Михаил Коршунов - День веснушек
— У-даль-цы!
Самому себе крикнул.
И вдруг откуда-то сверху тоже хором ответили:
— Хвас-ту-ны!
Это отряд, который шёл на переправу. Спускался по тропинке.
Ребята хотели обидеться, что-нибудь ответить. Но Саша-Аркаша сказал:
— Правильно крикнули. Хвастуны и есть.
Дмитрий Михайлович отмолчался, ничего не сказал. Он ведь тоже переправился с первым отрядом. Правда, он не кричал, что удалец.
А Нина сказала:
— Идите к узлам.
И ребята пошли к узлам.
Узлы, уже завязанные в узлы, висели на ветках дерева. Были прицеплены таблички с названиями, где какой узел, — рифовый, штык, марка, кноп. Висели ещё и коротенькие верёвочки.
Надо было смотреть на узлы и учиться завязывать такие же на этих коротких верёвочках. При узлах были дежурные, которые всё показывали.
Мастера-вязальщики. Сюда бы Тёму Новикова!..
Дали верёвочку и Коле.
— Смотри, — сказал дежурный. — Так, так, так и так. — Он завязал какой-то узел. — Чтобы в походе всем идти не падать. Теперь ты. — И верёвочку он развязал.
Не падать — это замечательно. Коля взял верёвочку — так, так, так и… не так.
Никакого узда не получилось.
И это опять Коле напомнило только историю со шнурками, когда 1-й «А» учился быстро завязывать шнурки на ботинках. Глеб Глебыч давал такое задание на дом, потому что не получалось. И класс не мог быстро переодеть ботинки на тапочки или тапочки на ботинки. Кроме Тёмы Новикова.
Дали бы сейчас такое задание на дом. И всё in можно было бы завязать. А то не как у людей — всё с одного раза.
Дежурный сказал:
— Крышка. Ты бы в походе упал. Эй! Санитары! Тут один упал!
Коля даже опомниться не успел, как подбежали санитары, положили его на носилки и понесли куда-то.
Быстро понесли, прямо бегом.
Коля начал брыкаться на носилках. А санитары бегут и говорят:
— Не брыкайся. Это игра.
Хорошенькое дело! Что же он, какой-нибудь Юрик, которого повалили в магазине на прилавок (чтобы не испугался и не убежал) и начали мерить галоши?
Хотя бы Саша-Аркаша заступился или вообще кто-нибудь из людей!
Безобразие!
Носилки поставили на землю. Над Колей склонились две девочки. Совсем незнакомые.
Одна из них сказала:
— Больной, спокойно.
Другая сказала:
— Ты перепутала — он не больной, а пострадавший в походе.
Что такое! Где поход?!
Человек и шагу не ступил, а его уже в пострадавшие!
— Вот смотрите, — сказала опять первая девочка. — Мы сейчас будем показывать, что надо делать, если у кого-нибудь случится перелом ноги. В походном медпункте имеется специальная шина из проволоки, которую надо приложить к повреждённой ноге и плотно прибинтовать.
Тут Коля увидел Митю, Вадима, Гришу. И Веронику. И Маду тоже увидел.
Она стояла й смотрела с сочувствием. Покачивала фонтанчиком на голове. Она ведь знала, что такое болеть и что такое больница, лазарет. С тобой не считаются ни как с рыцарем, ни как с человеком.
И даже Вероника смотрела на него с сочувствием. Тоже покачивала головой.
А Колину ногу продолжали забинтовывать вместе с длинной проволокой.
— Если под руками не будет проволоки, надо использовать палку.
Другая девочка бинтовала и приговаривала:
— Запоминайте, товарищи туристы, запоминайте, как мы его обрабатываем…
Первыш лежит — и правда, сырой материал.
Девочкам показалось мало, что сломана нога. Они начали обрабатывать голову и рассказывать, что делать в походе, если ушиблась голова. Потом они начали обрабатывать руку — накладывать шину, бинтовать.
Отряд стоит слушает. Даже кто-то что-то записывает в записную книжечку.
Чем больше и гуще бинтовали, тем больше сочувствия Первыш видел в глазах Мады. И вдруг девочки из медпункта заговорили о соли, о солевом голоде.
Первыш как начал брыкаться «поломанными» ногами и руками, вертеть «ушибленной» головой…
Не хочет он больше соли! Вот и всё!
Крышка!
А девочки говорят: потерял организм четыре процента, и уже организм пить хочет. Иногда и шестьдесят процентов организм теряет. Уходит соль из организма.
Тут Саша-Аркаша заступился за Первыша, сказал девочкам:
— Пожалуй, достаточно. Снимите с него повязки.
Девочки начали снимать бинты и проволоки, а сами всё про соль говорят.
Отряд стоит слушает. Кто-то проценты в книжечку записывает, ещё и переспрашивает.
Митя и Гриша помогли Коле подняться. Даже не просто помогли, а сразу поставили на ноги.
Мада обрадовалась. Засмеялась громко и начала подпрыгивать. И Коля тоже подпрыгнул, чтобы она увидела, что он совсем целый и здоровый. И что вовсе ничего не сломал и голову не ушиб, когда завязывал узлы — так, так, так и… не так.
Потом отряд повели показывать, как правильно устанавливать палатку, где какой кол забивать, в каком углу «севера» или «юга».
А потом показали костры, какие они бывают из хвороста и поленьев или даже из целого дерева. И топографические знаки. Они были выложены маленькими камушками на земле.
Но вдруг выяснилось, что знаки ночью кто-то поломал: сдвинул камушки. Нина побежала к Дмитрию Михайловичу: заместитель всегда должен вовремя позвать начальника.
Пришёл Дмитрий Михайлович и сказал, что знаки, наверное, разрушили лягушки. Скакали тут, веселились и камушки сдвинули.
Знаки восстановили. Теперь их можно было разглядывать и запоминать. А кто боится, что не запомнит, может зарисовать у себя в книжечках.
В Турграде, там, где на ветках дерева висели узлы, было весело, шумно: это следующий отряд переправился через речку и занимается теперь узлами. И в медпункте, конечно, уже кого-то бинту-ют, обрабатывают.
Дмитрий Михайлович сказал Саше-Аркаше, что сейчас будет совершено посвящение отряда в туристы.
Хитро улыбнулся.
Первый отряд стоял себе вокруг топографических знаков и ни о чём не подозревал. Из кустов выскочили дежурные с котелками, в которых обыкновенно варят в походе кашу, и давай поливать всех из котелков водой.
Это было очень неожиданно и весело.
Первый отряд начал веселиться и скакать лягушками. Нина только кричала:
— Осторожно! Топографические знаки!
Вдруг все видят: чужой отряд несёт носилки прямо сюда. А на носилках кто-то забинтованный.
Несут и смеются. Весело им тоже.
Ну и веселились бы там, в медпункте. А зачем сюда идти со своим забинтованным? Но чем ближе отряд подходил, тем отчётливее забинтованный становился похожим на Леванёнка.
Так и есть — Леванёнок!
Оказывается, Леванёнок уснул. Завязал первый узел, сел отдохнуть и уснул. Чужой отряд его обнаружил и в наказание наложил шины и забинтовал. А теперь принесли — нате, получайте вашего.
Хором крикнули:
— У-даль-цы!
Первый отряд просто онемел от изумления.
А Леванёнок вздохнул и, забинтованный, сказал:
— Они меня солью накормили от теплового удара. — Потом опять вздохнул и совсем тихо добавил: — И ещё сфотографировали.
10— Я тебя огорчу, — сказала мама.
Огорчаться не хотелось, но что поделаешь.
— Нам надо уехать.
— В Керчь?
— Нет.
— Тогда в Севастополь?
— Нам надо уехать совсем.
Коля приготовился к огорчению, но не к такому, чтобы совсем уезжать из лагеря.
— Заболела Светлана. Папа прислал телеграмму.
То про Светлану письмо, а теперь и вовсе телеграмма.
Коля хотел, конечно, сказать что-нибудь утешительное, но сказал совсем другое. Это другое само как-то сказалось.
— Не хочу уезжать. Не поеду!
Мама не удивилась. Она словно знала, что Коля так ответит:
— Не могу тебя оставить. Не имею права.
— А Мада как же? И вся другая делегация?
— Я вернусь. Погляжу, что со Светланой, и вернусь.
— Я тебя здесь подожду.
— Нельзя.
— Почему?
— Ты здесь случайно.
— Я уже юный турист. Меня водой обливали, — говорит Коля, а сам чувствует, что мешают Говорить слёзы. Но он всё равно говорит, что и кровать сам убирает, и подушку. И что мышеловку выиграл на соревнованиях в «стрелка». А разве легко было выиграть… Пускай даже она и мышеловка!
Мама обняла Колю. Но он не успокаивался. Разве можно успокоиться, когда такое происходит, когда над тобой такое нависло!
И всё из-за Светки. Будешь тут рыцарем, как же!.. Светка всё самое лучшее в человеке может погубить. И это лучшее так и останется в кино, а в тебе ничего не останется. Никаких высоких помыслов. Ни одной мечты. Только желание — лупить… А всё-таки жалко её. Заболела…
Коля ещё пытался маме сказать, что у него и ракета чужая на сохранении, и что песню он выучил новую для фестиваля, и…
— Вырос ты. Самостоятельный совсем.
— Конечно, вырос. И не поеду! — И тут он опять вспомнил слова Дмитрия Михайловича: «Иди к людям».
