Николай Носов - Том 1. Рассказы, сказки, повести
— Успеешь,— говорит,— выспаться.
И снова бух в кастрюлю кружку воды. Тут я понял, в чём дело.
— Ты,— говорю,— всё время холодную воду льёшь, как же она может свариться.
— А как, по-твоему, без воды, что ли, варить?
— Выложить,— говорю,— половину крупы и налить воды сразу побольше, и пусть себе варится.
Взял я у него кастрюлю, вытряхнул из неё половину крупы.
— Наливай,— говорю,— теперь воды доверху.
Мишка взял кружку, полез в ведро.
— Нету,— говорит,— воды. Вся вышла.
— Что же мы делать будем? Как за водой идти, темнота какая!— говорю.— И колодца не увидишь.
— Чепуха! Сейчас принесу.
Он взял спички, привязал к ведру верёвку и пошёл к колодцу. Через минуту возвращается.
— А вода где? — спрашиваю.
— Вода… там, в колодце.
— Сам знаю, что в колодце. Где ведро с водой?
— И ведро,— говорит,— в колодце.
— Как — в колодце?
— Так, в колодце.
— Упустил?
— Упустил.
— Ах ты,— говорю,— размазня! Ты что ж, нас уморить голодом хочешь? Чем теперь воды достать?
— Чайником можно.
Я взял чайник и говорю:
— Давай верёвку.
— А её нет, верёвки.
— Где же она?
— Там.
— Где — там?
— Ну… в колодце.
— Так ты, значит, с верёвкой ведро упустил?
— Ну да.
Стали мы другую верёвку искать. Нет нигде.
— Ничего,— говорит Мишка,— сейчас пойду попрошу у соседей.
— С ума,— говорю,— сошёл! Ты посмотри на часы: соседи спят давно.
Тут, как нарочно, обоим нам пить захотелось; кажется, сто рублей за кружку воды отдал бы! Мишка говорит:
— Это всегда так бывает: когда нет воды, так ещё больше пить хочется. Поэтому в пустыне всегда пить хочется, потому что там нет воды.
Я говорю:
— Ты не рассуждай, а ищи верёвку.
— Где же её искать? Я везде смотрел. Давай леску от удочки привяжем к чайнику.
— А леска выдержит?
— Может быть, выдержит.
— А если не выдержит?
— Ну, если не выдержит, то… оборвётся…
— Это и без тебя известно.
Размотали мы удочку, привязали к чайнику леску и пошли к колодцу. Я опустил чайник в колодец и набрал воды. Леска натянулась, как струна, вот-вот лопнет.
— Не выдержит! — говорю.— Я чувствую.
— Может быть, если поднимать осторожно, то выдержит,— говорит Мишка.
Стал я поднимать потихоньку. Только приподнял над водой, плюх — и нет чайника.
— Не выдержала? — спрашивает Мишка.
— Конечно, не выдержала. Чем теперь доставать воду?
— Самоваром,— говорит Мишка.
— Нет, уж лучше самовар просто бросить в колодец, по крайней мере возиться не надо. Верёвки-то нет.
— Ну, кастрюлей.
— Что у нас,— говорю,— по-твоему, кастрюльный магазин?
— Тогда стаканом.
— Это сколько придётся возиться, пока стаканом воды наносишь!
— Что же делать? Надо ведь кашу доваривать. И пить до зарезу хочется.
— Давай,— говорю,— кружкой. Кружка всё-таки больше стакана.
Пришли домой, привязали леску к кружке так, чтоб она не переворачивалась. Вернулись к колодцу. Вытащили по кружке воды, напились. Мишка говорит:
— Это всегда так бывает. Когда пить хочется, так кажется, что целое море выпьешь, а когда станешь пить, так одну кружку выпьешь и больше уже не хочется, потому что люди от природы жадные…
Я говорю:
— Нечего тут на людей наговаривать! Тащи лучше кастрюлю с кашей сюда, мы прямо в неё воды натаскаем, чтобы не бегать двадцать раз с кружкой.
Мишка принёс кастрюлю и поставил на край колодца. Я её не заметил, зацепил локтем и чуть не столкнул в колодец.
— Ах ты, растяпа!— говорю.— Зачем мне кастрюлю под локоть сунул? Возьми её в руки и держи крепче. И отойди от колодца подальше, а не то и каша полетит в колодец.
Мишка взял кастрюлю и отошёл от колодца. Я натаскал воды.
Пришли мы домой. Каша у нас остыла, печь погасла. Растопили мы снова печь и опять принялись кашу варить. Наконец она у нас закипела, сделалась густая и стала пыхтеть: «Пых, пых!»
— О!— говорит Мишка.— Хорошая каша получилась, знатная!
Я взял ложку, попробовал:
— Тьфу! Что это за каша! Горькая, несолёная и воняет гарью.
Мишка тоже хотел попробовать, но тут же выплюнул.
— Нет,— говорит,— умирать буду, а такую кашу не стану есть!
— Такой каши наешься, и умереть можно! — говорю я.
— Что ж делать?
— Не знаю.
— Чудаки мы! — говорит Мишка.— У нас же пескари есть!
Я говорю:
— Некогда теперь уже с пескарями возиться! Скоро светать начнёт.
— Ну давай,— говорю,— если быстро. А если будет, как каша, то лучше не надо.
— В один момент, вот увидишь.
Мишка почистил пескарей и положил на сковородку. Сковородка нагрелась, пескари и прилипли к ней. Мишка стал отдирать пескарей от сковородки ножом, все бока ободрал им.
— Умник!— говорю.— Кто же рыбу без масла жарит!
Мишка взял бутылку с подсолнечным маслом. Налил масла на сковородку и сунул в печь прямо на горячие угли, чтоб поскорее зажарились. Масло зашипело, затрещало и вдруг вспыхнуло на сковородке пламенем. Мишка вытащил сковородку из печки — масло на ней пылает. Я хотел водой залить, а воды у нас во всём доме ни капли нет. Так оно и горело, пока всё масло не выгорело. В комнате дым и смрад, а от пескарей одни угольки остались.
— Ну,— говорит Мишка,— что теперь жарить будем?
— Нет,— говорю я,— больше я тебе ничего жарить не дам. Мало того, что ты продукты испортишь, так ты ещё пожар устроишь. Из-за тебя весь дом сгорит. Довольно!
— Что же делать? Есть-то ведь хочется!
Попробовали мы сырую крупу жевать — противно. Попробовали сырой лук — горько. Масло попробовали без хлеба есть — тошно. Нашли банку из-под варенья. Ну, мы её вылизали и легли спать. Уже совсем поздно было.
Наутро проснулись голодные. Мишка сразу полез за крупой, чтоб варить кашу. Я как увидел, так меня даже в дрожь бросило.
— Не смей! — говорю.— Сейчас я пойду к хозяйке, тёте Наташе, попрошу, чтобы она нам кашу сварила.
Мы пошли к тёте Наташе, рассказали ей всё, обещали, что мы с Мишкой все сорняки у неё на огороде выполем, только пусть она поможет нам кашу сварить. Тётя Наташа сжалилась над нами: напоила нас молоком, дала пирогов с капустой, а потом усадила завтракать. Мы всё ели и ели, так что тёти Наташин Вовка на нас удивлялся, какие мы голодные были.
Наконец мы наелись, попросили у тёти Наташи верёвку и пошли доставать из колодца ведро и чайник. Много мы провозились и, если бы Мишка не придумал подкову к верёвке привязать, так бы ничего и не достали. А подковой, как крючком, подцепили и ведро и чайник. Ничего не пропало — всё вытащили. А потом мы с Мишкой и Вовкой сорняки на огороде пололи.
Мишка говорил:
— Сорняки — это чепуха! Совсем нетрудное дело. Гораздо легче, чем кашу варить!
Дружок
Замечательно нам с Мишкой жилось на даче! Вот где было раздолье! Делай что хочешь, иди куда хочешь. Можешь в лес за грибами ходить или за ягодами или купаться в реке, а не хочешь купаться — так лови рыбу, и никто тебе слова не скажет. Когда у мамы кончился отпуск и нужно было собираться обратно в город, мы даже загрустили с Мишкой. Тётя Наташа заметила, что мы оба ходим как в воду опущенные, и стала уговаривать маму, чтоб мы с Мишкой остались ещё пожить. Мама согласилась и договорилась с тётей Наташей, чтоб она нас кормила и всякое такое, а сама уехала.
Мы с Мишкой остались у тёти Наташи. А у тёти Наташи была собака Дианка. И вот как раз в тот день, когда мама уехала. Дианка вдруг ощенилась: шестерых щенков принесла. Пятеро чёрных с рыжими пятнами и один — совсем рыжий, только одно ухо у него было чёрное. Тётя Наташа увидела щенков и говорит:
— Чистое наказанье с этой Дианкой! Каждое лето она щенков приносит! Что с ними делать, не знаю. Придётся их утопить.
Мы с Мишкой говорим:
— Зачем топить? Они ведь тоже хотят жить. Лучше отдать соседям.
— Да соседи не хотят брать, у них своих собак полно,— сказала тётя Наташа.— А мне ведь тоже не надо столько собак.
Мы с Мишкой стали просить:
— Тётечка, не надо их топить! Пусть они подрастут немножечко, а потом мы сами их кому-нибудь отдадим.
Тётя Наташа согласилась, и щеночки остались. Скоро они подросли, стали бегать по двору и лаять: «Тяф! Тяф!» — совсем как настоящие псы. Мы с Мишкой по целым дням играли с ними.
Тётя Наташа несколько раз напоминала нам, чтоб мы раздали щенков, но нам было жалко Дианку. Ведь она станет скучать по своим детям, думали мы.
— Зря я вам поверила,— сказала тётя Наташа.— Теперь я вижу, что все щенки останутся у меня. Что я буду делать с такой оравой собак? На них одного корму сколько надо!
Пришлось нам с Мишкой браться за дело. Ну и помучились же мы! Никто не хотел брать щенков. Несколько дней подряд мы таскали их по всему посёлку и насилу пристроили трёх щенков. Ещё двоих мы отнесли в соседнюю деревню. У нас остался один щенок, тот, который был рыжий с чёрным ухом. Нам он больше всех нравился. У него была такая милая морда и очень красивые глаза, такие большие, будто он всё время чему-нибудь удивлялся. Мишка никак не хотел расставаться с этим щенком и написал своей маме такое письмо:
