Лидия Чарская - Южаночка
Дрожь ужаса пробежала у всех от этих слов.
— О, какое несчастие! — шептали потрясенные девочки, невольно прижимаясь друг к другу.
Сама же Бранд точно обезумела в эту минуту.
— Она ослепла! Ей выбили глаз! О, Боже! Боже — вскрикнула она и вдруг, увидя Ину стремительно кинулась к ней, схватила ее за плечи и тряся изо всей силы, заговорила сверкая исступленными от ужаса глазами:
— Говори же! Говори, как все это случилось. Говори же! Говори! Ты была здесь! Ты была здесь? Говори скорее?
Но Ина едва ли могла произнести хоть слово, ошеломленная неожиданностью и этими отчаянными воплями, все еще продолжавшими рваться из груди Фальк.
Гаврик выступила вперед и дрожа всем телом сбивчиво заговорила.
— Мы играли… В снежки… Врое… Палтова, Верховская и я. А она, Фальк, подошла к нам… Нельзя… Говорит, нельзя это… Мы кидались снежками… Вдруг она… То есть Фальк, как закричит… Схватилась за глаз, упала… И больше я ничего не знаю!
— Больно! Больно! Доктора! Доктора мне скорее! — вдруг неожиданно сорвался с губ Лины новый стон, еще более потрясающий и ужасный нежели все прежние.
— Крошка моя! Сейчас! Сию минуту! Помогите мне, дети, поднять ее и отнести в лазарет! Вы, старшие, ради Бога! У меня самой руки и ноги отказываются служить! — роняли побледневшие губы Эмилии Федоровны и она с мольбой обращала взоры к взрослым воспитанницам, явившимся сюда же на место катастрофы.
— Сейчас, не беспокойтесь, фрейлейн, мы все, все сделаем! — послышались ответные голоса и несколько воспитанниц старшего класса приблизились к распростертой и стонавшей на снегу Лине, подняли ее и осторожно взяв на руки, понесли по аллее.
Госпожа Бранд кинулась было следом за ними, но вдруг остановилась, как вкопанная. Ее острые глаза заметили нечто лежащее на снегу и сразу все стало для нее ясным. Она быстро наклонилась… Подняла заинтересовавший ее предмет и поднесла близко-близко к глазам… То был осколок льда, с острым концом, блестевший теперь всеми цветами радуги в лучах солнца…
И не одни только глаза Эмилии Федоровны впивались теперь в ее неожиданную находку. Блестящий темный взгляд Южаночки словно намагнетизированный, в свою очередь впивался в него… И ужас, настоящий безграничный ужас, ползущим к сердцу чудовищем постепенно захватывал теперь все ее разом замершее от нового открытия существо.
Теперь только разъяснилась в душе девочки смутная разгадка… Господь Великий и Милосердный! Из-за нее одной искалечена несчастная Фальк. Ведь этот осколок и был тот твердый предмет, который она по ошибке захватила вместе со снегом, в разгаре снежной битвы! О, какой ужас! Какой ужас!
И не помня себя от охватившего ее душу трепетного волнения Ина стремительно бросилась к госпоже Бранд, схватила ее за руки и, в забывчивости дергая их изо всех сил, исступленно, дико, нервно закричала:
— О это я виновата! Я виновата… Я одна… Я одна… Но я не хотела… Не хотела… Честное слово! Я думала снег… И вдруг твердое что-то… Не было времени рассуждать… Я в Гаврик хотела, а она… она… Не нарочно и… Не нарочно… А осколок в глаз попал… в самый! О Господи! Господи! Что делать теперь!
И она схватилась за голову и взглядом полным отчаяния и муки впилась в лицо классной дамы.
Глаза последней разом раскрылись широко… И онатоже поняла все ясно теперь. Взором безграничной ненависти впилась Эмилия Федоровна в белое как мел личико стоявшей перед ней на смерть испуганной и трепещущей, как подстреленная птица Ины… Щеки Бранд побледнели еще заметнее и резче в эту минуту… И вот ее губы дрогнули в конвульсивной гримасе и она заговорила шепотом, так как голос положительно отказывался ей служить.
— О, дрянная! О, жестокая! О, бессердечная девчонка! Кто поверит тебе, что ты не нарочно сделала это! О ты! Ты так завидовала Лине… Ты ненавидела ее… Ты сегодня уже готова была искалечить ее в прием, не подоспей я во время, и вот ты сейчас исполнила задуманный тобой предательский план! Ты нарочно швырнула куском льда в лицо Лины, желая если не изуродовать ее, то причинить ей неприятность, и боль… О, ты — маленькая преступница, ты зло класса и тебе нет места больше среди подруг. Ты нравственно портишь только одних и уродуешь, калечишь других! Ступай за мной!
И дрожащим срывающимся голосом, закончив свою речь, госпожа Бранд схватила за руку ошеломленную, словно застывшую закаменевшую от неожиданности изумления и ужаса Ину и стремительно повлекла ее следом за удаляющимися с Линой на руках старшими воспитанницами…
Глава ХХIII
Заключенная
Большая светлая комната с белыми, известковыми стенами… Высокое окно выходившее на дальний уголок двора, куда кроме сторожа и кухонного мужика никто не заглядывает, дверь в лазаретную прихожую, постель у левой стены с прибитой к ней черной доской, ночной столик, два табурета, одно кожаное кресло вот и все, что составляло обстановку теперешнего Южаночкиного помещения.
Прошло более суток, как Эмилия Федоровна привела сюда девочку и, кратко пояснив лазаретной даме, о том что воспитанница Палтова пробудет здесь в наказание до тех пор, пока чистосердечно не раскается в своем злом умысле против подруги, ушла… С ее уходом потянулось мучительное время для маленькой заключенной…
В этой чистой белой комнате такой однообразной и скучной приходилось сидеть Ине без всякого дела, без книг и уроков, да еще с мучительной пыткой неведения, что сталось с Фальк. Смутно припоминалось Южаночке, что «раненую», как называла госпожа Бранд теперь свою племянницу, принесли и положили в комнату налево от входа в лазаретную прихожую. Стало быть, по соседству с ней, Иной… И девочка напрягала свой слух, чтобы уловить какие-либо звуки за стеной… Но, увы! Ничего не было слышно… А между тем, Ина знала отлично, что доктор уже побывал там, так как за ним послали в первую же минуту после несчастья и может быть уже был не однажды и определил конечно состояние глаза Фальк… И вдруг Фальк останется слепой на один глаз. Потеряет зрение… может быть окривеет… О, какой ужас, ужас… Отчаяние, острой почти невыносимой по своей мучительной силе, волной захлестывало душу бедного ребенка. Глухая, страстная тоска и жгучая боль раскаяния в своей оплошности, терзали измученную до нельзя, за эти короткие часы, Южаночку… Она не спала всю ночь… Ей все чудился мучительный вопль Фальк, ее болезненные стоны… И к обеду, и к чаю и к ужину, которые приносила ей лазаретная девушка, Ина не прикоснулась во весь день. Личико ее осунулось и похудело за эти сутки, глаза сделались еще огромнее и горели лихорадочным огнем… Она, то как подстреленная птичка металась по комнате, то бросалась ничком на кровать и сжимала в тоске бессилия и горя свою кудрявую голову…
Февральский день клонился к вечеру. Солнце село… На стене противоположного дома заиграл мягкий отблеск зари… Где-то зазвенели голоса в отдалении… Зазвучал заливчатым звоном колокольчик.
«Воспитанницы пришли на перевязку, сюда в лазарет, — смутно пронеслось в мозгу Ины… — Ах, Боже, как долго тянется время».
И она снова готова была, полная немого отчаяния зарыться головой в подушки и лежать, так лежать бесконечно, без стонов без слез, захлестнувших ее душу и не находивших исхода из груди.
Вдруг легкий шелест у ее дверей заставил ее насторожиться… Чей-то тихий шепот… Шаги… Чуть слышно щелкает задвижка двери и Гаврик и Верховская просовывают разом свои рожицы в ее комнату.
— Вы! — не смея верить глазам вскрикивает Южаночка.
— Тише, ради Бога тише. Молчи! Молчи! И слушай! — делая испуганное лицо и бросаясь опрометью к Ине, лепечет Даня, — ведь мы «удрали» к тебе тихонько… Узнает Милька — беда будет… Она и так рвет и мечет… У княгини целых три часа проторчала подряд. А вернулась от «самой» злющая, презлющая и говорит: княгиня, говорит, разделяет мои взгляды… Пока Палтова не признается в том что из злобы и ненависти умышленно, нарочно искалечила Лину, до тех пор она пробудет наказанная в лазарете… Ах, Инка, Инка, что тебе стоит покаяться! — неожиданно сорвалось с губ Дани и она отчаянно затрясла по привычке своим белокурым вихром. — Признайся уж, душка! Легче будет!
— Ей Богу, признайся! — эхом повторила за ней и Гаврик.
— Как и ты?.. И вы… И вы обе верите в мою вину перед Фальк! И вы обе, и… вы…
Голос Южаночки дрогнул… Глаза стали еще больше, исхудалое личико приняло вымученное выражение… Она даже приподнялась на локте с подушки и пристальным взглядом впилась в лица подруг… Увы! Обе девочки потупились… А правдивое честное личико Дани совсем наклонилось вниз.
Болезненно и остро ущипнуло что-то за сердце Южаночку.
«Они не верят! Мне не верят! — вихрем пронеслось в ее голове… — они, самые близкие… самые дорогие… Так кто же мне поверит тогда!» — в приступе нового отчаяния мысленно говорила бедная девочка.
