Альваро Юнке - Мужчины двенадцати лет
— Ты упал? Как же ты упал? Почему ты упал? Ты себе ничего не повредил?.. Нет? Ах, бедненький!
От этих утешений мальчик заревел еще пуще.
— Что случилось? А вы разве не видели, что ребенок упал?
Это сказала сеньора, обращаясь к Клаудио.
Он ответил:
— Я поднял его.
И собирался рассказать, как все произошло. Но в эту минуту подошел садовник, а с ним его внучек, который испуганно прижимался к деду, словно стараясь укрыться в его тени и все еще продолжая сжимать своими маленькими пальцами крылышко злополучной бабочки. Увидев его, хозяйский сын закричал:
— Это он меня толкнул! — и заплакал громче прежнего.
— Ах!
— Ох!
Это вскрикнули разом сеньора и садовник, в то время как одна угрожающе наступала на виновного, а другой угрожающе схватил его за воротник. Малыш выпустил бабочку. Клаудио видел, как она упала, словно маленькая желтая бумажка, затрепетала, пытаясь улететь, как будто ветер, пробежав по бумажке, оживил ее на краткое мгновение; потом, уронив крылышки, неподвижно застыла на тропинке…
Он отвернулся, чтобы не глядеть на нее, и подошел к группе людей, столпившихся на месте происшествия. Теперь плакал внучек садовника, а дед безжалостно бил его под равнодушными взглядами остальных.
— Эй, не бейте его так, не бейте! — крикнул Клаудио и шагнул вперед.
— Ах, не бить его? — взвизгнула сеньора. — Ах, не бить его за то, что он толкнул моего сына? За то, что мой сын упал и ушибся?..
Няньки, служанки, гувернантки — все дружно обрушились на Клаудио, на человека, мешающего совершению справедливого суда:
— Еще чего не хватало!
— Не бить его? Вот еще!
Клаудио пришел в бешенство.
Кровь, эта самая его кровь, которая была, наверно, очень красной и очень горячей, более красной и более гооя-чей, чем кровь окружавших его людей, зажгла румянцем гнева его щеки; она застучала в его висках, заливая кипящими волнами его глаза и звоном наполнив его уши. На краткое мгновение он еще сумел совладать с собой, успев взвесить на весах своей совести тайный страх за собственное благополучие (ведь он так много страдал и так боялся, что придется страдать снова!) и жажду восстановить справедливость. Он подумал: если я заступлюсь за малыша, меня выгонят на улицу — катись снова, как перекати-поле… Он перевел дух. Смолчать?.. Секунду он колебался. Всего только секунду. Кровь его стучала в висках, кровь его требовала справедливости. Слепой от душившего его яростного гнева, он рывком бросился вперед, оттолкнув тех, кто стоял на его пути, и крикнул:
— Не смейте! Не смейте!..
Тем временем садовник уже выпустил своего внука и теперь толкал его к хозяйскому сыну, приказывая:
— На колени! На колени!
Проси прощения! На колени!
— Не смейте! Не смейте!.. — снова закричал Клаудио и вырвал малыша из рук деда. — Не смейте! Это несправедливо! Не смейте! Я все видел. Он не толкал вашего сына! Ваш сын врет! Ваш сын бежал за этим мальчиком, бежал, чтобы отнять у него бабочку, и упал. Он сам упал, никто его не толкал. Он врет!
Все это вранье!.. Я не позволю больше бить этого мальчика!
Пусть только кто-нибудь попробует тронуть его еще раз!..
Он угрожающе обвел взглядом всех присутствующих. Никто не пошевелился, но сеньора принялась кричать:
— Ах ты, негодяй, ах ты, бездельник! Так ты платишь моему мужу за все, что он для тебя сделал? Да?.. Ну я тебе покажу! Немедленно вон из моего дома, сию же минуту!.. Роберто, Роберто!.. Позовите Роберто!
Пять слуг бросились было на поиски судьи. Но он уже сам спешил к месту происшествия, привлеченный криками своей жены.
— Немедленно выгони на улицу этого мошенника! Видишь, как он платит тебе за все, что ты для него сделал? Он оскорбил меня! Вон, вон сию же минуту! Пусть ни секунды здесь не остается, ни секунды! Вон!
Клаудио, продолжая держать за плечо избитого малыша, взглянул на судью. Он ждал справедливого суда. Он хотел говорить, объяснить все, но на искаженном лице судьи он заранее прочел свой приговор — ждать справедливости было бесполезно. Куда девалось спокойное выражение, чистый взгляд, так поразившие Клаудио, когда он впервые увидел судью? Но Клаудио все еще ждал. Неужели все, даже этот человек, который когда-то поступил с ним хорошо, будут так жестоко несправедливы к нему?
Судья сказал:
— Забирайте свои пожитки и уходите!
Клаудио выпустил плечо малыша, которому уже не нужна была его защита. Теперь он сам нуждался в защите, и он попытался защищаться:
— Я не оскорбил сеньору. Сеньора врет!
— Вон отсюда, немедленно вон, на улицу!
Нет, судья совсем был не похож на того спокойного человека с голубыми глазами! Теперь он кричал, и лицо его было красным от злости. Клаудио понял, что сделал промах: его слова только обидели судью и еще больше разозлили. Оказывается, иногда, чтобы говорить правду, тоже нужно хитрить. Он понял, что пропал. Судья продолжал кричать:
— На улицу, вон отсюда, а то я прикажу принести палку! Я тебя в тюрьму упрячу!
Он говорил Клаудио «ты»! Он тоже теперь обращался с ним, как с собакой! Мальчик медленно пошел прочь, опустив голову, подавленный обрушившейся на него бедой.
Сеньора крикнула ему вслед:
— Неблагодарный!
Это слово словно камнем ударило его. Он остановился, плачущий, возмущенный. Умоляющим голосом он запротестовал:
— Нет, я не неблагодарный!.. Сеньор, выслушайте меня! Выслушайте, сеньор судья!
Но судья завопил:
— Вон отсюда! Вон!
Клаудио почувствовал, что силы оставляют его. К чему спорить? Он отвернулся и пошел от дома судьи, медленно, сгорбившись, словно нес на спине какую-то огромную тяжесть. Словно? Нет, он на самом деле нес ее! Сидя верхом на худеньких плечах четырнадцатилетнего мальчика, ехало страшное чудовище — несправедливость… Он медленно плелся вдоль по улице, катился, катился все дальше и дальше, как ком сухой травы… перекати-поле!
Все дальше и дальше уходил он… Но вот внезапно остановился, прислушиваясь.
— Простите, мальчик! Я больше не буду, мальчик!
Это был голос садовника. И вслед за ним послышался дрожащий голосок его маленького внука, который повторял:
— Простите, мальчик! Я больше не буду, мальчик!
Чтобы не слышать этого голоска, Клаудио бросился бежать.
МАРТИН НИЧЕГО НЕ УКРАЛ!
Мартин и все другие дети из их квартала прекрасно знали его. Это был большой черный кот с глазами, как две монетки, тихого и ласкового нрава. Ребята, проходя мимо, всегда наклонялись и гладили его по мягкой шерстке, а он выгибал спину и терся об их ноги с дружественным мурлыканьем. Так что, когда в то утро, о котором пойдет речь, внезапно раздалось отчаянное мяуканье, все детское население квартала переполошилось. Бедный Фалучо (так звали черного кота), он умрет с голоду! Какой ужас! Да, так и будет! Наверняка!
На третий день после того как хозяин уехал, по ошибке заперев Фалучо в пустой комнате, мяуканье стало раздаваться почти непрерывно и сделалось каким-то особенно жалобным. Это слабое, протяжное, жалобное мяуканье словно острый нож резало ребячьи сердца, несмотря на то что на совести некоторых мальчишек квартала лежало по нескольку кошачьих и собачьих жизней, загубленных во время многочисленных браконьерских вылазок. Но ведь Фалучо был такой тихий, такой добрый, такой приятный кот!..
Случилось нечто ужасное. Дело в том, что хозяин Фалучо был портной — полусумасшедший, вечно пьяный старик. По временам он уезжал куда-то и обычно запирал свою комнату, а кота оставлял соседке. Но на этот раз он забыл про кота, и бедняга Фалучо, оказавшись запертым в пустой комнате, подыхал от голода и жалобно мяукал, взывая о помощи. Ребята, дрожа от сострадания, собирались возле двери портного и разговаривали с Фалучо через замочную скважину. Кот отвечал им неизменным мяуканьем, которое, казалось, слышалось все более и более издалека: он слабел. Так прошло пять дней. Ребята ломали голову, обдумывая различные планы спасения затворника: взломать дверь, проделать внизу дырку, чтобы можно было просовывать ему мясо?..
Как-то вечером, подойдя к двери, ребята заметили, что мяуканье совсем стихает. Они поняли: близок конец. Но когда же вернется портной? Старый пьяница! Почем знать, может, он и совсем не вернется, свалился где-нибудь на дороге и помер?
Ребята не отходили от двери портного. Время от времени они окликали пленника:
— Фалучо! Фалучито!..
В ответ слышалось все то же печальное мяуканье. Ребятам казалось, что, пока они будут таким образом звать кота, а кот отвечать им, он не умрет.
— Это неважно, если он в этот раз помрет, — сказал один мальчик, самый маленький. — У кошки семь жизней — так пословица говорит. В этот раз он помрет, а потом опять воскреснет, а потом опять помрет… Пока он будет помирать семь раз, дедушка-портной вернется.
