Виктор Голявкин - Полосы на окнах
— Что за газета? — спросил кто-то.
Собрались люди, и все интересовались, что особенного в газете, которую я так ищу.
— Советский лётчик таранил самолёт, — сказал я, — он срезал фашисту хвост.
— Замечательный лётчик, — сказал продавец.
— Я и сам знаю, что замечательный; значит, у вас нет газеты? А где она может быть, вы не знаете?
— Поищи, дорогой, где-нибудь может быть. Непременно где-нибудь есть, нужно поискать.
— Важные сообщения? — спросил кто-то.
— Ночной таран, — сказал я, — срезал фашисту хвост.
— Как то есть срезал?
— Вот так — вжик! — и я показал рукой, как это делается.
Все стали обсуждать ночной таран, и продавец сказал:
— Заглядывай почаще.
— Мне нужно сегодня, — сказал я.
— У меня дома есть эта газета, — сказал один старик, — но я сейчас домой не собираюсь.
— А когда вы собираетесь?
— Не скоро.
— Не надо мальчонку расстраивать, — сказал продавец, — если вы домой не собираетесь, незачем об этом говорить.
— В конце концов пойду же я домой, но не сию минуту.
— Я подожду, — сказал я.
— Первый раз вижу, чтобы человек так газету искал!
— Я же вам объясняю: лётчик Талалихин таранил самолёт, разве этого мало?
— Он твой родственник, что ли? — спросил старик.
— Если бы он был мой родственник, я бы до неба подпрыгнул.
— Я бы тоже подпрыгнул, — сказал старик.
— Ну вот видите!
— Придётся идти за газетой, — сказал старик. — Я хотел посидеть на лавочке, но разве можно отдыхать, когда тебе нужна газета.
— Я посижу с вами сколько хотите, — сказал я.
— Не уверен, что тебе интересно со стариком сидеть, — сказал он, — вперёд — за твоей газетой!
Я ему рассказывал по дороге:
— Все газеты с портретами Героев, а у меня ни одного, даже самого дальнего родственника Героя нет. Я и сам на фронт сбега́л, да толку что? Ничего из этого не получилось. В посёлке Монтина меня ссадили и обратно на трамвае привезли. Представляете, поезда там обычно не останавливаются, а этот остановили…
— А где отец? — спросил старик.
— Известно где, на фронте.
— Может, он уже давно Герой, пока ты тут страдаешь.
— Может быть. Вот и смотрю в газетах, но пока нету. Неизвестно ведь, когда будет. Ещё до войны увидел я на нашей улице Героя с Золотой Звездой. Я забежал вперёд и вовсю глазею на золотую звёздочку, мешаю ему идти, под ногами верчусь и всё глазею, глазею… Он остановился и спрашивает: «Чего тебе?» Я будто онемел: на звёздочку уставился и не отхожу. Тогда он слегка приподнял меня, осторожно отодвинул в сторону и пошёл дальше. Но я опять за ним побежал, как вдруг, представляете, выходит из-за угла навстречу ему здоровенный дядька — и тоже Герой! Они обнялись, поцеловались и дальше вместе пошли. Вместе сразу два Героя! Встретил сразу двух Героев Советского Союза до войны на нашей улице! Не верите? Клянусь! Вот встреча, а? Только я их фамилии не знаю…
— Верю, верю, — сказал старик, — отчего не верить.
— Я шёл за ними, шёл, а потом неудобно стало, сколько можно… Скорей всего они были старые друзья, а вы как думаете?
— Наверно, старые друзья, — сказал старик, — пожалуй, так оно и было. Воевали вместе в Испании или летали в Америку через Северный полюс.
— Удивительная была встреча, до сих пор вспоминаю.
Старик согласился, что встреча действительно была удивительна, такого видеть ему до войны не приходилось. Вот окончится война, наглядится он на своих сыновей-героев.
На крыше военкомата устанавливали зенитки. Милиция разгоняла любопытных, а они не уходили. Ещё бы! Залезть бы на крышу, на ночь спрятаться и дождаться вражеских самолётов. Начнут палить, а я тут как тут, сын фронтовика, подношу зенитчикам снаряды…
Старик с улицы позвал жену, она вышла на балкон и долго не понимала, что от неё требуется. Потом кивнула головой и вынесла газету. Газета полетела как птица, и я помчался её ловить. Но оказалась не та газета.
— Найдём, найдём, — сказал старик, — вечно старуха путает.
Он опять стал её звать, но она не появлялась.
— Придётся подняться, — сказал старик.
Мы поднялись, и старик сказал:
— Мальчонке нужна другая газета.
— А зачем она ему? — Старуха посмотрела на меня.
— Она ему просто необходима.
— А для чего?
— Ну, это его дело, — сказал старик, проталкивая меня в комнату.
— Я все газеты собираю с первого дня войны, — объяснил я, — ни одной пока не пропустил. А сегодняшний номер особенный, я за ним и гоняюсь.
— А чем он особенный? — спросила старуха.
— Ну как же! — Газета лежала на столе, и я показал ей лётчика. Она всё поняла и погладила меня по голове. Она всё понимала.
— Непорядок у него насчёт родственников, — сказал старик.
— А что у него с родственниками? — спросила старуха.
— Ни одного Героя нет, — сказал старик.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— У нас трое сыновей на войне, — сказал старик. — Мать все газеты просматривает, вроде тебя. Следит за позициями войск по карте, пытается узнать, где сыновья находятся, да разве узнаешь.
Старуха вытащила карточки сыновей, и я восхитился, сколько у них орденов. Вот все трое в обнимку. Вот отдельные фотографии. Вот братья совсем малыши.
— Про наших сыновей писали, — сказала старуха с гордостью, — кто-то взял газету, а потом не вернул.
Я спросил фамилию и вспомнил. «Отважный экипаж» — называлась заметка. Такие вещи я крепко запоминал. У стариков газета не сохранилась, и я обещал принести.
Теперь у меня все газеты. Одну дам старикам, и опять получается, что одной у меня всё-таки не хватает.
— Ну и пусть.
3. Звёздочка
Я выпилил маленькую звёздочку Героя Советского Союза из большого куска бронзы. Лежит она в старинной бархатной коробочке, как золотая. Откроешь крышку, а она сверкает и переливается. Сколько дней потратил я на эту звёздочку, сколько часов! Попробуйте выпилить гранёную звёздочку из большого куска бронзы! Такую нигде не купишь, нигде не достанешь, ни на что не выменяешь.
— Ты читала про дядю? — спросил я маму, любуясь звёздочкой.
Никто не мог читать о моём дяде, которого на свете не было. Я просто его выдумал, соврал, но войдите в моё положение, посочувствуйте человеку, у которого непорядок насчёт родственников… Несуществующего дядю наградил я звездой Героя, но разве здесь большой обман? Любой из нас станет Героем, а значит, обмана здесь нет. Если нет мне возможности стать Героем, значит, это единственная возможность. В семье должен быть порядок, в семье должен быть Герой.
Вот так рассуждал я, поглядывая на маму, а она возилась у плиты. Не очень-то она меня слушала, да это и неважно. Я сам хотел в дядю поверить, сам слушал себя, вот что важно. Я хотел, чтоб он был в самом деле.
— Что это ещё за дядя? — удивилась мама.
— Не читала? — спросил я, волнуясь.
— Ну и что же ты вычитал?
— То и вычитал.
— Так что же?
— А вот и то.
— Странные у тебя выходки, — сказала мама, — о чём ты?
— Потом, — сказал я и быстро ушёл с кухни.
Мы сели за стол, и мама спросила:
— Что это ты там плёл?
— Что значит плёл? — обиделся я. — Это правда.
— Так в чём там дело? Что там за дядя?
— Дядя как дядя, — отмахнулся я.
— Ну, а всё-таки? — не отставала мама.
— Мой дядя, а не твой, ясно? — разнервничался я.
— С ума сошёл? — сказала мама.
— Дядя, и всё! — крикнул я, закрыв глаза от волнения. — Могла бы и прочесть!
— Ну, хорошо, — сказала мама, — пожалуйста, я просто думала, что-нибудь серьёзное.
— Конечно, серьёзное! Очень серьёзное!
— Представляю, — сказала мама.
Ничего она не представляла.
Я встал из-за стола. Маячил у меня перед глазами прославленный дядя. В руке я сжимал свою звёздочку, и острые края впивались мне в ладонь. Я увёл Бобу в другую комнату и показал ему звёздочку.
— Дай! — сразу сказал Боба.
— Ты погоди, — сказал я.
— Отдай! — заорал он.
Я спрятал звёздочку в карман и рассказал ему про дядю. Я сочинил для дяди биографию, и Боба меня слушал внимательно.
— Всё понял? — спросил я.
— Всё, — сказал Боба.
— А что ты понял?
— Мой дядя — Герой Советского Союза.
— Где он раньше жил?
— В Ленинграде.
— А сейчас?
— Не знаю.
— Сейчас он на фронте, чтоб ты знал.
— На фронте, — повторил Боба.
— На каком?
— На нашем.
— На Ленинградском, чтоб ты знал.
— На Ленинградском, — повторил Боба.
— Знаешь, какие у него ордена?
— Не знаю.
Я перечислил. Многими орденами наградил я дядю.
— Повтори, — сказал я. Но Боба отказался.
— Ты должен знать, сколько орденов у твоего дяди.
