Эдуард Веркин - ЧЯП
– Слезай!
– Сейчас!
Царяпкина достала из рюкзачка небольшую пачку листовок и тут же разбросала их с паровоза им. Чумбарова-Лучинского. Синцов хотел поймать листовку, сохранить ее в качестве документа эпохи, но бумагу подхватил ветер и разнес по площади, искусство отправилось в массы.
– Прекрати! – несколько с запозданием крикнула Царяпкина-старшая, но поздно, поэтическое засорение уже свершилось.
Царяпкина стала слезать с паровоза, а ее мать принялась ловить листовки из воздуха и поднимать их с асфальта.
Царяпкина-младшая, завидев это, соскочила с паровоза и принялась убеждать мать листовки не собирать. Начался скандал, который Синцов тоже немного поснимал. Однако столь явно присутствовать при семейных разборках он счел неприличным, выключил камеру и отправился с площади прочь, прикидывая – не пойти ли на самом деле на реку? Духовной пищи он сегодня уже снискал, можно было бы и отдохнуть. А потом уж и к Грошеву.
Синцов двинулся по направлению к реке по тропинке под липами. Через полквартала за спиной послышались шаги и глухой звук бумкающей по тощим лопаткам гитары. Его догоняла Царяпкина, явно догоняла. Но Синцов решил гордо не оборачиваться.
Царяпкина обошла слева, почти протиснулась между Синцовым и репьями, росшими вдоль забора, забежала вперед, остановилась перед Синцовым.
– А я тебя знаю, – сказала Царяпкина. – Ты вчера у Чяпика сидел.
– Сидел, – согласился Синцов. – А что?
– Да так, ничего, – хмыкнула Царяпкина. – Просто интересно. С виду приличный человек…
Она чуть отошла в сторону, оглядела Синцова, скептически поморщилась.
– Нашел с кем связаться. С Чяпом.
Царяпкина ехидно цыкнула зубом.
– А почему с Чяпом? Он ведь Грошев…
– Он Чяп. Не Чам, не Чом, не Чум. Чяп.
В подтверждение этого Царяпкина несколько раз хищно щелкнула зубами, словно откусывая от воздуха.
– Чяп, мироед и кровопивец.
Понятно. Чяп так Чяп.
– Вообще-то ЧЯП – это аббревиатура, – сказала Царяпкина. – Чеченская Республика, Ямало-Ненецкий автономный округ и Пермский край. Это монеты такие разноцветные, видел, наверное.
– Ага.
– Так вот, эти три монеты, – они очень дорогие. Их в две тысячи десятом отчеканили, и тогда они почти ничего не стоили. А сейчас вздорожали уже не в разы, а на порядки. А у Грошика чуйка, как у свиньи на трюфели. Он как-то тогда понял, что эти монеты подорожают, – и накупил их побольше. И своему дружку Лбу понасоветовал купить. Вот теперь они их и продают потихоньку.
– Забавно…
– Этот ЧЯП до сих пор дорожает, – сообщила Царяпкина. – Так что Грошик человек весьма небедный. Родителей каждую осень в Тунис отправляет, машину им купил. Короче, он этому ЧЯПу всем своим доходом и обязан. Поэтому когда история эта прояснилась, его так все и стали называть – Чяп. Его и в школе так зовут, кстати, уж и имя настоящее позабыли, Чяп и Чяп. Я ему даже фамилию предлагала поменять – на Чяпов, но он отказался. Такая вот история.
История Синцову понравилась, он любил такие. В которых люди вот так на ровном месте богатеют. Приятно всегда представить, что на месте этого внезапно разбогатевшего человека мог оказаться ты.
– Был нормальный парень Петя Грошев, но потом его Чяп поглотил совершенно, – объявила Царяпкина. – И ничего, кроме денег, он уже не видит. Люди гибнут за металл, короче. Поэтому тебе и говорю – приличным людям с Петенькой лучше общаться как можно меньше, а то заразиться легко. Так что я тебя предупредила, потом ко мне никаких претензий.
– Хорошо.
Царяпкина достала из-за спины гитару и прямо на ходу спела политическую частушку про немытую Россию, про бояр, про опричников и народ, который всегда безмолвствует и точит, точит помаленьку бунтарский топор.
– А кто такой Чумбаров-Лучинский? – спросил Синцов. – Давно хотел узнать…
Но перед тем, как ответить, Царяпкина спела еще одну частушку, на этот раз про местную элиту, погрязшую не просто в банальной коррупции, но еще и в непроходимой нравственной заскорузлости.
– Чумбаров-Лучинский? Это друг братьев Дятловых.
Царяпкина произнесла это с пафосом, так, словно Чумбаров-Лучинский был другом не Дятловым, а по крайней мере Чарлзу Дарвину.
– Он вернулся с Гражданской войны на одной ноге, но все равно работал путевым обходчиком. Только тяжелый труд не погасил в нем тягу к прекрасному, он один в годы разрухи и нужды смог разглядеть искру самобытного таланта.
Как из книжки говорит, отметил Синцов. Может, так и есть, а может, и сочиняет. Каждый хочет въехать в вечность на плечах Чумбарова-Лучинского.
– Чумбаров-Лучинский сам фигура, в моей студии его Громыкин изучает. У нас вообще все расписано, каждый изучает какого-либо известного земляка и пишет про него исследование. Остальные…
– Кстати, а остальные почему не пришли? – спросил Синцов. – Ну, товарищи твои? Дятловцы?
– Так получилось, – уклончиво ответила Царяпкина. – Кто в лагерь уехал, у некоторых вывих…
– Понятно.
– Что понятно? Ты знаешь, сколько нас осенью собирается?! На день рождения Дятловых? Некуда яблоку на площади упасть. Телевидение приезжает из области. Их усадьбу в список культурного наследия России включить собираются! Просто… Просто сейчас лето, народу мало вообще.
– Осенью меня же здесь не будет.
– Не загадывай, – Царяпкина хрустнула шеей. – Загадывать – слишком самонадеянно…
– Да меня к августу уже здесь не будет, – заявил Синцов.
– Жаль. В августе «Анаболики» приезжают, – сообщила вдруг Царяпкина с неожиданной гордостью.
– Кто приезжает? – не расслышал Синцов.
– «Анаболик Бомберс», – непонятно пояснила Царяпкина. – Не слыхал, что ли?
– Нет…
Царяпкина презрительно поморщилась.
– Это как «ГрОб» и «КиШ», только еще не померли, – снова пояснила Царяпкина.
Про «ГрОб» и «КиШ» познания у Синцова имелись несколько обширнее, во всяком случае, на стенах подъезда и про первых, и про вторых он читал много хорошего.
– Рок-н-ролл вообще мертв, – сообщила Царяпкина с прискорбием. – Сдох и стух. Я тут ездила на Кипелова в область, знаешь, кто на концерте был?
– Нет.
– Одни старперы, – вздохнула Царяпкина. – Пузатые дядьки и толстые тетки в очках. Полный зал пузатых дядек и толстых теток. Время безжалостно. Только «Анаболики» еще как-то поддерживают огонь на маяке. Ясно?
– Ясно. Огонь на маяке.
– У них есть две песни на стихи братьев Дятловых, кстати. «Запретные виноградари» и «Пиши в лесничество». Это ведь свидетельствует?
Царяпкина поглядела на Синцова с пристрастием.
– Свидетельствует, пожалуй, – согласился он.
– Это свидетельствует, что братья Дятловы сильно опередили свое время. У них была статья «Контринтеллигенция: схватка с грядущим хамом». Так вот, «Анаболики» как раз они.
– Кто они?
Какая-то у них странная манера здесь общаться, подумал Синцов. С недоговорками. Постоянно надо уточнять да переспрашивать, от этого начинаешь себя бараном чувствовать. Какие-то они тут стихийные нейролингвисты, того и гляди запрограммируют.
– Контринтеллигенты. Контринтеллигент – это двигатель общественного прогресса. Кстати, я хочу им и свои стихи показать.
Контринтеллигентам. Царяпкина достала из рюкзачка и продемонстрировала Синцову тетрадь – божью коровку.
– Конечно, это совсем не то… Но вдруг?
Царяпкина поглядела на Синцова с надеждой.
– Надо верить в себя, – заметил Синцов.
– С этим согласна. Я вот в себя верю. А твой приятель Чяпик нет. Он в себя не верит, он верит в…
Царяпкина замолчала и остановилась. Синцов тоже остановился, из вежливости.
– Он вообще ни во что не верит, – сказала Царяпкина. – Не верит, только делает видимость. Чяп – это мастер надувания щек. Он их уже до такой степени надул, что самого давно не видно.
– Ну, я не знаю…
– Ладно, мне направо, – сказала вдруг Царяпкина. – Бывай, дружочек.
– Пока.
– Пока-пока. А этому своему Грошику так и скажи – пусть ко мне не подлизывается, я его не прощу. Никогда.
И Царяпкина удалилась направо, сильно напоминая со спины свою мать.
До реки было недалеко, километра два. Синцов решил срезать, свернул на узенькую улочку.
Синцов свернул на улицу и сразу наткнулся на Грошева. Грошев сделал вид, что это произошло случайно, изобразил удивление, но потом, видимо, постеснялся врать, что он просто проходил себе мимо.
– А я как раз хотел на площадь заглянуть, – сказал он. – Бросить взгляд на бесноватых. Сколько их в этот раз было? Сама Царяпкина и парочка сумасшедших?
– Почти, – ответил Синцов. – Только без сумасшедших. Царяпкина соло.
Грошев рассмеялся.
– Жаль, – сказал он. – С сумасшедшими бывает веселее.
– Наверное. Она сказала, что у ее сторонников вывих…
– Это у нее вывих, – Грошев выразительно постучал пальцем по лбу. – Она все не уймется. Их пару раз закидывали яйцами, но потом махнули рукой – что на дураков продукты переводить. Так что теперь Царяпкина в одиночестве развлекается.
