Василий Клепов - Мы с Севой в лесу
Сева отозвал меня в сторону, пошептались мы с ним, а потом подходим к хозяину плота и спрашиваем:
— Скажите, а если мы попросимся с вами, вы нас возьмёте?
— Возьму, — говорит бородатый человек. — А кто вы такие и куда путь держите?
Мы ему всё объяснили и через полчаса плыли вниз по реке. Надо вам сказать, что попросились мы на плот только за тем, чтобы кормить в пути маленьких трясогузок и спасти их как-нибудь от бородатого человека.
Но дядя Ваня — так звали хозяина плота — оказался совсем добрым.
— Знаете что, ребята, — сказал он нам, — тут у меня ещё пассажиры плывут, так вы их, смотрите, не обидьте.
Сева — хитрый, сделал вид, что ничего не знает, и спрашивает:
— А где же эти ваши пассажиры, дядя Ваня?
Дядя Ваня подмигнул нам и сказал:
— Идите-ка за мной…
И ведёт нас прямо к гнезду. Взял крохотного птенчика на свою большую ладонь и показывает нам:
— Видали такого пассажира? Хо-роший парень! Гроза гусениц и мошек! Когда вырастет, один сможет целый огород от вредителей охранять.
И положил птенчика обратно в гнездо.
— Дядя Ваня! — вскричал Сева. — Как же он вырастет, если его родители на берегу остались?
Дядя Ваня улыбнулся и погладил Севу по голове.
— Милый, да разве мать бросит своих детей? Ты не видишь, что ли, — она за нами летит.
Мы оглянулись и увидели трясогузку. Она быстро бегала по прибрежным камням, порхала по веткам, но от плота не отставала.
— Корм для них собирает, — прошептал дядя Ваня. — Ну, а теперь сидите тихо и не шевелитесь. Сейчас она прилетит их кормить.
Мы притихли. Трясогузка в несколько взмахов перелетела реку и опустилась на плот. Она смело юркнула в дупло и через какую-нибудь минуту снова отправилась на берег за добычей. А следом за ней прилетел отец.
Плот уже поравнялся с нашим домом, и нам надо было сходить на берег.
— Дядя Ваня! — попросили мы перед уходом. — Вы не разоряйте гнездо, когда приплывёте, ладно?
— Идите, не бойтесь! — успокоил он нас. — Не разорю. Ну, бывайте здоровы! Спасибо за компанию!
Мы соскочили на берег и долго смотрели, как удаляется плот. За ним, поблескивая на солнце серебряными крылышками, летели две трясогузки.
Скворец-Сорванец
Весной под большой дуплистой берёзой мы подобрали скворца-Сорванца.
Он сидел нахохлившись, голодный, мокрый, растрёпанный, как беспризорник в кинофильме «Педагогическая поэма». Мы взяли желторотого домой и стали кормить.
Дня через три скворчик повеселел, стал летать по комнате и даже покрикивать, смотрите, мол, на меня: лечу и не падаю.
Скоро он так привык к нам, что садился с нами обедать, подметал с бабушкой пол, а когда мы шли умываться, лез прямо под кран, хлопал крыльями и брызгался водой на всю комнату.
Сорванцом мы назвали его за то, что он никогда не сидел спокойно. Вечно ему надо было возиться, шуметь и озорничать. Сядет, например, на стол, столкнёт катушку ниток на пол и смотрит вниз одним глазом: что будет? Как только катушка покатится, Сорванец моментально слетит и начнёт возить её по всем комнатам.
На втором или третьем месяце у Сорванца неожиданно обнаружился музыкальный талант.
Получилось это так. Сидели мы с Севой у радиолы и слушали новые пластинки. И вдруг наш Сорванец начал подпевать. Сначала тихонько, вроде голос пробовал, потом громче, громче, да как зальётся на всю квартиру.
Сева, конечно, сразу возгордился и побежал хвастаться перед товарищами.
С этого дня у нас в комнате мыть полы не успевали. Только вымоют, смотришь, новое представление началось. Опять полна комната ребят, и опять весь пол затоптан.
— Да что вам у нас, оперный театр, что ли? — ворчала бабушка. — Тоже мне, солиста нашли.
Но она и сама была не прочь послушать нашего солиста. Соберутся, бывало, ребята, бабушка сядет в уголке и скажет:
— Ну, что же, Сева, зрители все в сборе, — начинай концерт.
Сева встанет, постучит, как дирижёр, палочкой по радиоле и провозгласит:
— Лейтнер, «Весёлый лес». Солист — заслуженный певец наших лесов, Сорванец.
И только включит радиолу, как Сорванец слетит на спинку стула, пробежит по ней несколько раз, затем станет в позу, головку поднимет — и зальётся. Своего у него, как и у всех скворцов, было мало в песнях, но попурри[1] у него получалось замечательное. Тут и щёлканье соловья, и заливистое пение пеночки, и флейтовые переливы иволги.
Многие любители певчих птиц хотели купить у нас Сорванца, но бабушка наотрез отказалась отдать его в чужие руки.
Осенью вылетел Сорванец через форточку в сад. Наш сосед, Павел Митрофанович, поймал его и принёс к нам домой.
— Возьмите своего солиста, а то, чего доброго, — горлышко простудит или в Африку улетит. Все скворцы сейчас туда летят.
— Да как же вы его поймали? — удивился Сева.
— А он сам на плечо ко мне сел, — сказал Павел Митрофанович. — Сел и засматривает в лицо: «Чей ты, дескать, такой? Что-то я тебя не знаю». Я его взял в руку, а он так рассердился, что всю руку мне в кровь искусал.
— Известно, — Сорванец! — улыбнулась бабушка. — Иди-ка, хулиган, я тебя покормлю.
Но с этого дня Сорванца словно подменили. Он не пел, когда мы заводили его любимые пластинки, перестал кушать и всё сидел на подоконнике и смотрел сквозь стекло на улицу.
Бабушке стало жаль скворчика, и она сказала нам:
— Тоскует ваш Сорванец. Не иначе в тёплые края захотел. Выпустите его, ребята…
Мы надели Сорванцу на лапку колечко с нашим адресом и вынесли в сад. Он долго порхал по веткам, несколько раз садился к Севе на плечо, тёрся головкой о его щёку, а потом всё же взлетел на верхушку дерева, что-то крикнул напоследок и полетел.
Наверно, помчался в Африку, где собираются на зиму все скворцы.
Димка Потрошитель
Мы очень не любили нашего кота и соседского мальчишку Димку Синцова. Вечно они бродили по лесу и разоряли птичьи гнёзда. Кота мы за это драли, а Димке дали прозвище Димка Потрошитель Птичьих Гнёзд.
— Давай Димку проучим, — не выдержал раз Сева.
— Как же ты собираешься его проучить? — спросил я.
— Набьём, как нашего кота. Помнишь, когда он в скворешню полез… Ведь теперь не лазает.
— Ну, знаешь, — то кот. Кот может понять. А Потрошитель упрямый, и всё наоборот будет делать.
И всё-таки мы проучили Димку.
Дело было так. Недалеко от нашего дома в дубовой роще поселилось очень много дроздов. Чуть ли не на всех деревьях виднелись их большие, как шапки, гнёзда. Дрозды очень бдительно охраняли своё поселение. На окраинах рощи у них сидели, спрятавшись в ветвях, сторожа. Стоило появиться кому-нибудь подозрительному, как сторож подавал сигнал, и все дрозды бросались на врага.
Нас с Севой дрозды знали. Сторожа пропускали нас в рощу беспрепятственно, и мы могли наблюдать за ними.
Когда Димка Потрошитель разорил гнездо знакомой нам мухоловки, мы не выдержали больше и решили осуществить свой план мщения.
Был какой-то праздник. Мать нарядила Димку в новый костюм, и Потрошитель Птичьих Гнёзд ходил важный и надутый, как бычий пузырь.
— Димка, — сказали мы ему, — а ты видел, сколько гнёзд построили дрозды в дубовой роще? Тьма-тьмущая!
У Димки глаза так и загорелись, как у нашего кота, когда он смотрит на птичку. Через несколько минут Потрошитель уже мчался к роще, а мы поспешили туда другой дорогой и сели наблюдать в кустах.
Слышим, сторож подал сигнал. Дрозды закричали и помчались навстречу Потрошителю. Вот подходит он к одному дубу и собирается лезть на дерево. Дрозды закричали так, что хоть уши затыкай, и все пикируют на Димку, швыряют в него мусором, мелкими веточками, всякой дрянью. Потрошитель схватился за лицо — дрозды засорили ему глаза.
Потом какой-то смелый дрозд как долбанёт Димку по макушке! Димка заорал и припустился бежать.
Когда мы вернулись из рощи, Димка сидел на пороге своего дома в одних трусиках и всё ещё протирал глаза. Рядом с ним лежал его бывший новый костюм: теперь он был невероятно грязный и рваный.
Из двери вышла Димкина сестра, посмотрела на Потрошителя Птичьих Гнёзд и сказала:
— Ох, Димка, и даст же тебе мамка дрозда.
— Я больше не буду-у, — заревел Потрошитель.
И верно, больше Димка не разорял птичьих гнёзд. Наверно, дрозда боялся.
Щеглы на шкафу
До случая с дроздами Димка Синцов занимался ещё тем, что ставил в лесу силки на птиц.
Мы его силки уничтожали, но это мало помогало. Уничтожим, а он опять поставит, опять уничтожим, а он опять…
