Иосиф Дик - В нашем классе
«Маркин, наверно, за меня будет, а Димка… этот себе на уме», — подумал Толя и поймал себя на мысли, что он боится Димки. Впрочем, он ни секунды не сомневался в том, что у класса о нем будет хорошее мнение.
Его друзьями были все ребята. С ними он учился семь лет, и вся его жизнь была перед ними как на ладони. Ребята знали его отца и мать, которая нередко ходила с классом на экскурсии. И кто, как не он, привил ребятам интерес к музыке?
Толе припомнился отрядный сбор в начале учебного года, когда его выбрали председателем. Ни одного человека не было против — все выступали «за», и, глядя тогда на класс. Толя думал, что какие все-таки чудесные ребята с ним учатся — дружные, добрые. Наверно, такой класс единственный во всей Москве!
А когда он, радостный, пришел после сбора домой, то мама первым делом позвонила к папе на работу:
— Боречка, у нас радость — Толю избрали в председатели совета отряда!
На сегодняшнем сборе у Толи тоже было хорошее настроение. Но он почему-то уже не имел такого радостного и вместе с тем спокойного чувства, какое приходит от уверенности за себя. То ли это происходило оттого, что за день он успел переволноваться, то ли потому, что перед ним сидел Димка и глаза их ни разу с начала сбора не встретились. Но как все-таки интересно устроено на земле: столько на свете голов, и у каждой — свое единственное мнение! И трудно знать, кто тебя будет ругать, а кто хвалить.
Маркин провел пальцем по учительскому столу, будто снимая пушинку, и начал:
— Гагарина я знаю с первого класса. Мы с ним тогда даже на одной парте сидели и завтраками делились. Он хороший товарищ и учится только на «отлично». Когда мы его выбрали в председатели совета отряда взамен меня, — Маркин усмехнулся, — ребята меня не слушались… он сразу стал работать по общественным делам… Ну, что еще сказать? В общем, я рекомендую Гагарина в комсомол.
И Маркин пошел к своей парте.
— У меня вопрос к Гагарину, — сказал Силкин. — Читает ли он газеты?
— Каждое утро — три, — сказал Толя: — «Пионерку», «Комсомолку» и «Правду».
— А в международном положении разбираешься?
— Да.
— Я еще могу добавить, — вскочил Силкин. — Тольку критиковали в нашей газете, и это правильно. Но я думаю, что он человек с мозгами и учтет, что ему говорят.
Толя сидел за столом приосанившись. Он постукивал расческой по столу и делал вид, что весь этот разговор относится не к нему. Однако ему было очень приятно, что ребята, как он и ожидал, его поддерживают.
Когда Силкин кончил. Толя спросил:
— Голосуем? — и вдруг, будто о чем-то вспомнил, посмотрел на Димку:
— Да-а… а ты, Бестужев, будешь?
Димка медленно встал и, упершись рукой в поднятую крышку парты, оглядел класс. Он еще был в нерешительности. Может быть, лучше поговорить с Толей наедине, а не вот так — перед всем классом?
— В общем, тут и Маркин выступал «за», и Силкин «за», и, кажется, весь класс за него. — Димка покачал крышкой парты, словно хотел проверить, крепко ли она держится, — а я за Гагарина голосовать не буду… Что Парамонов, что Гагарин — одно и то же. Один тянет назад, другой не ведет вперед.
По классу пошел шум.
— Давай, давай! — предчувствуя, что сейчас будет разговор начистоту, задорно сказал Леня.
— Вот вы посмотрите на Гагарина, — продолжал Димка. — Когда его хвалили, он сидел приосанившись, а когда я стал выступать, развалился на стуле, будто ему все равно…
Толя не спеша выпрямился. «Начинается! — подумал он. — Так я и знал!»
— Он всегда такой… Когда я его в газете протянул, он ко мне чуть не с кулаками прибежал: «С сегодняшнего дня или ты больше не редактор, или я больше не председатель».
— Не ври, Димка, — миролюбиво пояснил Толя. — Я просто хотел, чтобы все заметки утверждались советом отряда.
— Нет, неправда, — вдруг сказал Ваня Сидоров. — Я тоже понял тебя так, как и Димка. Ты не выкручивайся!
— Я не выкручиваюсь, потише выражайся!
— Он не выражается, это образное слово, — продолжал Димка. — Короче говоря, я думал — ты болеешь за класс, а тебе наплевать на него! Ты не верил в нас, что мы справимся с радиоузлом. Тебя просят сыграть на рояле, а ты ломаешься и музыку от класса зажимаешь.
— А ты что, без грехов? — спросил Димку Парамонов.
— Может быть, и у меня тоже есть грехи, это тебе виднее. Но я много раз говорил Гагарину о тебе, а он все отмахивается. И что же вышло? Нашего ученика уже не мы, а девочки тянут.
— Я сам занимаюсь, — покраснев, сказал Парамонов.
Но это замечание Димка пропустил мимо ушей.
— Дожили! — усмехнулся он. — Будто у самих нет сил! И ты, Толька, один лишь хочешь быть отличником, а до остальных тебе дела нет. Я понял тебя.
При всеобщем молчании Димка сел. Он чувствовал, что говорил сумбурно, но главное — высказался.
Послышались взволнованные возгласы:
— Как Цицерон!
— Уж больно загнул Димка! Гагарин свой парень!
— А Димка прав! Поглядел в корень!
Толя растерянно моргал. Он то ухмылялся, то мрачнел. Он увидел, что Леня незаметно показал Димке, что он ему аплодирует.
Лишь одна Ирина Николаевна улыбалась, будто ничего не произошло. Она встала из-за стола и, одернув кофточку, слегка хлопнула в ладоши:
— Люблю, когда начинаются прения сторон. Действительно, тут есть о чем поговорить. Вот видно — в классе шла какая-то подводная борьба, а сегодня из воды показались головы, и вопрос поставлен остро: об ответственности пионерского вожака. И в самом деле, ребята, как вы думаете: место председателя совета отряда — это пост или кресло, на которое надо кого-то посадить?
— Пост… пост… — зашептали в классе.
— Правильно, пост. А вот интересно знать, почему на этот пост вы поставили Толю Гагарина?
— Я скажу, — поднял Димка руку. — Это я первый предложил его кандидатуру. Толя был тогда правильным человеком. Но он, видно, подумал, что раз мы его выбрали, значит он незаменимый, и зазнался. Ему нравилась его должность, а сам он совсем о классе не заботился.
— Ребята! Ребята! — закричал Маркин. — Это верно, что Толя как председатель виноват! Но я не знаю, можно ли из-за этого не давать рекомендации. А насчет двоек — так это и Димка отвечает, и я, и все мы. И в других классах тоже не лучше.
— А в семьсот тридцать девятой как? — спросил Димка.
— Там другое дело, — весело сказал Горшков: — девчонки в футбол и в хоккей не играют.
— Садись, Федька, зарапортовался! — хлопнул Горшкова по плечу Силкин. — Гагарин должен был весь класс направлять, а он этого не делал!
— Нет, я боролся! — сказал Толя. — Но я не виноват, что Парамонов неспособный! Этот разговор Димка завел специально. Он злится на меня.
— Это кто неспособный? — обиделся Парамонов. — Я? А ты гений?
— Злюсь на тебя? Да зачем ты мне нужен? — сказал Димка. — Я просто подумал о нашем классе и понял, что дальше так жить нельзя!
— Ты кончил? — спросил Толя.
— Кончил.
Толя, оттянув рукав куртки, посмотрел на часы и встал со стула:
— Кто за то, чтобы мне дать рекомендацию в комсомол?
— Подожди, — сказал Леня. — Теперь мое слово. Ребята, сейчас нам нужно решить, рекомендовать Толю в комсомол или нет. Кажется, о председателе совета отряда у нас не должно быть двух мнений. Но выходит, это не так. В чем тут дело? Я скажу коротко. Вы все видели в гараже разбитую «победу». Мы ее ремонтировали три дня, так сказать, исправили ошибку чужого шофера. И ругали мы его на чем свет стоит. Вот растяпа! А если бы на этого человека его товарищи обратили пораньше внимание да указали бы ему, что он плохо знает законы инерции, тогда бы в нашем гараже такой беды не было. Короче говоря, мы все так должны понять Бестужева: он хочет предупредить Толю, чтобы тот всегда был начеку. Значит, поступило два предложения: одно — рекомендовать, а другое, как ты сформулировал свое предложение?
— Повременить с рекомендацией, — сказал Димка.
— А вы, Ирина Николаевна, как думаете? — спросил Леня.
Ирина Николаевна вышла из-за стола и прошлась по классу:
— Я сейчас думаю вот о чем: о том, что у наших ребят появился совершенно другой подход к учебе. Видите ли, ребята, коммунизм нельзя сразу построить, чтобы так: заснул при социализме, а наутро проснулся, глядишь — коммунизм! Нам нужно его строить, а чтобы строить, надо знать. Планируя свое хозяйство, наше государство рассчитывает на каждого школьника, как на будущего строителя. И, положим, вот Парамонов, по государственному плану, как инженер должен ехать в 1955 году на строительство заводов автомобилей-самосвалов. А он в седьмом классе вдруг по лени остался на второй год! Теперь смотрите. Значит, он поедет на стройку на год позже, и, следовательно, тот участок, которым он будет руководить, на год позже войдет в строй. А значит, и задержится выпуск самосвалов. Иными словами, ленивый, плохой ученик, совсем и не думая об этом, задерживает строительство наших электростанций, наш рост. На стройках должны работать парамоновские самосвалы, а их нет. Но, безусловно, бить таких учеников никто не собирается. Мы им должны сообща помочь. И вот в выступлении Димы я чувствую заботу о слабых. Это хорошо. А насчет Толи Гагарина у меня тоже есть определенное мнение. Но я считаю, что в седьмом классе уже люди достаточно взрослые и голос класса подправлять мне не придется! Только всегда надо помнить, что все решения, касающиеся живого человека, должны быть обдуманны, серьезны. Пионерский отряд должен воспитывать ученика, а не унижать его достоинство несправедливым решением…
