Геннадий Шмань - Сундуковские гостинцы
Ольховку знали все заядлые грибники. По осени тут грибок хоть косой коси. Я приезжал в Ольховку каждое лето. Останавливался в крайней избе у бабки Балабосихи. По соседству с бабкой жил знакомый мне Ленька Кнут.
В этом году грибы задерживались. Их не пускала из земли сушь. Но я сомневался, что грибов нет, и сам решил побродить по перелескам.
— Не сбивай понапрасну ног, говорили мне женщины. — Неурод у нас в нынешнем году. Все лето в поле работаем, а чтобы грибы увидели, такого не случалось.
Подпирая ветхий тынок спиной. Ленька снисходительно улыбался.
— Ну, а ты чего смеёшься? — злились женщины.
— Кто захочет найти, тот всегда находит, — хорохорился он.
— Гляди, какой быстрый, — говорили ольховцы. — Мы не находили, а он найдет…
— Запросто, — задирался Ленька и плевал на пыльную дорогу.
В тот день мы подались по грибы в полдень. Исколесили все поляны, заглядывали под каждый куст, но ничего не нашли.
— Пустая затея, — вздохнул Ленька.
— Почему? — спросил я.
— Нет их, грибов, — горестно сказал он и быстро зашагал в осинник.
Я предложил возвращаться в Ольховку. Ленька наотрез отказался:
— Нельзя нам в Ольховку днем — засмеют.
Я согласился с ним. Надо переждать дотемна.
Ленька присел на полусгнивший, давно поваленный ствол ели, сорвал травинку и принялся её жевать. Я стал переобуваться, но Ленька зашипел на меня:
— Тихо, поглядите за бугорок.
Я привстал немного, глянул в молодой осинничек и сразу же затаился. Из осинничка вынырнул ёж. Он медленно перешел тропку и скрылся в траве. На спине у него краснели наколотые грибы. Ёж передвигался тяжело. Ему мешала ноша.
— Спасибо тебе, ёж, — хохотнул Ленька. — Теперь обследуем осинничек. Там должны быть грибы, заключил он.
И мы, пересекая бугорок, направились в низину.
Осинничек оказался кладом. Мы возвращались в Ольховку с грибами. Взрослые поглядывали на подосиновики и завистливо перекликались:
— Какие красные, аж в глазах рябит.
Ольховские мальчишки атаковали нас еще при входе в деревню. Они семенили рядом, заглядывали Леньке в глаза.
— Где ты. Кнут, наломал таких грибов? — удивлялись они.
— Друзья помогли, — сообщил он, — ёж подсказал…
— Брось дурить, Ленька!
— А я и не дурю. Ёж привел меня в осинничек и сказал: «Бери, Ленька, грибы да помни ёжика».
— Ха-ха!.. Ежи не разговаривают.
— Хотите верьте, хотите нет. Мне-то что?.. Я с грибами.
Сундуковские гостинцы
Ванька Сундуков держится всегда в стороне от ребят. Они недолюбливают его, смеются. Скупой, мол, он — Ванятка. Про него даже частушку сложили. Обидная частушка. Ванятка даже не хочет ей вспоминать.
Летом ещё куда ни шло. А вот зимой скучно. Сидит в избе все дни напролет. Зато летом он бегает, собирает землянику. Далеко за полустанок. На Сундуковские холмы.
А когда приходит осень. Ванятка собирает грибы.
Лес для Ванятки — польза. Грибы он завозит автобусом в город и там продает. И когда орехи созревают, ему тоже прибыль.
Орешника за Сундуками — уйма! Растёт он большими редкими кустами.
Домой орехи Ванятка по осени тащит мешками. Ядра крупные, тяжелые. Вечерами Ванятка продает эти орехи на станции.
Он бегает вдоль курьерского поезда и громко кричит:
— Кому орешки золоченые?! Подходите, берите… Почти задаром отдаю… Двадцать копеек стакан!..
Сундуковские мальчишки гоняют рюху посреди дороги, наблюдая за Ваняткой.
Однажды они пошептались о чем-то и улизнули в лес. Ванятка тоже пошел в лес, но возвратился оттуда с пустым мешком. Золоченые сундуковские орехи уже были оборваны…
А назавтра Ванятка к поезду вышел рано. Курьерский поезд агукнул за осинником и, пыхтя, остановился на станции. Ванятка поднял стакан с орехами и, как обычно, закричал:
— Кому орешки золоченые?!
К нему потянулись пассажиры. Но перед Ваняткой неожиданно выросли мальчишки и стали сыпать орехи всем желающим без денег.
— Берите, — орали они, обегая поезд. — Это гостинцы… Сундуковские…
Так повторилось и на второй, и на третий день.
Днём у Ванятки орехов никто не покупал, и он вышел к вечернему поезду. Возле хвостоного вагона высыпал орехи прямо в картуз какому-то военному, потянулся было за деньгами, но почувствовал за своей спиной колкие глаза. Оглянулся — из-за лип на него смотрели мальчишки. Ванятка рассердился. Бросился вдоль поезда, раздавая орехи. Сыпал он орехи в карманы пассажирам, в платки и просто в пригоршни. Сыпал так, задаром — не за деньги.
— Берите, ешьте, — приговаривал он, — сундуковские гостинцы, ешьте…
Он остановился, когда мешочек был пуст да и поезда уже не было. Паровоз плавно втягивал вагоны в осенний лес.
Ванятка взглянул на темнеющий вдали осинник, и ему стало легко. Будто всю его тяжесть увез этот поезд. Убежал считать шпалы по всей земле нашей.
Откуда-то вынырнули мальчишки. И Ванятка смело шагнул мальчишкам навстречу, потому что они первый раз в жизни понимали его.
Белкин клад
Стоял конец сентября.
Мы с Тоськой, тоненькой и гибкой, как дубок, отправились в лесок за шишками. Мы хотели вылущить из них семена и посеять возле реки.
Из посёлка вышли скорым шагом. Тоська не хотела отставать, поэтому старательно перебирала ногами.
Сентябрь был сухой. И солнце не дробилось, как летом, на осколки, а заливало дорогу золотым потоком.
Впереди показался весь бурый и косматый, как медведь, лес-лесок и отгородил от дороги поляну. Она вся была утыкана старыми, полугнилыми пнями.
Я торопился, ныряя в перелесок, на залитую солнцем поляну. Тоська запуталась в ельничке и начала заметно отставать. Наконец она шлепнулась возле переднего пня, зарылась носом в жесткую и увядшую уже траву.
— Что с тобой? Ты споткнулась о корягу?
— Нет, ответила она. — Духу не хватило, чтоб дальше бежать. А так вы меня подождете, и я немного отдохну.
Тоська вскочила на ноги, скосила в мою сторону серые глаза и медленно начала заплетать косички, перевязанные красной тесёмкой у самого корня.
Когда я шагнул с поляны в лес-лесок. Тоська бросила возиться с косичками и медленно потопала за мной.
— Смотрите, вон белка! Белка побежала!
Тоська вырвалась вперёд. И я действительно увидел белку. Она быстро и легко перебиралась по выгнутой в лугу орешине. Но там её кто-то вспугнул, и белка спрыгнула вниз. Потом она взмахнула на старую обожженную молнией сосну и пропала с глаз.
Мы обошли сосну и тут же наткнулись на высокий стожок шишек. Ясно — это белкин склад. Он был устроен между двух высоких и ещё здоровых пней.
— Это белка их собрала, правда? — спросила Тоська. — Значит, их брать нельзя — они белкины.
Я согласился с нею.
А когда мы разогнулись и хотели пойти дальше, белка неожиданно швырнула в нас шишкой. Тоська поймала ее на лету и засмеялась. Лес тоже захохотал.
Поведение белки — смелое и дерзкое, но нам некогда было об этом думать, и мы нырнули в ореховые кусты. Тут я нашел причудливой формы корягу, хотел показать её Тоське, но девочки рядом не оказалось. Я позвал ее. Отозвался мне только лес-лесок. Я заволновался и повернул назад. Нашел Тоську у белкиного клада. Она деловито совала шишки в мешок.
Я остановился, а Тоська опять скосила в мою сторону глаза и сказала:
— Мне уже хватит шишек. Я пойду домой…
Тогда я возмутился:
— Они же белкины!.. И мы договорились их не брать.
Но Тоська не смутилась:
— Да, они белкины. Но белка захотела, чтобы эти шишки достались мне.
Я опешил:
— Почему именно тебе, а не мне?
Тоська сузила глаза, встала с колен.
— Потому что белка в меня шишкой бросила, а не в тебя. — И она по-хорошему засмеялась.
Мне ничего не оставалось, как отправляться в лес теперь одному.
