Григорий Санжаровский - Вёсла на воду! Гришинки
Я придумал игру под названием «Кони». В игре участвуют четыре фигуры коней. Две у папы, две у меня.
Когда просыпается младший конь, то есть я, я глажу на обоях всех лошадушек добродушных и зебр.
– Иго-го-го! – говорю я им. – Просыпайтесь! Пойдём со мной в школу за пятёрками. И за двойками тоже. Двойки нельзя обижать!!!
Утром папа даёт мне молоко с подушками, на которых я сплю. Я говорю:
– Сначала покорми лошадушек на стенах, на сторублёвках и на Большом театре.
– Туда далеко лезть, – отвечает папа.
– Если хорошенько постараться, можно и долезть, – говорю я.
– Постараюсь, – отвечает папа и подносит чашку с подушечками лошадушкам на стенах, на сторублёвке и гладит лошадушек по гривкам.
А ещё я ездил с мамой на станцию метро «Театральная», и мы смотрели на лошадушек на Большом театре.
Они летели далеко наверху. Гордые такие...
Я помахал им ножкой, потому что у них ноги, а рук у них нету.
Они мне в ответ ни разу не помахали своими копытцами.
Или в беге не заметили меня? Или поленились?
Тогда и я поленился с ними заговаривать.
Обиделся я.
Мы с мамой молча посмотрели-посмотрели и ушли.
На полу лежит газетная карточка лошадки.
– Ой! Это ж лошадуша! Моя родня валяется!
Лошадуша-добродуша...
Лошадуня-добруня...
Я её поднял. Очистил от пыли и поцеловал.
А потом приклеил сам на дверь в моей комнате.
И тихонько поржал лошадке...
В метро я часто кричу людям:
– Иго-го-го!!!
А они думают, что я дурачусь.
А я всего-то и говорю им:
– Здравствуйте!!!
17 ноября 1998.
Конь
– Папа! Ты никогда не ездил на коне?
– Ездил.
– Он был какой? Жеребёнок или взрослый конь?
– Взрослый.
– Ты за ним ухаживал? Кормил?
– Кормил.
– Зачем? Чтоб он не страдал голоднением?
26 ноябрюнчика 1998. Четвергушечка.(Писал конь маленький.)
За лошадушками
Мы с папой вошли в магазин «Звено», и я увидел на ценнике лошадь.
Я попросил папу, а папа попросил продавщицу, и она дала нам два ценника с маленькими лошадуньками.
Дома я спрятал лошадушек в своей комнате и стал просить маму, чтоб теперь она сходила со мной в «Звено».
Мама немножко поупиралась, но скоро всё-таки пошла.
Мы ходили в «Звене» из раздела в раздел и нигде нам никак не попадались ценники с лошадками. Наконец в «Электротоварах» я увидел на столе пачечку ценников. Но нигде не было видно продавца, и я потихоньку взял с верха пачечки два ценничка и быстро-быстро вышел на улицу.
За мной вышла и мама. Строго спросила:
– Ты что сделал? Без спросу?.. Украл?
– А разве со спросом воруют? Я не крал. Я просто взял две лошадуньки. Разве магазин без них помрёт?
И я крикнул на всю Тарусскую:
– Тяпнули мы лошадок!
– Гриша, а если б увидел продавец?! Тогда что?
– Но его же не было нигде на свете!!!
– А если б был?!
– Продавец наказал бы штрафом дорогим. 9656298450267129875612456789 рублей 56 копеек!!!
4 декабря 1998 Ляпница. (Коник шутит.)(Писал конь маленький.)
Скучная игра
Мы собрались с папой играть в шахматы.
Я поскорей расставил на доске коньков-горбунков.
А уж остальные фигуры расставил папа. И спросил:
– Гриша! Ты не забыл, как играть?
– Не забыл.
– А я забыл. Скажи, – показывает он на ферзя, – а как ходит эту фигура? Как она называется?
– Ферзь. А говорить, как ходит, я не буду.
Потом я сказал:
– Папа! Она ходит по всем направлениячечечеченкам!
Я быстро его обыграл и вторую партию не стал играть.
Неинтересно играть с неумёхой.
22 декабрюшки 1998. Вторничек.(Записал маленький конь.)
Кондрашки
Мама варила щи.
Я уже зараньше сидел ждал.
Второпях я неправильно взял ложку, и все щи из первой же ложки вывернул на стол.
Мама закричала:
– Гриша! У меня уже кондрашки в голове скрипят!..
Она ругала меня столько, сколько ехать от «Битцевского парка» до «Челобитьева». Устала и уже вяло прокричала:
– Когда ж ты научишься ложку по-человечески держать!?
– Ну, я же нечаянно...
– Марш из-за стола! Играй в свои игрушки!
– У меня их нету, кума, – пошутил я.
– Есть! Есть! – сказала очень громко она. – И зовут меня не кума, а мама.
– Папе, значит, можно называть тебя кумой? А мне нельзя?.. Кумёнка! А что такое кондрашки?
– Это промежуточное слово.
– А что такое промежуточное слово? Это то же самое, что и слово-паразит?!
– Нет, эта не тo. Паразиты – это все непотребные слова: вот, это, э-э-э, гм, нда, кхм... Они загрязняют речь.
– Чью?.. Какую? – перебил удав-я куму.
– Всякую. А кондрашки – промежуточное слово. И больше ничего.
6 января 1999. Среда.
Про коня
Мы с папой едем на метро. Проезжаем станцию «Коньково».
– Пап! – говорю я. – А ты знаешь, что эту станцию называликали[6] в честь моего конька-красотки?
– Вот теперь узнал.
– А ты сам на коне ездил?
– Ездил.
– На маленьком?
– Да, на маленьком.
– Ты чем его кормил?
– Овсом. Травой. Сеном.
– Конь что, тебе говорил, чем кормить? А?
– Не говорил. Я сам догадывался.
– Сам?
– Сам, – подтвердил папа.
– А если то, что ты даёшь, коню не понравится?
– Тогда я не знаю...
– А когда знаешь? – задал я папе тупой вопрос.[7]
– Не...
– Чего не?.. Папа! Ты чего молчишь? У тебя замкнутая мысль?[8] Ты замкнул свою мысль? Или ты не замкивал?
6 января 1999. Среда.
Собачка
– Папа! Когда ты жил в Кускове, у тебя была собачка. Ты чем её кормил? Тоже овсом, как лошадь?
– Да ну что ты!
– А чем же?
– Что себе, то и ей...
– Борщ тоже?
– Не помню.
– Ну вот! – всплеснул я руками. – Плохо!
– Ну что, закончен рассказик?
– Что за рассказ, когда Никифорович не знает, чем кормил собачку?
6 января 1999.
Загадки
Сегодня к нам с мамой запрыгнул какой-то радостный вечер. То мы приплясывали перед принтером, всё выискивали, чего он плохо печатал. Пришлось поменять картридж. Потом крепко резались в бизнес-игру «Я – управляющий».
А спать в ночь под Рождество я лёг с папой.
И загадываю ему свои загадки:
– На нём много путей, много народу, рядом станция метро. Что это?
Папа не успел рта открыть, я кричу:
– Вокзал! А эта... Его не видно, но он существует. У него ничего нет, но он ворота сам открывает, без чужой помощи? Ветер! И не думай ни про что другое!.. А... Сидит на небе. Никто его не видит. За всем стережёт. Видит сквозь стены. Кто это? Ну, конечно же, Боженька!
Уже около полуночи.
– Спи, сынок, – шепчет папа. – С праздником Рождества Христова тебя! Через три минуты наступит Рождество... День, когда родился Боженька...
– А когда он родился?
– Точно не знаю, не считал...
– Боженька и в самом деле есть?
– Говорят, что есть. Но его никто не видел.
– А ты?
– И я.
6 января 1999. Среда. 23 часа 57 минут.
Деньги и деньга
Мы с папой играли в слова.
– Пап! А вот слово деньги. А как сказать в единственном числе? Деньга?
– Да.
А маме деньга не нравилась.
Но я говорил деньга до тех пор, пока мама не загрозилась мне ремешком.
Протест очкарика
– Пап! Я бегу сегодня из школы домой, а за мной ещё быстрей бежит очкарик Егор-бугор. Он на целый класс старше меня. Догнал и говорит: давай немножко подерёмся. И бах меня по плечу. Я ему много раз сказал не лезь!
– А он?
– А он протестует!
– То есть?
– Вовсю задирается! Тогда я кинул ему один крутенький кулачок в ухо, и он расхотел протестовать.
Кругом семьдесят
Я начал на всех предметах лепить цифру 70. На стенках, на дверях, на папиных бумажках...
Папа удивился:
– Чего тебя занесло на семьдесят?
– Семьдесят сантиметров!
Папа посмотрел на ленту для своей машинки.
Тоже 70!
– Гриша! – заругался папанька. – И тут семьдесят! Ты что делаешь? Мне надо было ленту на тринадцать, а подсунули на шестнадцать. Надо отвозить назад. Но теперь её не примут. Написал же!.. Что ты пишешь где попало? Написал бы уж у себя на $ лбу.
– Но лоб не бумага и не дверь! – ответил я.
7 января 1999. Рождество.
Наказание по графику
Я, куманёк, и кума стирали бельё.
В ванную заглянул папа и сказал мне:
– Пойдём кричать!
Я не стал идти. Но потом папа заругался:
– Гриша! Иди смазывать твоё горло!
– Ладно. Мазюкай! Только после дашь поработать на компьютере.
– Дам, – буркнул папа. – Смазываю два разика. Ты не выплёвывай.
Он поднёс мне лекарство.
Я незнамо что непотребное постарался сказать:
– Папа, я выплёвываю!
– А компьютер тебе уже не нужен?
И я не выплюнул.
