Магда Сабо - День рождения
Дом сто двадцать тоже охраняется законом как исторический памятник; его все называют «Орлиный дом». У входа — две лестницы; они ведут наверх прямо с улицы. Моя бы воля, так я его давно бы уже снесла, а райсовет оберегает его, хотя этот дом действительно отвратителен. По бокам у входа — две кариатиды с орлами; у каждого в груди зачем-то сделано отверстие. Ютка говорит, что когда-то в эти отверстия втыкали факелы. В «Орлином доме» живет Пишта Галамбош; в этом году он кончает гимназию, а мать у него настоящая фурия.
Сильвия говорит, что мать Пишты следовало бы привлечь к ответственности за то, что она подавляет в своем ребенке любовь к свободе: день и ночь все точит — мол, лучше надо учиться — и попрекает Сильвией. Бедняга Галамбош в кошмарном положении: Сильвия — его невеста, а мать видеть не хочет Сильвию и не разрешает сыну встречаться с ней. Еще их счастье, что на свете существую я: каждый день я передаю письма Сильвии к Галамбошу и приношу ей его ответы (он прячет их в «утробе» орла). Иногда страшно трудно улучить момент и опустить письмо в орла или извлечь из него ответное, потому что против «Орлиного дома» расположено отделение полиции. Меня даже как-то окликнул дядя Балаж, наш участковый: дескать, что я там «ковыряю скульптуру»…
Ради Сильвии я готова и не на такое! Ведь я знаю, что и она сделает все для меня. Она делится со мною всеми своими секретами; как-то подарила мне губную помаду и чудесную красную сумочку. А госпожа Ауэр, мама Сильвии, — вот если бы все были такие родители! Она ни во что не вмешивается!.. И, однако, если бы не я, то неизвестно еще, как бы все складывалось у Пишты и Сильвии, потому что вряд ли госпожа Ауэр сама стала бы передавать их письма…
А вообще жизнь у меня трудная. Дома меня никак не хотят понять. Ну чем я не взрослая?! Я и книги люблю читать только те, что дает мне госпожа Ауэр. И все мысли мои и мечты…
Если бы мои домашние знали, о чем я думаю, о чем я мечтаю!..
Мама у меня хорошая, но, увы, она целиком и полностью под влиянием отца, а он считает меня почти грудным младенцем. Он так и обращается со мной, как с маленькой девочкой, и одеваться заставляет соответственно… Ну, я, конечно, не хочу ссор и потому вынуждена слушаться во всем родителей.
Но теперь этому конец. Завтра мне исполняется четырнадцать лет. Сильвия говорит, что это даже официально уже не считается «детским возрастом». По существу, я должна была бы учиться в восьмом классе, и только чистая случайность, что я семиклассница; в третьем классе я долго проболела скарлатиной, и мне пришлось пропустить целый год. К счастью, обошлось без осложнений. Сейчас сердце у меня совершенно здоровое. Совершенно!
Дома я объявила, что бы мне хотелось получить в подарок: у четырех девочек в нашем классе есть туфли на «шпильке» и вечернее выходное платье. Я тоже хотела бы иметь модные туфли и платье, как и подобает взрослой девушке.
И еще я хочу подрезать волосы или, на худой конец, вместо этих дурацких косичек носить большую косу. Но мама только головой качает и говорит, что отец вряд ли согласится. А я думаю, что он как раз согласится: ведь мне исполняется четырнадцать лет! Целых четырнадцать! В прошлом веке уж замуж выходили в этом возрасте!
Завтра очень важный день в моей жизни. Жаль, конечно, что в этот день я еще не получу паспорта и что все ограничится лишь небольшим домашним торжеством. Хорошо еще, что завтра — воскресенье и можно подольше поспать, впрочем, скорее всего, от волнения и нетерпения я все равно проснусь раньше обычного. Мама всегда выставляет на кухне приготовленные для меня подарки.
Но может, я все же получу то платье, что мне так приглянулось?!
А туфли?!
До чего же здорово стать взрослой!
Ютке, конечно, этого не понять. Ютка у нас в первую очередь звеньевая и только по вторую очередь девчонка. Впрочем, когда у тебя, как у нее, пальто «дудочкой», — о чем тут говорить! Сколько я ни говорила Ютке о платье, о том, что такое для меня завтрашний день, она только отмахивается и свое твердит: «Глупая ты еще!» Надеюсь, она не напустит на меня все звено «с целью перевоспитания». Ведь эта Ютка всегда что-то изобретает.
А вот придумать что-нибудь такое, чтобы влюбить в себя Варьяша, она не может…
…Улица Беньямина Эперьеша. Многие наши учителя живут на этой улице, например, наша классная руководительница Ева Балог и учитель Бенде. У Евы Балог две дочери и муж — зубной врач. Все с нашей улицы, кому неохота тащиться в районную поликлинику, идут к ее мужу. Но мне-то у него нечего делать: у меня зубы, как на рекламе.
В прошлом году в нашей школе достроили еще два этажа, так как в районе очень много детей. Когда я кончу школу, то поступлю в ту же гимназию, где сейчас учится Сильвия. Папа хочет, чтобы я стала учительницей, но это невозможно. Я неважно учусь и, если бы не Ютка со звеном, вообще была бы троечницей, а то и двоечницей. Нет уж, куда мне быть педагогом! Я хочу стать косметичкой, как госпожа Ауэр, мама Сильвии. Отличная профессия…»
Нет, кому все-таки взбрело в голову — каждый год заставлять нас писать сочинение о Беньямине Эперьеше?!
На черновик Боришки упала тень — над партой наклонилась учительница. Она читает план сочинения:
ВСТУПЛЕНИЕ: Воспоминания о Беньямине Эперьеше
СОДЕРЖАНИЕ СОЧИНЕНИЯ: Общая характеристика улицы
Расположение
Наиболее примечательные здания
Кто живет на этой улице
Вид улицы
ЗАКЛЮЧЕНИЕ, ВЫВОДЫ: Важность сохранения прогрессивных традиций прошлого
— Очень хороший план, — шепотом, чтобы не мешать остальным, говорит Ева Балог. — Право же, хороший! Но почему ты не работаешь? Скоро звонок, и ты не успеешь переписать начисто.
— Я думаю, — тихо отвечает Борбала Иллеш и склоняется над тетрадью.
II. День рождения, но не настоящий…
Бори чувствовала, что ей этого не вынести.
Сначала она решила, что отплатит родителям и не будет ни разговаривать с ними, ни отвечать на их вопросы. Пусть заговаривают с ней, а она будет молчать… Она могла бы даже объявить голодовку. Жаль только, что, когда подходит время обедать или ужинать, ее начинает мучить голод, а идти к Ютке бесполезно: у нее не поешь… И потом, вдруг Ютка переметнется на сторону родителей — от нее все можно ожидать. Не просить же милостыни на улице: накормите, мол, Христа ради…
Нет, для начала она просто не будет сама заговаривать с ними — пусть они поймут, что она думает об их «поведении». Если отец позволяет себе так разговаривать с дочерью, чему уж тут удивляться?! И это в театре, на спектакле «Ромео и Джульетта», как раз тогда, когда всем ясно, что и величайший писатель мира тоже на ее стороне!..
Аплодисменты стихли. Опустился занавес. Антракт.
— Может, выйдем в фойе? — спросил отец.
Он спросил не у нее, а у мамы, что уже само по себе было нехорошо с его стороны: ведь не мамин же день рождения праздновали сегодня. Мама ответила взглядом. «Разумеется! Мы же в Национальном театре!» — говорили ее горевшие радостью глаза.
— Ладно, — сказал отец. — Пошли в буфет!
«Ну и пусть идут, — подумала Бори. — И вообще что за глупая привычка: сажать меня посредине, точно малого ребенка!» Боришка встала, чтобы пропустить отца, но тут же вновь опустилась в кресло и уткнулась в программу.
— Идем, Бори!
Даже в антракте не дают покоя! Она должна безропотно следовать за ними, как рабыня, хотя у нее нет ни малейшего настроения развлекаться. Охотнее всего она забилась бы сейчас куда-нибудь в угол их квартиры… Да, именно в угол: у нее ведь нет своей собственной комнаты, как у Сильвии, и она даже страдать вынуждена у всех на виду — на кухне или в общей комнате…
Мать взяла ее за руку, но Боришка отдернула руку — не хватало еще, чтобы ее водили за ручку, как приготовишку!
Мама не настаивала и взяла под руку папу. Девочка нехотя побрела за ними. В другой раз, будь она не так раздражена и огорчена, Боришка наслаждалась бы праздничным оживлением антракта, этой ни с чем не сравнимой атмосферой театра. Но сейчас ей было не до этого. Увидев на ком-нибудь красивое платье, она тоскливо отводила взгляд или опускала глаза. Где-то рядом стучали модные туфельки — «шпильки»… «Господи, куда ни взглянешь, все напоминает об этом несчастном дне! — думала Боришка. — И зачем только я вообще родилась?!»
Они пошли в буфет.
— Хочешь чего-нибудь вкусного, Бори? — спросила мама.
Девочка покачала головой. Хотя знала, что в буфете продаются ее любимые пирожные.
— И пить не хочешь?
Нет. Все равно ей предложат, как маленькой, только лимонад или содовую с малиновым сиропом. А она как раз выпила бы кофе, хотя и не любит его, но выпила бы уж потому только, что его пьют все взрослые…
Мама пожелала минеральной и с нескрываемым удовольствием пила ее не спеша, небольшими глотками, с любопытством поглядывая по сторонам. Она смотрела на зеркала, на люстры, на лепные украшения потолка.
