Люси Монтгомери - Энн в Эвонли
— Ох, Энн, впереди тебя ждет еще много горьких разочарований, — сказала Марилла, искренне считая, что этими словами утешает Энн. — Мне кажется, ты никогда не перерастешь свою детскую привычку бросаться с вершин восторга в бездны отчаяния.
— Это правда, я действительно так устроена, — с сожалением призналась Энн. — Когда я жду чего-то хорошего, я прямо взлетаю, как на крыльях, а потом вдруг — бух! — и лежу на земле. Но знаешь, Марилла, летать очень приятно, ведь в это время совсем не думаешь о падении. Пожалуй, полет даже стоит падения.
— Может, и стоит, — заметила Марилла, — но мне как-то приятнее ходить по земле без взлетов и падений. Однако каждый живет по-своему. Раньше я считала, что есть только один правильный образ жизни… Но с тех пор как воспитала тебя — а теперь вот еще и близнецов, — у меня возникли сомнения. А что ты думаешь о разбитом блюде?
— Наверное, заплачу ей двадцать долларов; хорошо хоть, что это не семейная реликвия, которую не возместишь никакими деньгами.
— А может, поищешь такое же и купишь?
— Вряд ли мне удастся найти в точности такое. Это очень старое блюдо, таких сейчас не делают. Вот и миссис Линд повсюду искала его для базара и не нашла… Посмотри, какая большая звезда висит над кленовой рощей. Знаешь, пока на свете есть такое небо и на нем сияют такие звезды, всякие мелкие неприятности и разочарования не так уж много значат, правда?
— А где Дэви? — спросила Марилла, равнодушно поглядев на звезду.
— В постели. Я обещала взять его завтра с Дорой в Дюны на пикник. Конечно, это должно было произойти в награду за хорошее поведение. Но он же старался хорошо себя вести… Мне жаль лишать его обещанного пикника.
— Утонете еще на этой плоскодонке, — проворчала Марилла. — Я вот живу здесь шестьдесят лет и ни разу не плавала по пруду.
— Что ж, — лукаво подначила Энн, — никогда не поздно начать. Поехали с нами. Запрем Грингейбл и проведем день на берегу залива, и прощайте все наши неурядицы!
— Нет уж, спасибо! — с негодованием отмела предложение Энн Марилла. — Хорошенькое будет зрелище: Марилла посреди пруда на плоскодонке. Представляю, что скажет Рэйчел. А вон мистер Гаррисон куда-то поехал. Как ты думаешь, Энн, это правда, что говорят, будто мистер Гаррисон ухаживает за Изабеллой Эндрюс?
— Я убеждена, что нет. Он просто заехал один раз к Хармону Эндрюсу по делам, а миссис Линд его увидела и тут же сочинила историю, будто он ухаживает за Изабеллой, потому что на нем был белый воротничок. По-моему, мистер Гаррисон никогда не женится. Он твердо настроен против брака.
— От старых холостяков никогда не знаешь, чего ждать. И я согласна с Рэйчел — белый воротничок вызывает подозрения. Раньше я его ни разу в нем не видела.
— Мне кажется, он надел его, чтобы успешнее провести сделку с Хармоном Эндрюсом, — предположила Энн. — Он как-то сказал, что на деловые свидания надо хорошо одеться, тогда твой партнер постесняется тебя надуть. Честно говоря, мне жаль мистера Гаррисона — не очень-то у него веселая жизнь. Скучно, наверное, не иметь ни единой близкой души, кроме попугая. Но мистер Гаррисон не любит, когда его жалеют… Да и кто любит?..
— Вон идет Джильберт, — заметила Марилла. — Если он тебя позовет кататься по пруду, надень теплую кофточку и резиновые сапоги. Сегодня вечером будет обильная роса.
Глава пятнадцатая
ПРИКЛЮЧЕНИЕ НА ТОРИ-РОУД
— Энн, — спросил Дэви, садясь в кровати и подпирая подбородок кулачком, — а куда девается сон? Люди видят сны каждую ночь, и я знаю, что это то место, где со мной случаются всякие истории, но мне хочется знать, где находится сон, как я туда попадаю и как возвращаюсь обратно — да еще в ночной рубашке. Где он живет?
Энн стояла на коленях у окна, глядя на заходящее солнце, похожее на огромный цветок с шафранными лепестками и ярко-желтой сердцевиной. Она повернула к Деви голову и мечтательно ответила:
— За лунными горами
В ущелье, полном мрака…
Поль Ирвинг понял бы ее, а если бы не понял, то истолковал бы эти строчки как-нибудь по-своему, но у Дэви был чисто практический ум и, как часто с отчаянием отмечала Энн, ни капли воображения. Поэтому ответ Энн вызвал у него только сердитое недоумение.
— Какую-то ты чушь несешь, Энн.
— Ну, разумеется, малыш. Разве ты не знаешь, что только очень глупые люди все время говорят разумные вещи?
— Могла бы дать разумный ответ, когда тебе задают разумный вопрос, — недовольно пробурчал Дэви.
— Ты еще слишком мал, вырастешь — поймешь, — сказала Энн, и ей тут же стало стыдно: сколько раз в детстве взрослые отделывались от нее той же отговоркой. Тогда она поклялась себе, что никогда не скажет ни одному ребенку, что он слишком мал и поймет, когда вырастет. И вот, пожалуйста… как часто теория расходится с практикой!
— Я уж и так стараюсь побыстрее расти, — сказал Дэви, — но очень быстро не получается. Вот если бы Марилла не жадничала и давала мне побольше варенья, я и рос бы быстрее.
— Марилла совсем не жадная, — сурово одернула его Энн. — Говорить такие вещи могут только неблагодарные мальчики.
— Есть какое-то слово, которое значит то же самое, но звучит не так обидно. — Дэви нахмурился от усилия припомнить нужное слово. — На днях Марилла сама это про себя сказала…
— А, ты имеешь в виду «экономная». Но это же совсем другое дело. Быть экономным — очень полезное качество. Если бы Марилла была жадной, она никогда бы не взяла вас с Дорой. Как бы тебе понравилось жить у миссис Виггинс?
— Ой, совсем не понравилось бы! — Тут у Дэви не было никаких сомнений. — Да я и к дяде Ричарду не очень-то хочу ехать. Мне бы хотелось всегда жить здесь, даже если у Мариллы это… как его… это полезное качество. Я хочу жить с тобой, Энн. Расскажи мне сказку на ночь, пожалуйста. Только не слюнявую сказку для девчонок, а чтобы в ней были битвы, чтоб там стреляли и убивали и был бы пожар… в общем, чтоб она была интересной.
К счастью для Энн, в эту минуту Марилла крикнула из своей комнаты:
— Энн, Диана там сигналит из окошка! Поди узнай, что ей надо.
Энн побежала в свою комнату и увидела, что в окне Дианы мелькает свет — по пять вспышек кряду. Согласно еще их детской договоренности, это значило: «Приходи быстрей, мне надо сказать что-то очень важное». Энн накинула на голову белый кружевной платок и поспешила на ферму Барри.
— У меня для тебя хорошая новость, — сообщила Диана. — Мы с мамой только что вернулись из Кармоди, и в магазине мистера Блэра я встретила Мэри Сентнер из Спенсервейла. Она говорит, что у сестер Копп, которые живут на Тори-роуд, есть такое же блюдо с синим узором из ивовых веток и что они, наверное, согласятся его продать: мисс Копп еще ни разу не отказывалась что-нибудь продать, если находился покупатель. Кроме того, в магазине Весли Кисона в Спенсервейле тоже есть блюдо, но Мэри не уверена, что оно в точности похоже на то, которое разбил Дэви.
— Завтра же едем в Спенсервейл, — заявила Энн. — Если мы купим блюдо, у меня просто камень с души свалится. Представляешь, послезавтра мне надо ехать в Шарлоттаун, и как я покажусь на глаза тете Жозефине? Это, пожалуй, даже хуже, чем когда мы прыгнули к ней в постель…
На следующий день девушки отправились на поиски блюда. До Спенсервейла было десять миль, и поездка оказалась не слишком приятной. Стояла страшная жара, дождя не было уже шесть недель, и дорога покрылась толстым слоем пыли, которая облаком окутывала девушек.
— Хоть бы дождь пошел, — вздохнула Энн. — Все сохнет. На поля смотреть жалко, а деревья, кажется, тянут к небу ветви, моля о дожде. В сад зайдешь — сердце сжимается. Да что сад — у фермеров урожай гибнет. Мистер Гаррисон говорит, что на его пастбище не осталось ни травинки и ему совестно смотреть в глаза своим голодным коровам.
Наконец — усталые, все в пыли — девушки приехали в Спенсервейл и повернули на Тори-роуд, которая была даже не дорогой, а просто колеей в траве. Видимо, тут очень мало ездили. По обе стороны густо росли молодые ели, а за ними кое-где проглядывали поля или вырубки, заросшие кипреем.
— Почему эту тропинку назвали Тори-роуд? — спросила Энн.
— Ее провели, когда у власти были тори — чтобы, наверное, не говорили, будто они не сделали ничего полезного. На ней никто не живет, кроме сестер Копп и старика Боветта на другом конце. Кстати, он сторонник либеральной партии.
Отец Дианы был либералом, а Марилла и Мэтью — убежденными консерваторами. Поэтому Энн и Диана никогда не говорили о политике.
Но вот перед девушками предстал дом сестер Копп. Чистотой и опрятностью он мог соперничать даже с Грингейблом. Он стоял на склоне холма, вследствие чего под фасадом был высокий каменный фундамент. Дом и все постройки во дворе слепили глаза своей белизной, а в аккуратном огороде, обнесенном белым заборчиком, не было видно ни одного сорняка.
