Михаил Штительман - Повесть о детстве
Может быть, следовало просто отодрать Семку за уши. Но что бы он доказал этим? Свою слабость? Нет, конечно, очень хорошо, что он сумел сдержать себя и даже бросил три гривенника этому шалопаю. Хорошо, и нечего об этом больше думать.
Но, придя домой, Гозман опять вспомнил о своем новом служащем. Сын купца Мотл сидел на подоконнике и с торжествующим видом вырывал крылышки у мух. Ловил он их очень ловко, умело и хитро, и видно было, что не первый день эта охота увлекает мальчика.
— Что ты там делаешь? — крикнул Гозман.
Мальчик вздрогнул, медленно сполз с окна и подошел к отцу, продолжая сжимать в кулаке злую, жужжащую муху.
— Ну-ка, скажи мне, о чем ты думаешь?
Мотл ухмыльнулся и, взяв отца за руку, осторожно подвел его к столу. В перевернутом кверху дном стакане кружился серенький паучок.
— Сам поймал, — тихо сказал Мотл, точно боясь голосом спугнуть паука, — сам!
Отец с тоскливым недоумением взглянул на сына и без всякой надежды на получение ответа спросил:
— Если в местечке провинился единственный банщик и его надо посадить в тюрьму, как быть, Мотелз?
— В нашем местечке? — переспросил Мотелз.
— В нашем, вашем, — закричал отец, — ну какая разница! — и вышел к себе в комнату.
Он сел в большое, глубокое кресло и с горечью подумал, что всю жизнь он мечтал увидеть на вывеске надпись: «Гозман и сын», а сын вот… И чем больше размышлял он о сыне, тем больше злился на Сему, как будто тот был всему виной.
На другой день, войдя в магазин, хозяин столкнулся лицом к лицу с мальчиком, и, хотя Гозман увидел Сему сегодня лишь в первый раз, он с непонятной раздражительностью прикрикнул:
— Что ты все время крутишься под ногами!
Старый Нос удивленно поднял брови, но промолчал и отошел в сторону. В течение всей недели Гозман избегал мальчика и, встречаясь, старался не смотреть ему в глаза. Но все же хозяина тянуло затеять с мальчиком разговор: еще теплилась надежда, что ответы его были лишь случайно хорошими ответами. Сглупи Сема хоть раз — и к нему вернулось бы расположение хозяина, но всего этого, как назло, не знал Старый Нос.
Гозман спрашивал у приказчиков, как работает мальчик, нарочито холодным и равнодушным голосом, надеясь услышать хоть одну жалобу. Но приказчики были довольны.
Хозяин посылал Сему делать кое-какие покупки для дома, ненужные покупки, желая проверить его честность. Но Сема аккуратно приносил сдачу — точно, копейка в копейку. Так неожиданно нарушил Старый Нос душевное равновесие старого купца.
Однажды, заметив, что Сема сидит со скучающим видом на лесенке, Гозман, притворно улыбаясь, спросил его:
— Где же твои веселые глаза?
— В моих глазах, — ответил Сема, — как раз столько веселья, сколько полагается на рубль, который мне дают.
И опять ответ этот разозлил хозяина, и опять оторопевшие приказчики, разинув рты, стояли вокруг. Надо было чем-то отбрить дерзкого мальчишку, но Гозман не нашелся, и деланная, деревянная улыбка появилась на его лице. Еще больше, чем раньше, хотелось ему осрамить мальчишку, уличить его в чем-то грязном и нехорошем, но повода не было. «Выгнать его ко всем чертям! Взялся на мою голову», — думал хозяин. Но он слишком хорошо знал, какие длинные и злые языки у приказчиков, и боялся подвергать себя бессмысленному риску…
Задумчиво чертя какие-то кружочки на листе бумаги, слушал Гозман очередной доклад конторщика Менделя.
Когда Мендель кончил, хозяин неожиданно спросил его:
— Как тебе нравится этот голоштанник?
Смекнув, о ком идет речь, Мендель предложил:
— Надо позвать его бабку.
Но Гозман отрицательно покачал головой:
— Хорошее дело! Ты что думаешь, я не могу справиться один с этим юнцом? Или я его выучу, или я его выгоню.
И с новой злобной энергией принялся хозяин осаждать мальчика туманными и путаными вопросами. Приказчики, которым и раньше приходилось испытывать на себе странные упражнения Гозмана, не видели в этом ничего хорошего.
— Изведет ребенка! — со вздохом говорил старый приказчик Яков. — Лучше б уж дрался. Меня в детстве колодкой били — и то легче.
* * *Сему злили эти нападки. Он ходил по магазину, выкатывал ящики, вытирал пыль, сортировал обувь с постоянным чувством нервного ожидания, что вот, может быть, сейчас его окликнет хозяин и спросит… Впрочем, бывали дни, когда Гозман забывал о Семе, но он умел, добрый хозяин, нагонять упущенное…
— Мальчик, к магазину подъезжает помещик. Знаешь, как дверь открыть?
Сема смущенно смотрел на хозяина. Пыльная тряпка дрожала в его руке. Он не знал, как открыть дверь.
— Болтать мастер, — надменно сказал Гозман, обрадованный растерянностью мальчика, — к делу не принюхиваешься. Мендель, сбрось гривенник.
Сема улыбнулся.
— Что ты скалишь зубы? — опять рассвирепел хозяин. — Позор таких вещей не знать!
Он остановился, ожидая просьб, признаний, но Сема продолжал стоять молча и с вызывающим вниманием пристально смотрел в глаза господина Гозмана.
— Что ж ты молчишь? — прошептал Мендель. — Скажи: «Буду стараться». Ну?
Сема ничего не сказал. Хозяин повернулся на каблуках и быстро пошел к конторке.
СЕМУ УЧАТОднажды, придя на службу, Сема встретился с Пейсей, Эта встреча удивила его.
— Ты что здесь делаешь?
— Я? — сухо переспросил Пейся. — То же, что и ты!
— Вот как! — удивился Сема. — Фрайман устроил?
— Фрайман. Только ты, пожалуйста, ко мне не приставай!
— К тебе? Да на что ты нужен?!
В первый же день Пейся заслужил неприязнь служащих. Все время торчал он возле конторки, угодливо и заискивающе глядя на хозяина. Насмешки Гозмана не обижали его: он льстиво улыбался и покорно кивал головой.
— Дурак ты! В хедере на тебя плевали и здесь плюют, — с искренним сожалением сказал Сема.
— Оставь ты меня! — нахмурился Пейся. — Что ты мне — опекун, что ли? Как меня учили, так я и делаю!
Яков насмешливо взглянул на спорщиков и, подойдя к Пейсе, серьезно сказал:
— Приказчиком быть хочешь?
— Очень хочу! — вздохнул Пейся.
— Стараться надо!
— А я стараюсь.
— Мало. Больше надо!
— А что еще? — с любопытством спросил Пейся.
Но ему не ответили. Пейся обиженно сжал свои тонкие губы и отошел в сторону.
— Когда так начинается — это плохо… — задумчиво сказал Яков.
— Почему? — спросил Сема.
— Может быть, и хозяином будет, а человек из него не выйдет. Низко голову гнет… А под тебя подкоп, — тихо добавил он. — Жди, выгонят!
— Мальчик! — послышался голос хозяина. — Мальчик!
Едва Сема успел повернуться, Пейся уж влетел в конторку.
Через минуту он вышел оттуда с сияющим лицом и, пряча в карман голубой конверт, гордо сказал:
— Велел письмо отнести. Гривенник за дорогу! Во-о!
— Ну и что? — холодно спросил Сема.
— К раввину письмо. И раввин за дорогу даст. Два гривенника будет!
— А ты его в плечо поцелуй. Пятак прибавит!
— Дурак! — зло проговорил Пейся и выбежал на улицу.
* * *— Не умеешь ты жить, — сказал Семе конторщик Мендель, глядя на его залатанную куртку.
— Почему?
— Уж я не знаю. Хозяина почитать надо. О, это великая вещь — хозяин! Всех нас кормит.
— Ну, не даром же?
— Ясно, что не даром. А не захочет — бросит кормить. Другие найдутся. Хозяин — великая вещь. Если б ты понимал!
— А я понимаю.
— Ой нет! — вздохнул Мендель. — Что ты понимаешь? Если б ты понимал, ты бы немножко зажал себе рот. Сегодня ты мальчик, а завтра ты писец, а послезавтра ты приказчик. С головой — компаньоном стать можно!
— А я все делаю. Что прикажут — делаю.
— «Делаю»! — повторил Мендель. — Важно ведь, как делаю. Делать надо с улыбкой, с удовольствием, с почтением, тихо, как приличные люди. Вот возьми этого Пейсю, разве он умнее тебя?
— Ну?
— Ну и ну. Он уже получает не рубль, а два рубля.
— За что же это, — возмутился Сема, — за что? За то, что голову гнет и глаза веселые. Это мне нравится! Рубль прибавили!.. Ты что же, побоялся сказать? — обратился он к Пейсе. — Знаменитые секреты!
— А я тебе доносить должен! — огрызнулся мальчик. — Я же не такой шмендрик, как ты. Мне еще прибавят!
Но Сема не мог уже слушать. «Это не по правде, — говорил он себе, — не по правде, разве я меньше делаю? Так почему же ему да, а мне нет? Вчера ящики таскать — у Пейси живот болел, а рубль — ему. Почему же ему?»
Хозяин подошел к стойке и заговорил о чем-то с Яковом. Сема, неловко потолкавшись, тихо сказал:
— Господин Гозман, можно мне спросить?
Хозяина приятно удивил этот вежливый тон, и он недоуменно пожал плечами:
— Отчего нет, спрашивай!
— Почему ему да, а мне нет?
— Что ты говоришь, я не понимаю?
— Почему Пейсе…
