Кристине Нёстлингер - Ильза Янда, лет - четырнадцать
Я думаю, он бы тогда остался!
И еще я пыталась понять, почему же я не смогла сказать ничего, кроме «послушай, Курт...»
Наверное, это оттого, что я никогда еще не говорила с Куртом ни о чем серьезном. Наверное, надо учиться разговаривать друг с другом.
Пока я вот так стояла и размышляла, я услышала пыхтение советницы за дверью на лестнице. Я спаслась бегством в ванную и заперлась на задвижку. Советница три раза постучала в дверь ванной. Она сообщила мне, что завтрак уже готов. Но когда она начинала стучать, я тут же сильнее открывала кран, чтобы она подумала, будто стук мне не слышен. Потом я выскочила из ванной, бросилась в мою комнату, оделась в рекордном темпе, схватила сумку с книгами и на цыпочках вышла из квартиры. День без советницы должен быть счастливым, думала я. Ради этого стоит начать его на пустой желудок!
Я вышла на улицу и направилась в школу. Накрапывал дождь. Я не надела шарфа, а без него было холодно, зябла шея. Небо было совсем серое. Казалось, оно вот-вот упадет на землю. Таким уж счастливым, как я думала, день все-таки не получался. Я обернулась назад и поглядела на наш дом. Наш дом показался мне чужим. Чужим – как тогда, когда я пришла вместе с мамой и Ильзой в гости к «дяде Курту» и увидела его впервые.
Я медленно пошла дальше, и вдруг мне вообще все вокруг показалось чужим. Булочная, и молочная, и магазин декоративных тканей, и даже Универсальный. Я остановилась перед стеклом Универсального и стала разглядывать толстую кассиршу за кассой. Наверное, я стояла здесь долго. Может быть, минут десять. Во всяком случае, когда я поглядела на часы, было уже без трех восемь. Я страшно испугалась. Отсюда до школы не меньше девяти минут ходьбы.
Первый урок у нас была математика. Учительница математики и так мною недовольна. Она говорит, что я медлительна, и слишком ленива, и невнимательна. Но это просто ее предубеждение. Она начнет объяснять что-нибудь, а я не понимаю. И если я ей скажу: «Простите, я этого не поняла», она повторяет всю эту бодягу с начала в тех же самых выражениях. А если я опять говорю, что я этого не поняла – что вообще-то неудивительно, – она начинает орать на меня, что я невнимательно слушала. Ну ладно. Так вот уж приходить на урок к математичке с опозданием мне ничуть не хотелось. Я бросилась бежать со всех ног, но, когда мне оставалось до школы еще три квартала, на церковной башне пробило восемь. Я перестала бежать. Дальше я пошла медленно и с каждым шагом, приближавшим меня к школе, все яснее чувствовала, что в школу я идти не хочу. На углу перед самой школой я остановилась и посмотрела на школьную дверь. Дверь была закрыта. Никого из учеников не было видно. Словно сегодня воскресенье.
Я стала сама себя уговаривать: «Сейчас я подойду к двери, открою ее, а потом пойду наверх, в класс, и скажу математичке, что была у зубного!»
После того как я все себе так хорошо объяснила, я повернулась и побежала в другую сторону – прочь от школы.
Сперва я рассматривала витрины на Главной улице, потом свернула за угол и пошла к зоомагазину. Перед витриной зоомагазина я могу стоять часами. Когда погода хорошая. Но погода была плохая. Дождь все лил и лил, дул ветер, и мне было здорово холодно.
И опять я бродила от витрины к витрине по Главной улице, а потом возвращалась к зоомагазину. Время тянулось бесконечно медленно. Дождь прекратился, но мне становилось все холоднее, потому что пальто мое насквозь промокло.
Я пошла в парк. Села на скамейку, но от этого стало еще холоднее. Я поднялась и решила все-таки пойти в школу.
Но только после второго урока, чтоб подойти как раз к большой перемене. Тогда это будет не так заметно. Я очень не люблю, когда на меня все глазеют. А если входишь в класс во время урока, то уж обязательно все глазеют.
У меня оставалось еще полчаса. Я медленно брела по переулкам, считала окна в домах и даже сделала вывод, что у большинства домов в этих местах по двенадцать окон. Я сама с собой заключала пари.
«До того вон угла мне встретится одна собака и один инвалид с палкой, спорим?» Или так: «До того вон угла мне встретятся две собаки и три малыша, спорим?» Про собак я обычно выигрывала, про детей и про палки проигрывала.
Не знаю... Неужели я пошла туда нарочно? На самом деле у меня не было такого намерения. Но вдруг я оказалась снова в Рюкертгассе. В переулке, где трактир «Золотой гусь». Я была еще далеко от «Золотого гуся», но у меня уже колотилось сердце.
А вдруг красная машина стоит перед домом? А вдруг этот человек в белом замшевом пальто тоже стоит перед домом? А вдруг сама Ильза стоит перед домом?
Я втолковывала себе, что всего этого – точно – нет, что это просто дурацкая фантазия и вообще я дура.
Но сердце все колотилось и колотилось.
Перед «Золотым гусем» стояла машина с пивом. Задняя стенка кузова была откинута, и два грузчика в зеленых комбинезонах медленно скатывали бочку с пивом. Я встала у дверей «Золотого гуся» и смотрела, как они катят бочку.
Дверь в трактир была открыта. Медведь гризли вышел из трактира. На этот раз на голове его была красная вязаная шапка. За ним плелся Фердинанд.
Хозяин заговорил с зелеными грузчиками.
– Ну и погодка!
И еще он сказал им, что ему нужна хоть одна бочка темного пива. А семь ящиков пива в бутылках – это ему уж слишком много. Потом он взглянул на меня. Он кивнул мне, и я с ним поздоровалась.
– Уроки уже кончились? – спросил он.
– Да-да, – пролепетала я.
– У учительницы сегодня корь! – крикнул один из грузчиков и захохотал. Большой пес подошел ко мне и дал мне себя погладить. Я с отчаянием думала о чем, как бы продолжить разговор с хозяином, но мне ничего не приходило в голову.
– Скажи-ка, откуда я тебя знаю? – спросил хозяин.
– Я вчера у вас ела сосиски.
– Ах, да, – рассмеялся хозяин. – С этим смешным толстяком. Он что, твой друг?
Я не знала, что отвечать – «да» или «нет». Я б хотела, чтобы Али-баба был моим другом, но ведь хозяин сказал слово «друг» как-то странно, с каким-то таким оттенком. Может, он решил, что мы с Али-бабой влюблены друг в друга? Поэтому я ответила:
– Нет!
Хозяин посмотрел вверх, на хмурое небо, и сказал, что сейчас опять пойдет дождь. Грузчик, который как раз вкатывал бочку в дверь пивной, ответил:
– А что тут удивляться? Дождь, он всегда идет. Все лето шел дождь, ну а уж осенью – тем более. Да и зимой тоже дождь. И вообще...
Дальше я не разобрала, потому что он вкатил бочку в трактир.
Другой грузчик подошел к хозяину с квитанцией и шариковой ручкой. Хозяин взял шариковую ручку и хотел подписать накладную, но ручка не писала.
– Вот и видно, что вы на этом пиве деньгу зашибаете! – пошутил он. – Что ни день, то весь стержень исписывают, подмахивая накладные! Ну, значит, дела у вас идут в гору!
Потом он полез в верхний карман клетчатой рубашки, достал другую ручку и подписал квитанцию. Я смотрела на его ручку не отрываясь. Сердце у меня замерло – в самом деле замерло! – потому что это была моя шариковая ручка. Ошибиться я никак не могла. Это была та самая ручка, которую мне в прошлом году подарили на день рождения. Она была не только такого же сиреневого цвета и в середине на ней – точно, как на моей, – зеленая полоска, нет, на ней еще была и моя монограмма! Э.Я. – две золотые буквы. Примерно месяц назад она у меня вдруг пропала. Я думала, ее прикарманил кто-нибудь из нашего класса, и мама жутко меня ругала: во-первых, мол, ручка эта очень дорого стоит, а во-вторых, почему я вообще не слежу за своими школьными принадлежностями?!
– Какая у вас красивая ручка, – сказала я трактирщику и сама на себя разозлилась из-за мышиного писка.
Хозяин поглядел с удивлением сперва на меня, потом на ручку.
– Даже и не пойму, откуда она взялась, – пробормотал он. Он увидел мою монограмму: Э.Я. – Не знаю я никакого Э.Я. Видно, кто-то ее тут забыл.
Он хотел уже сунуть ручку обратно в карман, но потом протянул ее мне, сказав:
– Если она тебе так нравится, вот, получи!
Я вежливо поблагодарила его за мою ручку.
– Моя монограмма как раз и есть Э.Я., – сказала я, – меня зовут Эрика Янда.
Хозяин очень обрадовался такому совпадению. Он даже рассказал грузчику, который как раз выходил из трактира, про этот смешной случай. Мне стало ясно, что мое имя ему вообще ничего не говорит. Но у меня появилось чувство, будто его начинает удивлять, почему это я все стою и стою с ним рядом. Поэтому я целиком посвятила себя поглаживанию пса. Взрослые ведь считают, что все дети очень любят собак. И то, что девочка стоит и гладит собаку и не может оторваться от этого занятия, уже никого не удивит, думала я. Хозяин и правда больше не удивлялся, но ему надоело стоять под открытым небом.
– Ну что, – сказал он псу, – ты остаешься на улице, с этой молодой дамой, или идешь со мной?
