Ганс Фаллада - Фридолин, нахальный барсук
Да, странное дело, барсук как будто что-то прознал о суровой решимости отца: в этом году он куда реже наведывался в огород, вред причинял незначительный, почти незаметный. Так, иногда хозяева находили несколько объеденных, ободранных с кустика ягод клубники; ни гороху, ни моркови не было нанесено сколько-нибудь заметного вреда, и кукуруза, как уже сказано, оставалась нетронутой.
— Это, должно быть, другой барсук, — сказал себе отец, — молодой и еще не такой нахальный…
Все было как раз наоборот! Барсук был тот же, но только постаревший еще на одну зиму! И что это была за зима! Господи, после всех страшных событий этой зимы Фридолин никогда уже не мог стать прежним! Он и раньше-то был немножко склонен к угрюмости и пессимизму, но по сравнению с тем, каким он стал сейчас, прошлогодний Фридолин был просто беззаботным юным существом. Его осторожность теперь была беспредельна, его недоверие ко всему мировому порядку не знало границ. Только темными, безлунными ночами решался он вылезать из норы и никогда не ходил два раза подряд одной и той же дорогой, никогда не искал корм дважды в одном и том же месте. В поисках пропитания он наведывался то туда, то сюда, твердо убежденный в том, что весь мир затаился, подстерегая честного, порядочного барсука.
Мушке пришлось бы не один раз сходить на Лесной остров, чтобы застать барсука принимающим солнечные ванны. Он лишь изредка позволял себе такое удовольствие и уж никогда не спал при этом.
Но все-таки, несмотря на все предосторожности Фридолина, настал такой день и пробил такой час, когда отец заметил, что барсук и в этом году посягает на его кукурузу. Просто барсук поджидал, когда из женских цветков начнут образовываться початки, совсем еще молодые початки, на которых только зарождаются зерна, но зато как они сочны и нежны — ничего нет вкуснее! И перед этим изысканным лакомством барсук Фридолин не мог устоять, искушение было слишком велико!
Конечно, он поначалу соблюдал умеренность, может, что-то ему мешало, может, он был сыт, может, близился рассвет, так или иначе, — отец уносил с поля сломанные стебли, зажав их под мышкой. Он аккуратно собирал их и давал этот нежный корм своим кроликам в качестве добавки, чему те были очень рады.
В последующие дни эту радость им доставляли все чаще, ибо все чаще отец таскал домой обломанные кукурузные стебли, вскоре ему понадобилась и вторая рука. А потом дело дошло до того, что этого корма было уже слишком много для кроликов, его стали давать и корове. И наконец настало утро, когда при виде опустошений на кукурузном поле отец только беспомощно пожал плечами: этого уже в руках не унесешь, и пошел домой.
На поле явился Матье с тачкой и, нагрузив ее доверху, двинулся в сторону коровника. Барсук Фридолин вновь, позабыв всякую врожденную и благоприобретенную осторожность, был охвачен восторгом опустошительства и в каком-то безумном похмелье все только пробовал, пробовал новые и новые стебли и початки! Если так и дальше пойдет, то через три месяца, когда кукуруза полностью созреет, от нее мало что останется. Уже сейчас та треть поля, что подальше от дома, значительно поредела.
Совершенно случайно барсучий разбой впервые был обнаружен воскресным утром: Мушка увидела, как на двор ввозят тачку, доверху груженую кукурузой. Она пошла и сама осмотрела кукурузное поле. Может, оттого, что Мушка тоже сеяла зерна этого зеленого растения, может, оттого, что она стала разумнее и уже понимала, как дорого достается каждая порция кормов и как непереносимо подобное расточительство, но за завтраком, когда отец опять сердито заговорил об этом маленьком вредителе, Мушка уже ни словечка не проронила в защиту Фридолина. Эту союзницу барсук потерял.
Да, с Мушкой произошла перемена, которая была результатом новой, городской жизни. Среди высоких домов, на тесных каменных улицах по дороге в школу, Мушка приняла окончательное и бесповоротное решение: всю жизнь быть только крестьянкой, и никем больше. Подобное твердое решение иной раз приводит к тому, что человек начинает думать по-другому и по-другому смотреть на вещи. Наверное, Мушка поняла, что даже если ты маленький смешной зверь и любишь валяться на солнышке, то этого еще недостаточно, чтобы иметь право отбирать хлеб у других.
Утром, перемывая после завтрака посуду, мать сказала дочери:
— Что-то сегодня ты ничего не говорила о своем Фридолине…
Мушка ответила:
— Он уже не мой Фридолин, мамочка, он ведет себя слишком нахально — ты бы посмотрела на нашу кукурузу!
На это мать промолчала.
Между тем отец написал письмо егерю Фризике, в котором настоятельно просил как можно скорее разобраться с барсуком, наносящим его хозяйству невосполнимый урон…
Отец позвал дочь и велел ей немедленно отнести это письмо к фройляйн Кёллер, у которой Фризике всегда останавливается, приезжая в деревню.
— И спроси, когда он приедет, Мушка! Так дальше продолжаться не может, что-то надо делать!
И хотя ей было совершенно ясно, что это письмо направлено против забавного маленького барсука, Мушка без всяких возражений отнесла его и вернулась, вполне удовлетворенная, с известием, что господина Фризике ждут в ближайшие дни…
И вправду, егерь с дочерью, которая была почти одного возраста с Мушкой, но как будущая охотница носила через плечо маленькое ружьецо, уже на другое утро явились к Дитценам. Урон, нанесенный кукурузному полю, не произвел на егеря ожидаемого впечатления — он в своей жизни навидался подобных потрав. Но все-таки он пообещал в ближайшие дни как следует заняться барсуком. На сей раз он, Фризике, пробудет в деревне целую неделю и за это время, безусловно, убьет барсука.
При этих словах у отца отлегло от сердца, ему свойственно было верить, что все будет хорошо, если хоть что-то делается. Он верил в камни под проволочной оградой, потом в капкан, наконец в лис, убивающих барсука, а теперь он верил в егеря Фризике. Он спросил егеря, как тот собирается заняться барсуком, — может быть, хочет сидеть в засаде с ружьем или намерен раскопать нору.
Нет, сказал господин Фризике, у него другие намерения. Он собирается у всех выходов из норы поставить надежные капканы, это, безусловно, самое лучшее средство.
Отец подумал о своем сотни раз ставленном — и всегда напрасно — капкане, но промолчал. Он кивнул в знак согласия и тут же разрешил Мушке пойти с егерем к барсучьей норе, если, конечно, господин Фризике ничего не будет иметь против. Господин Фризике ничего против не имел, и Мушка отправилась вместе с ним.
Она опять была очень взволнована этой экспедицией, но всякая мысль о бедном маленьком барсуке, которому капкан переломает кости, бесследно исчезла. Вернувшись, она рассказывала, как тщательно господин Фризике устанавливал капканы, ни разу не коснувшись их голыми руками. Он очень осторожно закапывал их в песок так, чтобы их совсем не было видно.
О, как смеялся господин Фризике, когда она ему рассказала, как отец ставил капкан просто на землю и сколько раз касался его голыми руками. (Во время этой части ее рассказа у отца была довольно кислая мина, но он не проронил ни слова.) В такой капкан барсук никогда не попадется, сказал господин Фризике.
Не считая главного входа в нору, егерь со своей собакой нашел два запасных, и у всех трех тщательно спрятал капканы. В самое ближайшее время барсук, безусловно, попадется в один из них.
Так рассказывала Мушка, и несомненный будущий успех этой операции всех привел в хорошее расположение духа. Более того, отец тут же забыл о крошечном уколе, связанном с неправильной установкой капкана. Он с улыбкой отнес капкан обратно на чердак и зашвырнул в угол.
— Лежи тут, пока окончательно не проржавеешь! — воскликнул он. — Все, Дитцены уже отбарсучились!
Мушка — разумеется, с разрешения родителей — тоже стала регулярно проверять поставленные капканы. Она докладывала, что барсук — она не называла его больше Фридолином — подходил близко к капканам, но поворачивал назад и уходил в свою нору. Это было отчетливо видно по следам на песке. Господин Фризике переставил капканы по-другому и зарыл еще глубже: уж на этот-то раз барсук попадется.
Между тем время шло, и когда отец вновь поинтересовался капканами и барсуком, то узнал от дочери, что егерь опять уехал и капканы забрал с собой, чтобы в его отсутствие кто-нибудь ненароком не попал в них. Но в следующий раз он наверняка поймает зверя, должно быть, это очень уж хитрый старый барсук.
Отец легонько вздохнул, опять одна из его, казалось бы, твердых надежд пошла прахом. Правда, с тех пор как были поставлены капканы, никакого вреда кукурузе больше не было причинено, и отец утешался мыслью, что капканы спугнули барсука и внушили отвращение к родной норе.
Отец, конечно, не имел ни малейшего представления о том, как привязан был Фридолин к своей норе, которую зубами оборонял от двух вонючих лис. И что для барсука несколько каких-то капканов? В этом ненормальном мире чего он только не пережил!
