Лия Симонова - Лабиринт
Теперь, когда Кирилл твердо решил уйти от матери, а с поездкой к отцу повременить, он вспомнил про старый бункер и принялся искать какой-нибудь лаз туда. С наступлением темноты Кирилл кругами бродил возле домов, стараясь быть незамеченным, оглядывал все люки и двери. Но Подземелье не спешило открывать свои тайны, и Кирилл отчаялся от беспомощности.
С последним поездом метро Кирилл уезжал ночевать на вокзал. Однажды на рассвете, прогнав беспокойный сон на жёсткой скамейке вокзального ожидания, Кириллу явилась удивительно простая и вполне обнадеживающая мысль. Внезапно он сообразил, что высокие квадратные каменные пеньки с решетками по бокам, торчащие вдоль всего их двора, не что иное, как воздухозаборники для вентиляции бомбоубежища. Став частью привычного дворового пейзажа, вместе с полуразвалившейся песочницей, скрипящими донельзя качелями и вконец сгнившей деревянной горкой, они настолько примелькались, что уже не задерживали внимания. Если плохонькие, давно проржавевшие решетки осторожно подпилить, то можно рискнуть, чем черт не шутит, проникнуть в старый бункер.
От радости Кирилл так резко перевернулся с боку на бок так, что едва не свалился с узкой скамьи. Вскочил, побродил по промозглому утреннему городу, обдумывая и мысленно проверяя свои дальнейшие действия, и позвонил матери. Трубку никто не поднял, значит, мать ушла уже на работу. Для верности Кирилл покрутился немного у подъезда, с оглядкой поднялся наверх и своим ключом открыл дверь квартиры. Не раздеваясь, залез в кладовку, отыскал зашарпанный чемоданчик отчима со слесарными инструментами — все, что от него осталось, — вывалил его содержимое в свою пустую сумку, закинул чемоданчик на прежнее место и так же стремительно, как ворвался, покинул недавнее пристанище без всякого сожаления.
Набор инструментов у отчима был классный. Кирилл взял из него самое необходимое, а сумку отнес к Лынде и попросил спрятать в развалюхе — сарайчике, доставшемся семейству Лынниковых с незапамятных, еще довоенных времен и чудом уцелевшем среди современных гаражей для личных автомашин.
Под прикрытием рано наступившей декабрьской ночи, когда люди, имеющие крышу над головой, не высовывали носа из тепла в холодную сырость уставших от мокрого снега улиц, Кирилл сделал первый шаг в неизвестность.
Напильник не очень-то и понадобился ему. Дышащие на ладан решетки не выдержали напора сильных молодых рук, сами вывалились из крошащегося от старости цемента. Чиркнув зажигалкой, Кирилл обнаружил на внутренней стене воздухозаборной трубы железные скобы. По этим скобам, как по лестнице, он спустился вниз, в глубокий колодец, и оказался перед узким темным тоннелем. Пробираться тоннелем можно было только ползком. Зажигалку, чтобы не выронить, Кирилл запихнул во внутренний карман куртки и теперь из-за тесноты никак не мог высвободить руку, чтобы достать ее. Распиханные по карманам разводной ключ, отвертка, пассатижи больно вдавливались в бока и грудь, мешали двигаться. Не знающий страха Кирилл впервые испытывал неведомое ему ощущение жути. Нависшая над ним громада в любую секунду могла обрушиться и распластать его, превратив в тонкий лист, похожий на стальной или даже бумажный…
Тоннель длиною в тридцать, а то и все пятьдесят метров неожиданно стал расширяться и будто идти под уклон. Остерегаясь скатиться с большой высоты и, чего доброго, разбиться, Кирилл напрягся и попытался за что-нибудь уцепиться. Но руки, попадая в грязное, липкое месиво, предательски скользили, пока не натолкнулись на твердый предмет, преградивший путь.
Отжавшись от пола, Кирилл попробовал встать на колени, вызволил из кармана зажигалку и, посветив ею вокруг, обнаружил, что уперся руками в железную дверь. Дверь замкнута была на засов, закрепленный болтами, а в верхней ее части с двух сторон торчали провода, к которым явно был подключен ток.
Кирилл поднялся во весь рост, высота тоннеля тут позволяла, и дотянулся до проводов. Минуя оголенные концы, он осторожно ухватился за места, обмотанные изоляционной лентой, и отогнул провода от двери к стене.
С болтами пришлось повозиться. За ненадобностью никто не прикасался к ним долгое время, и они заржавели от безделья. Разводной ключ, не слишком подходивший по размеру, проворачивался. Делая одну попытку за другой, Кирилл с каждым новым усилием терял уверенность в успехе. Но проржавевшие болты, расшатанные все же ключом, стали вдруг сами вываливаться из одряхлевшей стены и потащили за собой засов с покоящимся на нем большущим амбарным замком.
Кирилл толкнул дверь, но она не отворилась. Тогда он с силой ударил в дверь ногой, навалился плечом. Дверь не поддавалась. Кирилл понял, что она закрыта или подперта чем-то изнутри. Озверев от усталости и досады, Кирилл отошел назад, насколько позволяло окружающее его пространство, и с ходу бросился на дверь, как на амбразуру. Что то за нею заскрежетало, хрустнуло, ударилось, и дверь со скрипом отодвинулась.
Огонек зажигалки, раскромсав черноту, высветил сломанную им дубинку, которая заклинивала дверь, упираясь и камень и дверную ручку, и мрачную, совершенно пустую Комнату, вполне пригодную для фильма ужасов. Из этой комнаты можно было войти в три другие, смежные с ней, такие же неприветливо угрюмые. Правда, в этих комнатах стояло несколько широких скамеек без спинок, похожих ни те, что расставлены у подъездов, и дряхлый стол с надтреснутой ножкой. Кириллу пришло в голову, что когда-то, наверное, здесь проводились занятия по гражданской обороне, и он стал шарить глазами по стенам в поисках двери — не лезли же сюда те, кого загоняли образовываться на случай войны, через грязный тоннель, спускаясь и шахту по скобам.
В дальней комнате да и в той, что первой открылась, двери действительно имелись. Мощные, железные, с круглыми ручками, выкрашенными красной краской. Эти ручки как раз и задраивали отсек, в котором он находился, и красная краска на них, не исключено, предупреждала об опасности. Вполне возможно, но этим ручкам проходит ток… Кирилл не стал больше в одиночку испытывать судьбу. Нервы его и так были уже на пределе. Ясно же, что он нашел то, что искал, можно подниматься наверх. И такое надежное укрытие ни Рембо, ни Викуле до него не дотянуться, а эти двое, он знал, если взъярятся, способны на дикую месть.
Хозяйской опекой Рембо Кирилл тяготился еще больше, чем прежде разнузданностью дебошира-отчима. Размежеваться с Рембо было давней его мечтой и совсем не простым делом. Как опытный бильярдный игрок справляется с шаром, Рембо одним уверенным ударом мог загнать его в лузу. За Рембо стояли не знающие пощады парни, и Кирилл, ожидая худого, прикидывал все же, чем умаслить шефа, — за здорово живешь его не отпустят…
Подвал Рембо все больше становился похожим на притон, где, кроме ребят, толкались уже и полупьяные шлюшки, и опустившиеся вконец бомжи, и все, кому не лень, лезли в приятели. В своем бункере Кирилл хотел все устроить по-своему, чтобы напоминало человеческое жилье и не стыдно было привести интеллигентку вроде Линки-Чижика. И остаться с ней наедине, не опасаясь, что припрется незваный гость и сунет нос не в свое дело.
Было время, он гордился близостью к Рембо и внимание Викули льстило ему, но это время ушло. Теперь он сам хочет стать хозяином, и в новой жизни ему нужна Лина, а не Вика.
Вика, что ни говори, девчонка заметная. Не красавица, и ножки коротковаты, похожи на морковки каротельки, но одевается не хуже манекенщицы и держится как богиня. Отчего бы и не возноситься ей так, имея за спиной такого папочку! Любую прихоть ее удовлетворяют, живет как сыр в масле, вот и отмечены все ее слова и действия печатью избранности. Поначалу Кирилл полагал, что Семушкина вознамерилась заполучить его из каприза, как безотказно получала в детстве редкую, не всем доступную игрушку. И он приготовился сбить с нее спесь, унизить, растоптать, отшвырнуть.
Но позже, когда они сблизились и прошло время, Кирилл вдруг понял, что если и была какая-то игра со стороны Вики, то она сама себя переиграла. И спортивный интерес нежданно-негаданно обернулся для нее пылкой, дурманящей, изматывающей страстью. Кто знает, как долго жил бы Кирилл под гипнозом бесовского темперамента этой белокурой бестии, если бы на школьном вечере случайно не влетела в его объятия разгоряченная танцами Лина Чижевская…
Кирилл и раньше, когда учился в школе, замечал Чижевскую в стайке девчонок Викиного класса. Слышал, что зовут ее Чижиком, но большеглазая, губастенькая, на стройных ножках девочка казалась ему совсем еще ребенком, хорошеньким птенчиком среди других неоперившихся, желторотых птенцов. И вдруг… глаза ее засветились никак не обманывающим любопытством, на чуть припухлых, кокетливо приоткрытых губах замелькала призывно манящая улыбка, а точеные ножки, без сомнения нарочно выставленные напоказ, возбуждали желание прикоснуться к ним.
