Худайберды Тухтабаев - Свет в заброшенном доме
– Дильбар… – зову я, чтобы отвлечься от чёрных мыслей.
Девочка едва догоняет меня.
– Хороший у вас детдом? Или наш был лучше?
– Здесь лучше.
– А кормят как?
– Четыре раза. И ещё на экскурсии водят, бывают встречи с фронтовиками…
Дильбар очень хорошая девочка, Зулейха любит её. Рабия тоже сильно привязалась к ней, называет сестричкой.
– Дильбар…
– Да?
– Ты очень умная девочка…
– Так уж и умная…
– Да. Вот когда ты вырастешь… – Я нарочно замолкаю.
– Что будет, когда вырасту?
– Я женю на тебе Султана, – улыбнулся я. Дильбар заалелась, засмущалась, что-то пробормотала и бросилась бежать. Я кинулся следом.
На сей раз мне повезло. Было воскресенье – вход к больным свободный. Большие красные покосившиеся ворота широко распахнуты. Сад переполнен больными и пришедшими их навестить родными.
– Ака! – раздался откуда-то голос. Вздрогнув, я оглянулся. Наша Зулейха! Она быстро шла навстречу нам, держа Рабию на руках. На голове белый платок, одета в длинный больничный халат. Ни дать ни взять взрослая девушка. О боже, до чего она на маму похожа! Будто мама и не умерла и сейчас вот бежит ко мне навстречу! Только молодая…
Когда между нами осталось несколько шагов, лицо Зулейхи вдруг сморщилось, из глаз брызнули слёзы.
– Не надо, брось ты, – проговорил я.
– Почему вы не приходили к нам?
– Я не знал, что вы в больницу попали.
– Рабия чуть не умерла.
– Ей теперь лучше?
– Ночью температура спала и она открыла глаза. – Зулейха сглотнула, смахнула ладонью слёзы. – Всю ночь она плакала, всё вас звала: «Ака, когда придёте, ака?»
– Дай её мне, – я взял сестру на руки, и – поверите ли? – всё у меня внутри перевернулось. Девчонка, которой вот-вот исполнится три годика, была легка, как шестимесячный ребёнок. До того похудела. Лицо жёлтое, шея тонюсенькая, на лбу морщиночки…
Мы присели на свободную скамейку, долго сидели, молча вздыхая. Дильбар чертила носком ботинка на земле, видно, вспоминала мою давешнюю шутку: глянет на меня искоса и улыбнётся, таинственно так. Зулейха смотрит на группу людей, которые что-то едят, не то дыню, не то виноград.
– Как там Султан? – поинтересовалась она.
– Ничего, – сказал я с деланным равнодушием, чтоб сестрёнка не узнала о его пропаже.
– А Усман? Опять небось похудел?
– Нет, он неплохо выглядит.
– Аман всё плачет?
– Он всё ещё верит, что тётя Русская скоро приедет и заберёт его.
– Ака… – сказала Зулейха виноватым голосом, – вы не принесёте что-нибудь поесть?
– Что тебе хочется?
– Хоть что… Всем что-нибудь тащат, глядеть не могу, как они едят… Рабия утром дыньки просила, потом ей захотелось персиков…
Рабия, оказывается, давно не спит, глядит на меня. Заметив, что я смотрю на неё, она тихо прошептала:
– Брат пришёл… брат…
Я ласково поцеловал её в щёчки, в потный лобик, она крепко обхватила ручонками мою шею.
– Ака, вы принесли мне винограду?
– Сейчас принесу. Тебе винограду хочется?
– И персиков принесите. Вот столько. – Рабия растопырила тоненькие пальчики.
– Хорошо, вот столько принесу! – Я тоже растопырил пальцы. Рабия до того обрадовалась, будто уже вдоволь наелась персиков, как-то свысока поглядела на Зулейху, знай, мол, наших.
Я молча поднялся со скамейки, вручил Рабию девочкам и направился к воротам. Сейчас же принесу сестрёнке кучу сладостей, и винограду, и персиков…
На толкучке
Только выйдя на улицу, я вспомнил, что в кармане у меня нет даже позеленевшего пятака. «Эх, дурак я, дурак, бегу, словно на базаре всё приготовили для меня, так и ждут, что я приду и заберу! Как бы не так. Что ж делать? Не у кого подзанять немного денег. Ни знакомых в этом городе, ни родных. Все чужие. Быть может, продать одежду? Вот это идея! Дни стоят жаркие, можно обойтись и без рубахи. Главное, обрадовать сестрёнку. Ей сейчас ох как нужно побольше есть винограду, дынь… Побыстрее встанет на ноги. Однако нет, рубаху продавать нельзя. У меня нет майки, а ходить по пояс голышом неприлично. Штаны тоже не продашь. Лучше всего, конечно, сплавить ботинки. Спокойно обойдусь без них, потому что я привычный. В кишлаке с весны до поздней осени ходил босиком».
Базар был в самом разгаре. Столько народу, что ни вперёд, ни назад не протолкнуться. Я снял свои ботинки, обтёр подолом рубахи, связал шнурки, закинул за плечо. Выбрал местечко попросторнее, стал, слегка приподняв плечо, чтоб получше был виден товар. Базар шумит, бурлит, тысячи людей заняты покупкой или продажей. Девочка чуть побольше Рабии требует от отца купить маленькие ичиги. Паренёк моего возраста расхваливает айран, черпает его ковшом и льёт узкой полоской обратно в ведро:
Это жизни начало.
Не пей что попало,
А только айран, айран, айран!
Жарко, я давно мучаюсь жаждой. Подошёл к пареньку, попросил тихонько:
– Дай стаканчик.
– Гони денежки, – протянул ладонь айранщик. Я порылся в карманах, будто бы ища деньги.
– А если рассчитаюсь после войны? – осторожно поинтересовался я.
– И айрану попьёшь после войны, – ответил паренёк и пошёл опять орать во всё горло.
– Очень нужен мне твой тухлый айран! – пробурчал я, возвращаясь на своё место. Где ж, интересно, пропадает мой покупатель? Может, плохо виден товар? Я поднял ботинки над головой, простоял с полчаса – никакого толку.
– Дядя, вам ботинки не нужны? – схватил я за рукав человека, который присматривался ко всякому старью.
– Они у тебя сношенные, – сморщился человек.
– Они только на вид такие, – заговорил я поспешно. – Вот посмотрите, какая подошва, звенит, слышите?!
– А они не ворованные?
– Свои, ей-богу… хочу сестрёнке в больницу дыню принести.
– Но мне нужны побольше размером, дружок.
– Они только кажутся маленькими, на любую ногу налезут, посмотрите, дяденька!
– Не подойдут, дружок.
Вижу, уйдёт мой покупатель, ни с чем останусь. Я повис на его руке:
– Ну, дяденька, прошу вас!..
– Пошёл вон, шпана! – вырвался человек. «Ну и оставайся без ботинок, несчастный», – подумал я и опять принялся ждать. Попробовал даже на манер айранщика расхваливать в голос свой товар:
Это жизни начало.
Без ботинок счастья мало —
Коль нужны ботинки вам,
Я недорого продам.
Бесполезно. Солнце пошло на убыль, народ рассосался, на широкой площади остался почти я один. Ноги устали, во рту пересохло.
Я обул свои несчастные ботинки, пошёл с базара. Что же делать? Воровать? Попрошайничать? Нет, не годится.
Навстречу мне попался старец с большим мешком за плечом, в руке громаднейший чемодан. Идёт, стонет, едва передвигает дрожащие ноги. Меня осенило. Подбежал, взялся за чемодан:
– Дедушка, дайте помогу донести.
– Убери руку, – попросил старик, задыхаясь.
– Не отказывайтесь, дедушка, я много не возьму за труд.
– Сам я нанятый, понял? Убери руку. Я остался стоять на месте, как столб. На скамейке невдалеке какой-то парень читал газету. Одет франтовато, на ногах туфли сверкают что солнце, чубчик аккуратно расчёсан. Сразу видно, богатый человек. Я несмело приблизился к нему.
– Дядя, вы не дадите мне немного денег?
– Денег? А зачем вам деньги, молодой человек?
– Нужны.
– И сколько вы хотите?
– Сколько дадите… – обрадовался я, сам не веря в свою удачу.
– Тысячи рублей хватит?
– Да что вы… – неудобно стало мне. – Это очень много.
– А если пятьсот?
– Ладно, я вам их верну, когда отец вернётся. Обязательно верну, – я протянул было руку, как щёголь вдруг заорал:
– Не подходи! Нету денег!
– Дяденька…
– Пошёл вон!
Нет, никуда я не уйду. У такого франта, туфли которого блестят ярче самого солнца, не может не быть денег. Вот они, деньги, аж карман оттопырили… Я должен из него как угодно выманить немного денег.
– Дядя, хотите афанди послушать? – оживился я.
– Что ещё за афанди?
– Ну такие, смешные.
– Ладно. Только стой там подальше. – Щёголь сложил газету, положил на колени.
– Пошёл однажды афанди… – начал я поспешно, боясь, что парень раздумает слушать, и осекся. Бывает же так: в этот миг я не мог вспомнить ни один анекдот. Я стал лихорадочно рыться в памяти. Слава богу, вспомнил: – Шёл однажды афанди по улице и нашёл зеркало. Взглянул в него, увидел себя: «Извините, я не знал, что это ваше зеркало!» – бросил находку и пошёл восвояси.
– И всё? – поморщился щёголь.
– Хотите, ещё расскажу?
– Давай.
– Афанди залез однажды в чей-то сад и попался. Хозяин у него спрашивает, как он здесь оказался. А Ходжа Насреддин вместо ответа кричит, почему тот не купил своей жене галоши. Хозяин удивился, говорит: «Ты чего это, я об одном, а ты о другом». – «В том-то и дело, – отвечает афанди, – только начни, а о чём спросить всегда найдётся».
Щёголь не засмеялся, даже не улыбнулся. Огляделся по сторонам, собрался вставать, но я поспешно начал другой анекдот, не давая ему уйти:
