KnigaRead.com/

Софья Шиль - История Мурочки

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Софья Шиль, "История Мурочки" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Квартет был озабочен. Хотели устроить сюрприз Доротее Васильевне: приближался день её рождения. Много было разговоров в большую перемену в гимназическом зале, а вечером в общежитии, и, наконец, «Комар» придумал такой сюрприз. В виду того, что на елке особенно удались цветы, «Комар» предложил сделать множество роз, маков, ромашек и из них сплести гирлянды; гирляндами этими украсить комнату Теи.

Итак, все согласились и принялись за дело. Из других классов приносили большие ко робки с пышными бледными, и яркими розами; смотрели, сравнивали, придумывали новые цветы.

Весь класс интересовался ими, одни только «грачи» глядели с пренебреженьем.

— Нашли, кого обожать! — презрительно засмеялась Костырина. — Я понимаю, Андрея Андреича или Евгенью Саввишну, а то немку ка кую-то!

— Не какую-то, а умную и добрую, — воскликнула Мурочка.

— Чем же она так добра и умна? Просто фрейлейн, и больше ничего, — сказала Софронович. — Все равно, как бонна.

Люсенька подняла голову и промолвила краснея:

— Даже не верится, что это говорит гимназистка.

— Почему же не верится?

— Так могут думать только необразованные какие-нибудь. Доротея Васильевна трудится, учит нас, уже не говоря о том, что она о нас заботится и ласкает, как родная.

— Из-за денег и учит и ласкает.

— Оставь их! — вскричала Грачева. — Они там все в общежитии заискивают, ужасные подлизы… Зато им и делают поблажки.

— Заискивают? — вскричала Валентина, сдвинув грозно брови. — Кто это видел?

— Какие поблажки нам делают? Говорите! — сказала Люсенька.

— Да уже мы знаем, — отвечала Софронович.

— Что вы знаете?

— Пусть Тропинина скажет, бегала она к ней ночью, спасаясь от привидений, или нет?..

Все обернулись, а Мурочка вспыхнула до ушей и пробормотала смущенно:

— Я была больна!

— Ага! Значит, правда, — засмеялась Костырина.

«Откуда только они проведали?» — думала Мурочка.

А Грачева насмешливо сказала:

— И в классе противно смотреть, как вы лезете вперед, чтоб отличиться перед ними.

— Перед кем?

— Да вот, француженкой и немкой. И позволяете им говорить «ты». Очень нужно.

— Они нас видят целый день, — сказала Люсенька, — мы гуляем вместе и проводим вечера. Что же тут дурного, если они говорят нам «ты»? Нам это нравится.

— Нравится потому, что стараетесь подделаться!

— Если б моя немка сказала мне «ты», моя мама сейчас рассчитала бы ее, — сказала небрежно Андреевская.

— «Валентин, переведи рассказ»! — передразнила Костырина француженку да так похоже, что все рассмеялись.

— Как вы смеете нападать на мою мать? — вскричала Лиза, чуть не плача от гнева. — Может-быть, она в тысячу раз лучше твоей и твоей!

Люсенька взяла Лизу за руку.

— Не кипятись, Лиза. Мы все уважаем твою мать.

— Главное, — продолжала Софронович, — все эти немки и француженки бегут к нам, едут в Россию, потому что у нас им хорошо живется, а дома нечего есть. Отчего русские туда не едут?

— Оттого, что мы не можем их учить. Наш язык им не нужен.

— Отчего же, скажите на милость, им не нужен русский язык? — спросила Костырина. — Мы-то ведь учимся их языкам, а они-то что же?

— Верно, русских книг еще мало хороших, что им не надо знать нашего языка, — отвечала Люсенька, а Валентина воскликнула:

— Ты забыла писателя Костырина!

Тут уже началось что-то невообразимое. Костырина бросила в Валентину грязной намокшей губкой, Софронович стала кричать: «Приютки! Приютки!» Грачева больно прибила Валентину, а Мурочка и Лиза полезли ее защищать.

На шум и крик пришла восьмиклассница и наказала весь класс сидеть после урока.

После урока неожиданно явилась сама Катерина Александровна и потребовала отчета, по чему ученицы наказаны. Перетрусили все и сказали, что подрались из-за цветов. Катерина Александровна задала им трудную арифметическую задачу и ушла, поручив восьмикласснице наблюдать за ними и доставить ей листки. Валентина исподтишка показала Грачевой кулак и погрозила. Но потом все должны были приложить внимание к задаче, и страсти улеглись.

С этой битвы не проходило дня, чтобы враждующие стороны не подпустили друг другу шпильки.

— Приютки! — говорили презрительно «грачи».

— Зубрилки! — отвечали те.

В квартете вошло в моду хвастать ленью и беспечностью. Даже Мурочка и та нередко являлась в класс, не заглянув в книжку. Они хотели показать, что и без зубренья они все запоминают. Они выходили решать задачу с беспечным видом и возвращались победительницами. На карте они бойко показывали моря, горы и реки, а потом громко говорили между собою, что и не раскрывали учебника, а только запомнили то, что рассказывала Евгения Саввишна. У Авенира Федоровича они лучше всех разбирали, а в диктовках ни у кого не было ни единой ошибки, потому что они списывали друг у дружки.

«Грачи» завидовали и мстили. Они хвастались тем, сколько времени потратили на приготовление уроков. Тетради велись с невероятной аккуратностью, и только на зло мадам Шарпантье во французских сажали большие чернильные пятна или протирали пальцем дырку. «Грачи» учили даже вперед и хвалились тем, что знают все, о чем речь будет еще только через неделю.

«Грачи» с небрежностью говорили о рисовании и занимались просто из снисхождения к Ивану Ивановичу. «Квартет» же вдруг воспылал необыкновенной любовью к искусствам (это было влияние той книги, которую прочла Люсенька), и, если бы послушать их, все четыре готовились стать знаменитыми артистками, славою и гордостью России: Валентина была уверена, что голос её со временем разовьется, и она будет петь, как Онегина; Люсеньке Сам Бог велел быть художницей (уже говорили об её будущих выставках), Мурочка должна была удивить весь свет своею скрипкой, а для Лизы Шарпантье оставалось еще одно благородное искусство — лепка и ваяние; она за обедом прятала в карман ломти мягкого черного хлеба и потом на досуге лепила из мякиша грибы.

Месть «грачей» была некрасива: Софронович доносила восьмикласснице, что в квартете постоянно списывают и подсказывают; Костырина язвила Валентину самыми обидными словами, а Грачева выдумала ей прозвище Хивря. (Она только что прочитала рассказ Гоголя.)

— Что, вчера, небось, шоколадом угощались? — ехидно спросила Софронович.

— Не ваше дело, — отвечала Лиза.

Действительно, накануне Доротея Васильевна угощала все общежитие. Праздник её удался чудесно. Комнатка, вся разубранная гирляндами цветов, была так хороша, что все учительницы из гимназии приходили смотреть, и сама Катерина Александровна пришла и любовалась изделиями своих девочек.

— Оттого и заискивают, чтобы раз в год их шоколадом угостили, — продолжала Софронович.

Мурочка со слезами на глазах воскликнула:

— Да перестаньте приставать к нам! Какое вам дело до того, что у нас в общежитии и кого мы любим? Это вас не касается!

— Пожалуйста, не заплачьте, — сказала Грачева. — Вы так жалостливы. Размазня!

— А я нахожу, лучше размазня, чем бессердечная.

Мурочка просто видеть не могла Грачевой, и все казалось ей противным в ней: и её круглые, тонкие брови, и румянец во всю щеку, и её смех.

Она еще теснее примкнула к своим и теперь уже не восставала, когда Валентина была слишком резка в своих насмешках.

— О, мне их нисколько не жаль! — говорила Валентина, когда Люсенька вступалась с укоризною. — Я веселю всех и себя, а им поделом. Что за гадость такая! Подсматривают, сплетничают, доносят… Мне Алексеева говорила, что Софронович вечно лезет к ней с доносами.

Какими способами они узнавали о том, что делается в общежитии, никто не мог понять; но оказывалось, что каждый поступок и каждое слово им известны.

В это время как раз случилось, что Машу, дочь Степаниды, прогнала белошвейка из-за того, что у девочки разболелись глаза. Степанида водила ее в больницу, и врач сказал, что она может ослепнуть, если будет еще работать в мастерской. Затужила Степанида: как быть с девчонкой? Маша плакала и этим еще более портила свои несчастные глаза. Гимназистки приняли живое участие в этой маленькой драме. Девочки собирались после обеда в большой столовой и толковали о том, как бы помочь Маше.

Начальница предложила Степаниде, не хочет ли Маша покамест исполнять должность судомойки. Но это могло быть только временным занятием, до приискания другого, настоящего. Маша не могла стать и кухаркой, потому что пар и жар от плиты тоже могли повредить её зрению. И Маша усердно мыла тарелки и чистила ножи и вилки и бегала в лавочку, как ветер, а Степанида вздыхала.

Однажды Валентина вернулась от матери в веселом возбуждении.

— Ну, кажется, уладила! — сказала она. — Теперь вопрос в том, согласится ли Степанида расстаться со своей дивчиной.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*