Аделаида Котовщикова - Дядя Икс
В поисках подходящей коробки Кирилка осмотрел мамин туалетный столик. Одни флаконы с духами, с одеколоном. А коробчонка совсем маленькая, да и в той пудра: не годится. В платяном шкафу порылся без толку. И зачем мама всегда выбрасывает коробки из-под ботинок и туфель?
Он подошел к этажерке. Да вот же коробка приткнулась между книгами! Как раз нужного размера. Откуда у них с мамой такая?
Кирилка поморгал, вспоминая, вдруг сообразил, издал победный клич и подпрыгнул от радости. Замечательная мысль пришла ему в голову.
«Экий я молодец! — хвастливо подумал сам про себя Кирилка. — Как здорово придумал!»
Что там коробка! Но в коробке-то всякие-разные лекарства. Одно время жила у них нянька-ворчунья. Она без конца лечилась, принимала капли и порошки. А заболела по-настоящему, легла в больницу, так и лекарства свои у них забыла.
Но ведь нянька говорила, что ее от лекарств в сон клонит. Потому и на Кирилку ворчала, что ей спать охота, а он шумит. Няньку в сон клонило, и мышь в сон вгонит, тем более, мышь куда меньше ростом, чем толстая старуха: уж на мышь-то непременно подействует.
Засуетился Кирилка. Отыскал в посудном шкафчике в кухне эмалированную кружку, ложку чайную взял и принялся за дело. Достанет из коробки порошок, развернет, высыплет в кружку, нальет туда же капли из пузырька и хорошенько ложечкой размешает. Еще и своей микстуры от кашля добавил, а то вроде слишком густо получалось.
Подошел к дырке в полу и осторожно вылил туда лекарственную кашицу. Немножко возле норки нарочно на пол пролил. Мышь наестся снотворного, вылезет доедать остатки и уснет возле норки. Тут-то он ее и поймает. Спящая она и не заметит, как очутится в банке. А потом проснется и приручится.
Кирилка живо принес из кухни пустую банку из-под варенья, сел на пол у норки, банку рядом поставил и стал ждать.
Мышь не показывалась. С полчаса терпеливо просидел Кирилка на полу — самому спать захотелось. Мышь все не появлялась. Зато появилась Вера Матвеевна.
Как всегда, Кирилка ей открыл, подал полотенце после мытья рук.
Едва войдя в комнату, Вера Матвеевна потянула носом.
— Чем у тебя так пахнет? Ты пролил валерьянку?
— Это, наверно, моя шурда-бурда! — весело сказал Кирилка. — Я и сам чую.
— Какая шурда-бурда?
— А чтобы мышь усыпить. Только ее дома нет, еще не усыпилась. — Кирилка показал Вере Матвеевне кружку с остатками снадобья и, подскакивая от возбуждения, рассказал о своей замечательной выдумке.
Глаза у Веры Матвеевны широко раскрылись.
— Ужас какой! — воскликнула она.
Выхватила у Кирилки из рук кружку, побежала в кухню, сунула кружку в раковину и пустила струю воды. Потом скорым шагом отнесла в кухню коробку с лекарствами, высыпала все порошки, таблетки и пузырьки в мусорное ведро и туда же отправила самую коробку, сначала ее разломав. Но и этого ей показалось мало. Она нашла в кухне под батареей половую тряпку, потребовала у Кирилки ведро, живо вымыла пол вокруг дырки и выкрутила тряпку прямо в мышиную норку.
Кирилка бегал за Верой Матвеевной, чуть не плача.
— Что вы делаете! Такая хорошая шурда-бурда!
Хмурая, как никогда, Вера Матвеевна хорошенько вымыла руки и себе и Кирилке. Голос у нее был необычно сердитый:
— Вот не думала, Кирилл, что ты такой дурачок! Своей шурдой-бурдой ты очень просто мог бы отравиться!
— Так я ж ее не ел, мышь должна была съесть!
— А вдруг бы ты вздумал попробовать? Кто тебя знает! Руки вымазал, вечно утираешься кулаком, очень просто в рот могло попасть. Самые разные лекарства, да еще старые, ведь это отрава! Поди в кухню, я проветрю…
Пока комната проветривалась, Вера Матвеевна сидела в кухне на табуретке и держала Кирилку на коленях.
— Обещай мне, что никогда — слышишь, никогда! — не будешь играть с лекарствами! Это совершенно, абсолютно недопустимо. Это опасно!
— А вы пустите меня в школу! — ныл Кирилка.
— Можно будет, я пущу. Какое мне удовольствие держать тебя дома и вдобавок волноваться за такого глупого пациента?
Я, что ли, комар?
В этот день мама прибежала с работы запыхавшаяся. Лицо у нее было испуганное.
Заслышав щелканье дверного замка, Кирилка, как всегда, кинулся в переднюю с радостным криком:
— Пришла!
И спросил удивленно:
— За тобой кто гнался?
Мама схватила его за плечи.
— Кирюшка! Кирюшка! Да как же ты мог такое сделать?!
Кирилка заморгал в недоумении:
— Чего я сделал?
— Ты уверен, что ни крошечки не проглотил? Не выпил?
— Котлеты съел. Обе две. И кисель выпил.
— А порошков? Микстур всяких не ел?
Кирилка расхохотался: понял, наконец!
— А ты откуда, мамуля, знаешь про шурду-бурду?
— Мне Вера Матвеевна на работу позвонила. Просто счастье, что она как раз к тебе пришла!
— Да и кружка вымыта давно. И норка мышиная, — Кирилка вздохнул, — залита. Вот!
— Подумай, что я сказала бы папе, если бы ты… отравился?
— Папа бы никакой шурды-бурды не испугался. Он смелый, смелый! Ничего он не боится. Ни полярной тьмы, ни белых медведей, ни снежных бурь! Ты же сама мне рассказывала.
— Конечно, наш папа ничего не боится…
На минутку мама крепко прижала к себе Кирилку. Потом сняла пальто, вымыла руки, переоделась в домашнее платье и пошла в кухню готовить обед на завтра.
Кирилка ходил за мамой по пятам и говорил снисходительно:
— Что вы так… взбаламутились? Я, что ли, комар? От какой-то капли микстуры, если б попала мне в рот, помру?
— Ох, не болтай, чего не понимаешь!
— Лекарства же, наоборот, лечат, — наставительно продолжал Кирилка. — А ты тоже должна быть очень смелой. Ты же моя мама и ты лучше всех на свете!
Мама нагнулась к Кирилке и кончиком пальца слегка прижала ему нос, как кнопку звонка. Светлые пушистые волосы ее коснулись Кирилкиного лба. Серые глаза сияли близко-близко от его лица. Хорошо было Кирилке с мамой!
Не тот номер
В передней зазвонил телефон. Кирилка решил подшутить над мамой и, сняв трубку, закричал не своим, дребезжащим голосом:
— Алье! Алье!
Пусть мама подумает, что вернулась нянька-ворчунья вместе со всеми своими лекарствами. Это она всегда кричала по телефону: «Алье! Алье!». Пусть мама немножко испугается. А он ее успокоит.
Но вместо маминого встревоженного голоса в трубке раздался незнакомый мужской:
— Можно к телефону Виктора Ивановича?
— Нет, нельзя, — ответил Кирилка. — Никакого Виктора Ивановича тут нет.
— А кто есть? — спросил басовитый голос.
— Есть я, — ответил Кирилка.
— А ты кто такой?
— Я — Кирилка.
— Какой у тебя номер телефона, Кирилка?
Кирилка сказал.
— Да, номер не тот. Ты еще не учишься в школе?
— Учусь, конечно. Да не пускает же она меня в школу!
— Кто — она?
— Да врач же! Вера Матвеевна. Хорошая, а шурду-бурду выкинула. И теперь звонит часто-часто, спрашивает: «Что ты там делаешь?»
— Врач? Болеешь ты, значит?
— Ага, болею. А вас как зовут?
Почему-то помедлив, трубка пробасила:
— Виталий Афанасьевич.
— Интересно вас зовут. — Кирилка испугался, что вот сейчас человек на другом конце провода положит трубку и ему опять будет очень скучно, и крикнул, от поспешности переврав слова: — У вас есть собака?
Послышался раскатистый смех:
— А твоя собака тебя укусила, что ли? Чего ты испугался?
— Пусть бы уж укусила! А то никого нету. Конечно, мама не позволяет завести. Папа, может, позволил бы. Да он через целые полгода приедет. Я тогда поправлюсь.
— Куда же твой папа уехал? В командировку?
— Просто на Новой Земле зимует. В качестве радиста.
— В качестве? Ого, какие ты слова знаешь!
— Потому что я постоянно среди взрослых. Среди мамы и ее подруг. Нахватался умных слов.
Опять послышался смех. Потом трубка спросила:
— В каком ты классе учишься, сын радиста?
— В первом «а». В нашем классе телефон только у Курочки.
— А у петушков нету? Жаль. Ну, поправляйся, дружище. Только не через целые полгода, а побыстрее. Я тебе, пожалуй, еще позвоню.
И не обманул: позвонил! На другой же день.
В трубке раздалось:
— Нельзя ли мне Кирилла, сына радиста?
Кирилка сразу узнал веселый густой голос.
— Это вы? — закричал он и захохотал от радости.
— А что такое шурда-бурда? Ты мне забыл объяснить.
Рассказав про шурду-бурду, Кирилка спросил с интересом:
— У вас там лошадь, да?
Дело в том, что в трубке раздавались какие-то странные звуки, будто пофыркивала лошадь и тут же ей зажимали ноздри и губы.
— Ло-ошадь? — переспросил с удивлением Виталий Афанасьевич, хохотнул, откашлялся и сказал важно: — Нет, здесь все-таки не конюшня. Слушай, брат, а ведь это хорошо, что мышь не нажра… я хотел сказать — не налопалась твоей шурды-бурды.
