Альфред Вельм - Пуговица, или серебряные часы с ключиком
Борис расставлял стаканы на столе. Генрих говорил Николаю:
— Он мастер, понимаешь? Настоящий мастер.
Леонид вышел запрячь Гнедка, прихватив с собой записку с мерками. Портняжка еще долго не уходил. Подняв стакан, он воскликнул:
— За генералиссимуса!
— Можешь мне поверить, Мишка, — лучший мастер во всем Берлине.
А портняжка принялся перечислять, каким генералам он только не шил в Берлине. И маршалу Соколовскому, и парадный мундир для французского генерала…
— Это французу, что ли?
— Какой там! Он, можно сказать, в ногах у меня валялся, но я чихать на него хотел! — сказал мастер и плюнул на пол. Капиталистам он, мол, шить не намерен.
— Слышишь, слышишь, Мишка?
Но у Мишки, должно быть, были свои соображения относительно этого мастера. Генрих чувствовал, что Мишка не доверяет ему.
Поздно ночью из округа вернулся Леонид. На плече он внес в комендантскую штуку брючного материалам под мышкой — ткань для гимнастерок.
Все окружили его, щупали добротный товар и единодушно решили: первую форму мастер сошьет для Генриха.
22Мишка всю ночь напролет точил, стучал, без конца примерял и пробовал — ключик не подходил! Они уже который раз примеряли его. Генрих все клялся:
— Точно помню — три выступа у него были.
На следующий день он проспал до обеда. Вместе они поели мясного супа, потом пошли по деревне: надо было мобилизовать у крестьян четырех лошадей. Работы в имении приостановились. По дороге Генрих все думал о голубой лошади — уж очень она ему приглянулась! Но он знал, что хозяин дорожит ею и всегда прячет ее, когда они заходят. Почему-то Генриху вдруг стало жалко Бернико — не будет он больше заходить к нему, не будет спрашивать, выполнил он поставки или нет, не станет отнимать у него голубую лошадь…
Они шли по боковой дорожке под тенью каштанов, но, когда приблизились к воротам Бернико, мальчишке очень уж захотелось еще разок зайти.
— Ну, Бернико!
Хозяин как раз выходил из конюшни, когда они остановились в воротах. «Буду поласковей с ним», — подумал Генрих. Но ему страшно хотелось взглянуть на голубую лошадь. Чего там — постоят немного, выкурят цигарку… И вдруг он услышал собственный голос:
— Ну, Бернико, мы голубую лошадь забрать, ду ферштеэн?
Он и не думал этого говорить, но слова выскользнули как-то сами собой. Теперь Генрих даже испугался немного и все же опять сказал:
— Да, да, Бернико, мы голубую лошадку забирать.
Он стоял и смотрел, как хозяин шаг за шагом выполняет все, что он ему приказывает. Сначала достал уздечку, зашел между двумя конями, взнуздал голубую кобылу — это была еще молодая лошадь, она игриво схватила губами руку хозяина, а он тем временем отвязывал цепь от яслей.
— Упряжь не забудь, Бернико, — сказал Генрих и добавил про себя: «Это ведь еще не последнее твое слово. Стоит тебе только сказать — и все останется по-прежнему…»
Хозяин подошел к стойке, на которой висела упряжь, снял шлею — грудная часть ее была подбита войлоком, — поднес к голубой кобыле и накинул на нее.
«Стоит ему попросить, — думал Генрих, — и лошадь останется». Ему даже страшно стало от того, как хозяин точно исполнял все его требования. «Хоть бы попросил!» — подумал он.
— Повода у тебя нет разве, Бернико?
Крестьянин вышел и вернулся с поводом в руках.
Генрих заметил, что и Мишку поведение крестьянина удивило, заметил он и то, что Мишка был недоволен тем, что они забрали такую молодую лошадь. Но крестьянин, не сказав ни слова, вывел лошадь во двор.
— Сколько ей лет, Бернико?
Хозяин не ответил. Лошадь снова принялась было играть, но Бернико шлепнул ее по губам.
«Попросил бы, слово бы сказал!» — думал Генрих.
— Сколько лет ей, Бернико?
Хозяин протянул им поводок и вернулся в конюшню.
— Эх ты, Пуговица! — сказал Мишка, хлопая голубую лошадь по шее.
Вместе они вывели ее на улицу.
23Генрих побежал в бургомистерскую: не терпелось поглядеть, как там форма. Не готова ли уже? Дверь оказалась запертой. Странно. Он перешел на другую сторону улицы.
— Матушка Грипш, ты не знаешь, куда бургомистр ушел?
Старушка сидела на табуретке и доила козу.
— Отвяжись ты со своим бургомистром!
— Ты что это, матушка Грипш?
Генрих стоял и смотрел, как она доила.
— Народ про него всякое говорит.
— Это потому, что он пролетарий.
— А зачем он у Матуллы лошадь отнял?
— Это все неправильно, матушка Грипш. Бывает и так, что лошадь надо забрать, понимаешь? Хоть тебе и самому жалко. Вот послушай: не посадим мы вдоволь картошки — нечего нам осенью убирать будет. И свеклы у нас не будет, если мы сейчас… Постой, ты сказала — он у Матуллы лошадь забрал?
Старушка, не унимаясь, бранила портняжку. Взял лошадь, телегу и машинку швейную…
— И машинку погрузил?
— Вчера вечером еще уехал.
— Ты точно знаешь, что машинку погрузил?
— Нехорошее о нем люди говорят, — сказала старушка. Она поднялась, отодвинула ведро. — И раньше нехорошее говорили, еще до того, как вы его бургомистром поставили…
— А по какой дороге он поехал?
— И со сдачей яиц он что-то намудрил, — продолжала старушка. — Все подчистую забирал у людей.
— На мост через Хавель он поехал? Говори!
— Да нет, вон позади церкви дорога — по ней и поехал.
Мальчишка сломя голову бросился к барскому дому и вскоре привел солдат.
Они выбили окно, открыли бургомистерскую. Письменный стол стоял на месте, стулья, пустые ящики из-под яиц… Все ужасно злились на Мишку, а он ходил по комнате и хохотал до слез. Леонид выбежал на улицу, вскочил на Гнедка и умчался. Автомат так и прыгал у него на спине. Николай тоже подбежал к своей лошади, а Генрих крикнул ему вслед, чтобы он ехал по дороге левей от церкви.
— Хитер твой портняжка! — сказал Мишка.
— Понимаешь, не надо было отдавать ему всю материю сразу, — сказал Генрих.
— Эх ты, Пуговица! — воскликнул солдат, усаживаясь на большой стол и громко смеясь.
Портняжку они так и не нашли. Леонид вернулся только через два дня, но тоже с пустыми руками. Сивого Матуллы нигде обнаружить не удалось, и они отдали Матулле одного из старых меринов из барских конюшен.
Еще несколько дней после этого события все только и думали что о «мастере». Но говорить о нем никто не говорил. Случалось, что Мишка, сидя над своими колесиками и вытачивая ключик, внезапно разражался громким хохотом.
— Мишка, пиши мне документ.
— Я никс комендант.
— Ты заместитель, а Николай уехал.
— Я никс комендант.
— Мишка, пожалуйста, выпиши мне документ! — клянчил Генрих.
Он решил отправиться искать дедушку Комарека. Верхом он объедет все ближайшие деревни. Надо было только немедленно получить Орлика, и… в путь.
— Мишка, если у меня не будет документа, Орлика отнимут у первого же поста.
Долго он так уговаривал Мишку. В конце концов солдат все же поднялся в комендантскую. Написав аккуратно несколько слов по-русски, он с чрезвычайно серьезным видом отыскал печать и трижды приложил ее к бумажке. Потом взял сумку от противогаза, сунул в нее буханку хлеба, несколько еще зеленых яблок и луковицу. Найдя флягу и налив в нее чайной заварки, он вручил все это Генриху, строго наказав ему непременно вернуться до наступления темноты.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Генрих ехал лесом и думал: «И если тебе целый месяц придется искать, и если ни кусочка хлеба не останется, и пусть дождь идет, и пусть гроза… даже если заболеешь, ты все равно… Дедушка Комарек, дедушка Комарек! Если б ты только знал…»
Но день был солнечный, теплый. Белочка прыжками добралась до сосны, взбежала по стволу, оттуда на ветку — и дальше… только бы с глаз долой! Генрих переехал через бревенчатый мост, глухо гремевший под копытами Орлика.
Потом он увидел военную машину. Она стояла чуть в стороне от дороги. Кругом росли побеги рябины. Генрих сначала подумал, что машина исправная, но когда он приблизился, то увидел, что это немецкая машина; ветровое стекло пробито пулями, рядом валялась каска, почему-то очень большая и тоже с дырками от пуль.
Теперь Генрих пустил Орлика шагом — он решил с самого начала поберечь лошадь. Он ехал и думал о Комареке. Об их маленьком обозе. Все пытался представить себе, как он вдруг нагонит своих. Вот они стоят вдоль дороги — и дедушка Комарек, и фрау Кирш… и глазам своим не верят: им навстречу едет Генрих верхом. Но он не сразу соскочит на землю… Ах, дедушка Комарек, дедушка Комарек!.. Жалко только, что часы он не захватил, — Мишка все еще ключик никак не выточит…
Подъехав к первой деревне, Генрих увидел советского часового. Он стоял, прислонясь к старому вязу, — немолодой уже солдат с рыжими усами. Рядом в траве лежал другой солдат, маленький и толстый. Прикрыв фуражкой лицо, он спал…
