Виктор Голявкин - Этот мальчик
Не знаю, что делать. Вот вчера мы одному мальчишке дали прозвище «Собака». Он от нечего делать целый день говорил «Ав, ав» и бегал за нами, как собака. Мы вообще целыми днями дразнимся. Васька на меня обиделся, сказал, что он мне прозвище придумает. Как бы и вправду чего не выдумал. Он быстро придумывать не умеет. Но всё же опасность некоторая есть.
И всё-таки он кое-что придумал. Он ужасно старался придумать. И вот во сне ему приснилось слово «фофанофофанот». Он говорит, может, это два слова: «фофано-фофанот». Но он точно не знает. Он не знает, что это значит. Я тоже не знаю. Но оно всё время прыгает в голове: фофано-фофанот, фофано-фофанот...
Когда учитель Пал Палыч объяснял урок, он подошёл к Ваське и говорит:
— Повтори.
— Фофано-фофанот, — нечаянно сказал Васька.
Я тоже сказал:
— Фофано-фофанот.
— Что это значит? — возмутился Пал Палыч.
— Фофано-фофанот, — сказали мы с Васькой хором.
— Фофано-фофанот? Пре-кра-тить! — сказал учитель. — Знаете ли в конце концов, что значат эти слова?
— Не знаю, — сказал Васька.
— И я не знаю, — сказал я.
— Кто же тогда знает? — говорит учитель.
— И я тоже не знаю, — говорю я.
— А тебя не спрашивают, — говорит мне Пал Палыч.
Я встал и сказал:
— Если бы я знал, то сразу бы сказал.
— Садись, садись, надо же знать, что говоришь. Вы меня удивляете. Не говоря уже о том, что вы говорите это не к месту, не вовремя и ни к чему...
— Он первый начал, — сказал я, — а я за ним.
— Зачем же ты за ним повторяешь?
— Интересно, — говорю.
— Интересно? Но что же здесь интересного? Я просто выхожу из терпения. Я хочу выяснить, знаешь ли ты смысл этих слов?
— Фофано-фофанот... — объясняю я, — ну это просто фофано-фофанот.
— Но откуда тебе в голову пришли эти слова? — говорит Пал Палыч.
— Они вон ему пришли, — сказал я про Ваську.
— А ты повторяешь за ним, не вдумываясь в смысл? Впрочем, ты всегда за ним повторяешь.
— Повторял, — говорю. — И вы ведь тоже повторяли.
— Я? Да вы что? Ну, знаете... — растерялся Пал Палыч.
— А я думал, что вы тоже включились, и вас поддержал.
— Я включился? А ты меня поддержал? Какая чушь. Фофано-фофанот. Никто из вас, ребята, не знает, что означают эти слова? — обратился он к классу.
— Не знаем, — хором ответил класс.
— Тогда продолжим урок. — Пал Палыч написал на доске упражнение: «Сев — сеять, занятие — заниматься, потеря — потерять, фофано-фофанот...» — Простите, — говорит он и стирает два последних слова.
Вася поднимает руку.
— Что тебе? — спрашивает учитель.
— Вы стёрли, а я уже написал.
— Ишь какой быстрый и старательный, — говорит Пал Палыч, — не ожидал от тебя такой прыти.
— Мне тоже стереть? — говорит Вася.
— Я вам сто раз говорил: в тетрадях лучше не стирать, не разводить грязи. Поняли?
— Поняли, — отвечает класс.
Вася смотрит в свою тетрадь. Он ничего не понял.
— Но я же написал «фофано-фофанот»?
— Вот что, — говорит учитель, — выйди-ка ты из класса и до звонка подожди меня за дверью.
— А я? — говорю я.
— И ты, — говорит Пал Палыч.
Мы и ушли.
Сначала мы сели на школьную лестницу. Но тут услышали чьи-то шаги. Мы вышли из школы и сели на нашу лестницу.
Вася был мрачный, а я не очень.
— Это всё из-за тебя, — говорит и вздыхает.
— Вот сейчас кто-нибудь пройдёт из знакомых или соседей, и я попадусь. Это ведь моя лестница, меня здесь все знают, а тебе хоть бы что. Пошли лучше сядем на чужую лестницу.
Пошли сели на чужую.
Вася всё равно вздыхает.
— Не горюй, — говорю, — давай я тебя на лифте покатаю.
Покатались на лифте, снова сидим. Неприятно как-то сидеть. Другие в школе сидят, а мы... Мне тоже не по себе стало и на Ваську зло взяло:
— Почему ты говоришь, из-за меня нас выгнали? А кто мне прозвище нелепое придумал?
— Всё равно это ты виноват.
— Спроси кого хочешь, и всякий тебе скажет, что виноват именно ты.
— У кого это я здесь спрашивать должен?
— Да хоть вот позвони в любую квартиру, и любой тебе скажет.
— Ну уж нет, ещё чего, хватит с меня. Сам звони, если тебе нужно, говорит Вася.
— Позвоню, — говорю, — и узнаешь: ты виноват. Взрослые тебе скажут. Они всё знают.
Я позвонил в чью-то дверь. Никого.
— Всё ясно. На работе. Позвоним к другим. И эти на работе. Нам просто не везёт. Не могут быть все на работе. Есть же разные там пенсионеры и другие люди, которые дома сидят.
Позвонил в третью дверь. Шаги. Открывает нам какая-то старушка. Ну, думаю, она вообще ничего не поймёт, но надо же что-то спросить, и я говорю:
— Скажите, пожалуйста, у вас тут Вася Иванов не живёт?
— Кто, кто? — Старушка глуховата.
— Вася не живёт?
— Ах, Вася? Не живёт, — говорит.
— Извините, ха-ха!
— Что, что?
— Ничего.
Мы спускались по лестнице. Я от души смеялся. Васька тоже вдруг засмеялся.
— Смешно? Ну, видишь! А я что говорил. Здорово я придумал? Шевелил мозгами, шевелил и наконец дошевелился. Хочешь, можно ещё что-нибудь придумать. Ты не робей.
— Да я и не робею. Я уже давно фофано-фофанота придумал.
Звоню ещё в одну квартиру.
— А вдруг там собака? — забеспокоился Вася.
— Собаки сами дверь не открывают, — говорю.
— Тоже верно, — говорит Вася.
Звоним ещё раз.
Вдруг дверь слетает с петель, и мы с Васькой отлетаем в сторону, к стене — на нас что-то обрушивается. И что-то проносится мимо, но что именно, не разобрать.
Мы встаём взъерошенные и обалделые.
— Кто бы это мог быть?
— Воры, наверно, кто же ещё, — говорю.
— Вечно тебе бандиты, воры да шпионы чудятся, — говорит Вася.
— Зайдём поглядим, — говорю.
— Неудобно в чужую квартиру заходить.
Мы только осторожно туда заглянули.
Квартира как квартира. Всё в порядке. На местах. Нет никого. И дверь на полу...
— Уйдём-ка отсюда поскорей, — говорю я.
Только, только успели выйти на площадку, поднимается нам навстречу малыш.
— Постой, постой, мальчик, ты здесь живёшь?
— А что?
— Что у вас там с дверью, погляди.
— А, это я, когда уходил, её с петель сорвал, — спокойно объяснил мальчик.
— Сорвал? — спрашиваю.
— Когда меня дома запирают, я её всегда срываю.
— Зачем?
— Чтобы на велосипеде покататься.
— А где твой велосипед?
— Велосипед я Коле дал покататься. Вы Колю знаете? Он тоже катается на моём велосипеде.
— Как же тебе удаётся дверь сбивать? — спрашиваю.
— А вы зайдите, я вам покажу, — говорит.
— Зайдём, Вася? И часто ты её срываешь? — спрашиваю.
— Много раз.
— И тебя за это не ругают?
— А они не замечают.
— Кто — они?
— Родители.
Мы с Васей переглянулись. Просто даже не верится, что он говорит.
— Заходите, заходите, — говорит мальчик.
— Покажи нам, как ты это делаешь.
— Сейчас, сейчас. Помогите-ка мне её поставить... так... поставили. Между прочим, эти винтики мы с Колей с трудом свинчивали. А сейчас они еле держатся. Мы с ним изобрели: где дверь на ключ запирается, ну, вот с этой стороны, мы её не отпираем... Непонятно? А петли снимаем. Так вот, если разбежаться и как следует толкнуть... А перед приходом родителей я всё на место ставлю.
Смотрю, Васька рот раскрыл от удивления и слова сказать не может.
А я говорю:
— В детский сад тебе надо.
— Да нет, мне там нечего делать. Там только спят да едят.
— Тогда в школу, в наш первый класс подходишь.
— Я там был, только в другом классе. Я всё давно знаю, чему вас учат. Мне там скучно.
— Тогда во второй класс, — говорю.
— Во второй, в третий... — говорит мальчик, — меня не берут. Говорят, так не бывает.
— А ты что, всё знаешь? — спрашиваю.
— Конечно, давно знаю.
— Кто же тебя научил?
— Сам, конечно. Родители помогли.
— Что они сидели с тобой, что ли?
— Зачем? Они работают. Я сам сижу и всему учусь. А родители мне не мешают.
— А куда ты так мчался? — спросил я.
— Я думал, Коля звонит. К Коле и мчался.
— И нас не заметил, что ли?
— Не заметил. Я очень спешил.
— Ты так и Колю бы не заметил.
— Нет, когда Коля звонит, он к самой стене отходит, чтобы дверь на него не свалилась. А это вы звонили? Я не знал. Вы, наверно, упали.
— Упали... — нехотя сказал я.
— Вот я вас и не заметил.
— Как же всё-таки родители не замечают, что у них такая дверь? Еле держится.
— А что, разве заметно? Почему они должны замечать? Я перед их приходом все винтики обратно завинчиваю. А потом опять отвинчиваю.
— Да ну тебя, с твоими винтиками... Ты понял, Вася, как он это делает? — спросил я.
— Да не совсем, — сказал Вася.
— А я не понял совсем.
— Да ну его! — сказал Вася испуганно. — Пойдём от него.
Навстречу нам поднимался ещё один мальчик. Мы посторонились, давая ему пройти. Наверно, это был Коля.
