице и оказались во дворе.
— Ну, налетай! — Пашка засучил рукава.
Из школьных окон высунулись любопытные и в ожидании схватки оживленно переговаривались. Пашка был выше Яньки на голову и тонок, как жердь. На его тощей шее сидела маленькая головка с узенькими нахальными глазами, тонким и длинным, как гороховый стручок, носом и оттопыренными ушами.
— Начинай! — повторил он и хитро подмигнул ребятам: дескать, посмотрите, как я взгрею новичка.
Друзья Загребина, стараясь оттеснить Кирика от Яньки, еще плотнее сомкнули круг.
«Если долговязый сомнет Яньку, я буду драться», — решил Кирик и пробрался к своему другу.
— Проси прощения у Кирика. — Янька смело посмотрел на Пашку.
Загребин взмахнул кулаком. Янька увернулся от удара и, схватив Пашку за локоть, стал гнуть его к земле. Школьный двор огласился отчаянным воплем.
На тополях поднялся грачиный галдеж, и испуганные птицы, торопливо махая крыльями, полетели к Майме. Загребин продолжал отчаянно вопить.
— Проси прощения! — задыхаясь, крикнул Янька.
— Больше не буду, — захныкал Пашка.
Школьный сторож, старый солдат, ругаясь, подбежал к месту схватки. Друзья Пашки бросились врассыпную. Через несколько минут Янька, Кирик и Пашка стояли перед директором школы.
— Что у вас произошло? Рассказывай ты, Кобяков.
— Этот парень, — Янька кивнул головой в сторону Загребина, — на перемене просил у меня табаку. Я ему сказал, что не курю. Потом он обозвал моего товарища алтайней. Мне стало обидно за Кирика, — Янька замолчал и опустил голову.
— Ты сделал правильно, что заступился за своего товарища, — заговорил более мягко директор, — но драться с Загребиным не нужно было. Ты должен был сказать об этом мне или классному руководителю.
