Эдуард Веркин - Герда
Я был против, но девчонки проголосовали «за», и мы пошли смотреть карьер.
Он находился совсем недалеко, по замусоренной тропинке метров триста в сторону холмов – и вышли к большой яме, раскопанной прямо посреди низкорослого перелеска.
Яма оказалась давнишняя и странная, верхний слой почвы был срезан, и под ним обнаружился черный бугристый пласт, вылизанный дождями и солнцем до блеска, посреди этого пласта возвышался рваный гребень, и Алька тут же сказала, что это, конечно же, Ктулху.
– Ну, или какой-нибудь его родственник, – неуверенно добавила она. – У него много родичей, Бегемот, Левиафан… А главный его враг – это Спагетти-Монстр. Но это не он…
– Это хребет динозавра, – уныло объяснила Юля. – Он тут застрял в асфальте.
– Это просто бугор, – отмахнулась Саша. – Но там есть и настоящее, надо спуститься.
Мы спустились в карьер.
– Мама! – выдохнула Алька. – Здорово.
Это действительно было здорово. Выпуклые бугры, похожие издали на божьих коровок, оказались огромными раковинами, раковины как бы вплавлялись в камень, составляли вместе с камнем единое целое. Настоящие, древние. То есть очень древние, миллиард лет им, два миллиарда.
– Это меловой период, – пояснила Юля. – Или триасовый. Какой-то, короче, древний период. Тут море везде было, а мы сейчас на его дне.
Юля зачем-то посмотрела в небо, точно море до сих пор колыхалось там.
– Ап, – Алька погладила раковину. – Они тут водились, плавали, да уж.
Алька приложила ухо к раковине.
– Они звучат, – сказала Юля. – В них слышно древнее море.
– Да, слышно…
Алька закрыла глаза и стала слушать. Я не удержался и тоже приложился к раковине. В первое мгновение ничего, но уже через секунду различил далекий гул, похожий на море, на ветер. Конечно, я понимал, что это иллюзия, что это всего лишь кровь гудит в моей голове, но все равно было интересно. Да и вообще.
Алька направилась к другой раковине.
– А вон эта на черепаху похожа, – воскликнула она.
Углубились в этот парк юрского периода. Окаменелости произвели впечатление не только на нас, на Герду тоже. Она с напряженным интересом нюхала раковины, пыталась что-то подковырнуть когтями и зубами.
– А почему… никто это не изучает? – спросил я. – Это же… наверное, представляет интерес.
– А, никому это не нужно, – махнула рукой Саша. – В прошлом году пытались эти каракатицы для музея подковырнуть, трактором не сдвинули, оно крепче, чем камень. Это как скелет мира…
– Вот эта мне больше всего нравится, – перебила Юля, указав пальцем на большую выпуклую ракушку, похожую по форме на нашу галактику. – Вот эта…
Юля подошла к космической раковине и вдруг легла рядом с ней, и сама свернулась улиткой.
– А мне вон та, – воскликнула Алька и устроилась рядом с закорючкой поменьше.
Герда подумала и тоже легла рядом, и тоже свернулась калачиком, а я подумал, что форма улитки, распространенная в нашей Вселенной, наверное, совсем не случайна.
Сашка рассмеялась.
– Смотрите не примерзните, – посоветовала она.
И пошагала в обход карьера, а я за ней.
Мы шли по краю ямы, успевшей прорасти зеленым и синим мхом, смотрели вниз, я уже не мог отличить, где Юля и где Алька, они слились с землей, растворились среди миллионнолетних тварей, ставших камнями.
– Чудное тут место, – сказала Саша. – Я иногда сюда прихожу. В этих улитках есть что-то… Такое… У ручьев, где дремлют ивы, где всегда весна…
Саша вдруг прочитала стихи. Не очень длинные, но вроде красивые и, что самое главное, подходящие очень этому месту. Вот взяла и прочитала. Я вообще не слышал, как стихи читают. Нет, Алька иногда чего-нибудь выдает, но всегда иронически, несерьезно, с продуманным отвращением, точно она стесняется того, что стихи читает. А у Саши получилось. Наверное, из-за того, что она не стеснялась.
После стихов мы уже не разговаривали, просто бродили и смотрели, и за рассматриванием окаменелостей время прошло неожиданно быстро. Мне хотелось остаться здесь еще, посидеть в этих камнях до вечера, но мы поспешили к дому. Потому что отлипшая от ископаемых Юля вспомнила про сгущенку и другие сокровища Вселенной и побежала.
Это было смешно. На самом деле смешно, потому что бежали мы все кто как.
Саша бежала чересчур сосредоточенно, точно на пожар, как-то слишком стараясь, двигая локтями, и это само по себе выглядело весело.
Алька бежала вприпрыжку и шустро, уносилась вперед, а затем возвращалась назад, дожидаясь нас.
Лучше всего бежала Юля. Она бежала просто роскошно, глядя на нее, я представил первенство канцелярского магазина среди готовален, тут я уже не выдержал и немного посмеялся.
Как ни странно, до сгущенки первой добежала именно Юля.
Мангал потух, вода, кажется, уже вся выкипела, ведро пожелтело и местами почернело.
– Что-то мне это не нравится, – сказала Саша. – Как-то оно потрескивает…
– Надо посмотреть, – печально сказала Юля.
– Ну, иди, посмотри.
Юля поморщилась.
– Я могу, – конечно же, вызвалась Алька, но я вовремя поймал ее за шиворот.
Двинулся сам, по-мужски.
Ведро на самом деле потрескивало, хотя мне казалось, что это совсем не потрескивание, а тиканье часов. То есть, часовой мины, конечно.
Я сделал несколько шагов по направлению к ведру, затем…
– Ложись! – крикнул я.
Сашка и Алька послушно упали, а Юля растерянно осталась стоять, так что пришлось Саше пнуть ее под колени. Юлька завалилась. И тут же грохнуло и зашипело, над моей головой просвистело железо, звякнуло стекло.
– Здорово, – сказала Алька. – Просто здорово.
Юля медленно поднялась и направилась к дому.
– Банка окно высадила, – сказала Саша. – Лучше не бывает.
– Насквозь пробила, – сказала без всякого удивления Юля. – С одной стороны влетела, с другой вылетела. Прикиньте. А могло бы и убить.
Достойная смерть, подумал я. Быть убитым взорвавшейся банкой с просроченной сгущенкой. С другой стороны, наверное, судьба. А что я хотел?
– Весело, – сказала Саша. – Вот так и живем.
Она тоже поднялась и стала отряхиваться. Юля зашла за дом и немного исчезла.
– Что-то Юлька замолчала, – Саша прислушалась к дачным звукам. – Подозрительно… Пойдемте, посмотрим.
– Может, она лишилась дара речи? – поинтересовалась Алька.
– Она лишилась дара мысли, – ответила Саша. – Хотя ей это особо не мешает…
Саша поднялась и на цыпочках направилась к углу дома. А мы за ней. Выглянули.
Это была странная картина. Юля стояла возле пластиковой пальмы, ковыряла в ней щепкой, а потом эту щепку облизывала.
– Пальму ест, – растерянно произнесла Алька. – Она мне все больше нравится. Саш, можно я ее на телефон сниму?
– Валяй, – разрешила Саша.
Алька начала снимать.
– Юль, тебя что… – спросила Саша. – Не знаю даже что… Тебя как… Ты что вообще делаешь?
– Да тут банка… – Юля кивнула на пальму. – Короче, подходите, тут много.
По пальме стекала сгущенка. Вареная, средней степени густоты, Юля подцепляла ее сосновой щепкой и ела. С аппетитом.
– Нормальная по вкусу, – сказала Юля. – Недоварена слегка. Давайте, кушайте.
Облизывать пальму мне не хотелось. И Альке я отсоветовал, мало ли какие бактерии, а Сашка и сама не стала.
Юлю бактерии не смущали; впрочем, сгущенки на пальме оказалось немного, Юля с ней и сама быстро справилась.
– А есть все равно хочется, – сказала печально она.
– Тебе всегда хочется, – заметила Саша.
– Можно грибы поискать, – предложила Юля. – Тут их много, лисички, подосиновики…
– Какие грибы, Юлико? – спросила Саша.
– Да тут даже в мае бывают, особенно сморчки.
– Сморчками можно отравиться, – заметила Алька.
– Но не до конца, – возразила Юлька. – В смысле, тут они не смертельные, мы каждую весну ими травимся, а ничего, все живы. Вкусные такие.
Я поглядел на Сашу.
Та пожала плечами.
– До трамвая почти пять часов, – сказала она. – Не думала, что с крышей так быстро справимся. Чего делать, не знаю…
– Давайте к реке сходим, – предложила Юля. – Там хвощи растут. Их можно запечь в золе.
– Сгущенку уже сварили, – заметила Саша.
– Бывает, – ответила Юля. – Сгущенка часто взрывается. У нас как-то раз в общежитии взорвалась, так весь потолок загваздало. А потом стекало. Такие сосульки свисали…
Юля изобразила сосульки из вареной сгущенки, и это у нее получилось неожиданно хорошо, вот так сосульки и должны были выглядеть.
