Астрид Линдгрен - Пиппи Длинныйчулок
В аптеке стоял аптекарь и сортировал какие-то пилюли. Он собирался отсортировать еще всего несколько штук, потому что было уже поздно — время закрывать аптеку.
И тут у прилавка выросли Пиппи, Томми и Анника.
— Дай мне четыре литра рекалства, — попросила она.
— А какого лекарства? — нетерпеливо спросил аптекарь.
— Лучше всего такого, которое хорошо помогает от болезни.
— А от какой болезни? — спросил аптекарь еще нетерпеливее.
— Ну, которое помогает от коклюша, водяных мозолей, от боли в животе, кори, и если нечаянно далеко засунешь в нос горошину, и от других болезней. И еще хорошо бы, чтобы им можно было бы полировать мебель. Хорошего, настоящего рекалства!
Аптекарь ответил, что такого замечательного лекарства у него нет, что от каждой болезни есть свое лекарство. Но раз Пиппи назвала целый десяток болезней, он выставил на прилавок целый ряд бутылочек. На некоторых он написал «наружное», это значит, что этим лекарством можно только мазаться. Пиппи заплатила, взяла бутылочки, сказала «спасибо» и направилась к двери. Томми и Анника пошли за ней.
Аптекарь взглянул на часы и понял, что пора закрывать аптеку. Он запер за детьми дверь и подумал: как хорошо, что уже можно идти домой ужинать.
Пиппи поставила бутылочки возле дверей аптеки.
— Ой-ой-ой! Я забыла почти что самое главное! — воскликнула она.
Но дверь была заперта, и Пиппи изо всех сил нажала указательным пальцем на дверной звонок. Томми и Анника слышали, как громко он звенел в аптеке. Немного погодя приоткрылось специальное окошечко в дверях, через которое можно купить лекарство, если кто-нибудь сильно заболеет ночью. Аптекарь высунул голову в окошечко. Лицо у него слегка покраснело.
— Что тебе еще надо? — спросил он сердито.
— Извини, милый аптекарь, — сказала Пиппи, — но я вспомнила кое-что. Вот ты так хорошо знаешь все болезни, скажи, что лучше делать, когда болит живот: съесть горячий пальт или положить на весь живот мокрую тряпку?
Лицо у аптекаря покраснело еще сильнее.
— Исчезни! — закричал он. — Сию же минуту, иначе!..
Он захлопнул окошко.
— Господи, до чего же он злой! — удивилась Пиппи. — Можно подумать, будто я сделала ему что-то плохое.
Она снова позвонила, и аптекарь ну просто через несколько секунд опять показался в окошке. Теперь лицо его было ужасно красным.
— Может, горячий пальт тяжеловат для желудка? — спросила она, глядя на аптекаря добрыми глазами.
Аптекарь ничего не ответил, а просто с шумом захлопнул окошко.
— Ну ладно, — сказала Пиппи, пожав плечами, — тогда я попробую съесть горячий пальт. Если не поможет, он будет виноват.
Она уселась на ступеньки лестницы перед дверью аптеки и поставила в ряд бутылочки с лекарствами.
— Подумать только, до чего взрослые бывают неэкономными, — сказала она. — Вот здесь, дайте-ка мне сосчитать, восемь бутылочек, а ведь все эти рекалства прекрасно уместились бы в одной бутылке! Хорошо, что у меня самой есть хоть капля деревенской смекалки!
С этими словами она вынула пробки из всех бутылочек и слила все лекарства в одну. Потом она как следует встряхнула эту бутылку, поднесла ее ко рту и сделала несколько больших глотков. Анника, зная, что лекарства в некоторых бутылочках можно употреблять только как мази, немного испугалась.
— Ты что, Пиппи, откуда ты знаешь, что это лекарство не ядовитое?
— Это я узнаю, — весело ответила Пиппи. — Узнаю самое позднее завтра утром. Если я тогда останусь жива, значит, рекалство не ядовитое, значит, его можно пить даже самому маленькому ребенку.
Томми и Анника призадумались. Немного погодя Томми неуверенно и огорченно спросил:
— Ну, а если оно в самом деле ядовитое, что тогда будет?
— Тогда вы возьмете то, что осталось в бутылке, и будете этим полировать мебель в гостиной, — ответила Пиппи. — Ядовитое оно или нет, не зря же мы его покупали!
Она взяла бутылку и поставила ее в коляску. Там уже лежала куклина рука, паровая машина и воздушное ружье Томми и мешочек с красными конфетами — все, что осталось от вторых восемнадцати кило. А еще в коляске сидел господин Нильссон. Он устал и захотел, чтобы его везли.
— Между прочим, скажу я вам, что рекалство это очень хорошее. Я уже сейчас чувствую себя куда бодрее. А лучше всего чувствует себя мой хвост, — сказала Пиппи и завиляла своей маленькой попкой.
Потом она пошагала со своей тележкой на Виллу Вверхтормашками. Томми и Анника шли рядом с ней. У них чуть-чуть болели животы.
Пиппи пишет письмо и ходит в школу, хотя и совсем недолго
— Сегодня, — сказал Томми, — мы с Анникой написали письмо своей бабушке.
— Вот как, — откликнулась Пиппи, продолжая мешать в кастрюле ручкой зонтика. — Обед у меня сегодня будет — объедение! — Она сунула нос в кастрюлю — понюхать, хорошо ли пахнет. — Варить один час, сильно помешивая, подавать сразу без имбиря. Что ты сказал? Написали бабушке письмо?
— Да, — сказал Томми, он сел на дровяной ларь и стал болтать ногами. — И скоро мы обязательно получим от нее ответ.
— А мне никто никогда не пишет, — сказала Пиппи с досадой.
— Так ведь ты и сама никому не пишешь, — возразила Анника. — Нельзя получать письма, если не пишешь сама.
— И все это потому, что ты не ходишь в школу. А если не ходишь в школу, то и не научишься писать.
— А вот и нет, я умею писать. Я знаю целую кучу букв. Фридольф, матрос с папиного корабля, научил меня писать много букв. А когда не хватает букв, можно писать цифры. Честно, я умею писать! Только я не знаю про что. О чем пишут в письмах?
— Да ну, — ответил Томми. — Я всегда сначала спрашиваю бабушку, здорова ли она, и пишу, что я здоров. После пишу немножко про погоду и все там такое. Сегодня я еще написал, что убил в нашем подвале большую крысу.
Пиппи задумчиво мешала в кастрюле.
— Жаль, что мне никто не пишет. Все другие дети получают письма. Так дело не пойдет. Раз у меня нет бабушки, которая написала бы мне письмо, я могу писать сама себе. Вот возьму и начну сейчас же.
Она открыла печную заслонку и заглянула в печь.
— Если не ошибаюсь, здесь должна лежать ручка.
Ручка там лежала. И Пиппи взяла ее. Потом она разорвала пополам большой бумажный пакет и села за кухонный стол. Она сильно нахмурила лоб и выглядела очень серьезно.
— Не мешайте мне, я думаю, — сказала она.
Томми и Анника решили пока поиграть немножко с господином Нильссоном. Они по очереди снимали с него и надевали снова его маленький костюмчик. Анника попыталась уложить его в зеленую кукольную кроватку, где он обычно спал. Ей хотелось быть понарошку медсестрой. Томми будет доктор, а господин Нильссон — больной ребенок. Но господин Нильссон не слушался и вылезал из кровати, подпрыгивал до потолка и цеплялся за лампу хвостом.
Пиппи глянула на него одним глазом.
— Глупый господин Нильссон, — сказала она. — Разве больные дети цепляются хвостом за лампу? Во всяком случае, в нашей стране они этого не делают. Я слыхала, что в Южной Африке такое случается. Если у ребенка жар, его тут же подвешивают на лампу и он висит там, пока не поправится. Но ведь здесь не Южная Африка, ясно тебе?
Под конец Томми и Анника оставили господина Нильссона в покое и стали чистить лошадь скребницей. Когда они вышли на веранду, лошадь ужасно обрадовалась. Она обнюхала их руки, чтобы проверить, не принесли ли они ей сахара. Они не принесли ей ничего, но Анника тут же побежала и принесла несколько кусочков.
А Пиппи все писала и писала. Наконец письмо было готово. Конверта у нее не было, но Томми сбегал домой и принес ей конверт. Он дал ей также марку. Она старательно написала на конверте свое имя и адрес: «Фрёкен Пиппилотте Длинныйчулок. Вилла Вверхтормашками».
— А что ты написала в письме? — спросила Анника.
— Откуда мне знать? — ответила Пиппи. — Ведь я его еще не получила.
Как раз в эту минуту мимо Виллы Вверхтормашками проходил почтальон.
— Везет же мне иногда, — сказала Пиппи, — мне до зарезу нужен почтальон, а он тут как тут.
Она выбежала на дорогу.
— Будьте добры, отнесите это письмо сейчас же девочке Пиппи Длинныйчулок, — попросила она. — Это очень срочно.
Почтальон взглянул сначала на письмо, потом на Пиппи.
— А разве не ты Пиппи Длинныйчулок? — удивился почтальон.
— Конечно, я, а кто же еще? Что я, по-вашему, королева Абиссинии?
— Тогда почему ты сама не берешь это письмо? — спросил он.
— Почему я не беру это письмо? Что же, я сама должна его брать? Нет, это уж слишком! Что же, теперь люди должны сами себе носить письма? Для чего тогда почтальоны? Тогда их всех нужно отвезти на свалку. Ничего глупее я еще не слышала. Нет уж, мой мальчик, если ты будешь так работать, то никогда не станешь начальником почты, уж поверь мне!
