Юрий Дьяконов - Приказ самому себе
Однажды, уже в марте, в записке, написанной обычными буквами, Саша узнала почерк Липкиной. Она прижала Зойку в угол и, тыча записку в нос, сказала яростно:
— За это, знаешь, что делать надо?! Я цацкаться не буду!..
Перепуганная Зойка помчалась к Елизавете Серафимовне.
Срочно вызванная Сашина мама не замедлила явиться. На перемене из класса выдворили учеников, и состоялся разговор. Из-за прикрывшейся двери услышали голос Сашиной мамы:
— Нет уж. Вы не убегайте. Дослушайте до конца.
Не хочу! Еще никто не позволял себе так со мной разговорить! — кричала Елизавета Серафимовна.
Плохо, что не позволяли! Ни одного моего/ слова вы опровергать не смогли! Так?.. И не очумеете, потому что это правда… И, будьте уверены, если вы не сделаете выводов, так их сделают другие. Так имейте в виду…
Девчонки шарахнулись в стороны. Дверь с треском распахнулась, Елизавета Серафимовна, взволнованная, с красными пятнами на шее, быстро простучала каблучками и скрылась в учительской. Следом вышла Галина Николаевна. Улыбнулась ребятам и пошла к выходу твердой походкой уверенного в своей правоте человека.
— Вот дает! — восхитился Стасик. — Елизавета пулей вылетела. После этого Елизавета Серафимовна совсем перестала замечать Магакян. А вызвав к доске, „„гоняла“ сразу за несколько уроков подряд. И, хотя Саша всегда отвечала без запиночки, никогда больше четверки ей не ставила.
Когда Зиночку отозвали из октябрятской группы, он долго переживал: „Как же так? С самого первого класса у меня всегда было дело, теперь ничего. Разве я перестал быть пионером?..“ И он решил посоветоваться с друзьями,
— Я ни за что не попросила бы! — вздернула головой Саша.
По-почему? — не согласился Женя. — Он же не четверку вынашивать будет, как Сундук. По-моему, правильно…
Правильно?! А когда Зойка всякие гадости пишет, а мою маму и за что вызывают — это тоже правильно?!
— Это совсем другое дело, — сказал Женя. — Ты неправа…
— Тогда ты, знаешь, кто? — взорвалась Саша. — Размазня!.. Ну и дите к своей Елизавете! — и Саша убежала.
Несмотря на ссору, через несколько дней Зиночка решился:
— Елизавета Серафимовна, когда мне дадут пионерское поручение? У меня всегда было, — сказал он ей на перемене.
Елизавета Серафимовна сначала удивленно вскинула брови, но потом, подумав, ответила:
А что же ты хочешь; делать?
Ну… — замялся он, — не знаю. С октябрятами интересно…
Нет, дружок! Их мы тебе не доверим… Но я подумаю.
На другой день после шестого урока было классное собрание. Елизавета Серафимовна ругала двоечников и требовала от них письменных обязательств. Те послушано писали и сдавали листочки. Елизавета Серафимовна подчеркивала ошибки и заставляла переписывать вновь. Потом стали говорить о том, как помогают отстающим. Оказалось — плохо помогают. Стали прикреплять к ним других. Было скучно. Хотелось есть. Все тихонько развлекались как могли. Сазон ножом вырезал на парте: „Здесь был…“
А теперь о Васильченко, — сказала Елизавета Серафимовна. — Если ему не помогут, он снова останется в пятом классе.
Не! Я не хочу! — моментально откликнулся Сазон,
Неуместные шутки, — нахмурилась учительница. — Ты так ведешь себя, что ни одна девочка не хочет с тобой заниматься. Как же быть? — она перевела взгляд на Зиночку и предложила: — Углов, ведь ты дружишь с Васильченко, и сидите вы за одной партой. Может, возьмешься помочь ему? Подумай.
Зиночка хотел возразить: „Я не хочу. Он не друг мне!“ Но Салон, прикрыв рукой рот, тихо сказал:
— Соглашайся, дурак. Тут жрать хочется, спасу нет, а он резину тянет. Можешь хоть совсем не ходить, понял?
Зиночка глянул на него, кивнул головой:
Можно я до завтра подумаю?
Хорошо, — согласилась учительница, — соберите книги.
Собрали! — закричали ребята, выскакивая из-за парт. Дома, уже перед тем как ложиться спать, он спросил:
Мама, как ты думаешь, нужно помогать тому, с кем ты в ссоре?
— Видишь ли, сынок. Вы же мальчишки. Сегодня поссорились, а завтра помирились. Не враги какие-нибудь смертельные… Если человек нуждается в помощи, я думаю, надо помочь.
— А если он говорит: „Можешь совсем не помогать“? Мама улыбнулась и покачала головой:
— Знаю. Мальчишки — народ самостоятельный. Может, из гордости отказывается. А сам бы рад…
„Точно, — решил про себя Зиночка, — это Сазон из гордости отказывался. Значит, пойду. Он же не смертельный враг…“
Второй месяц подряд, проводив маму на работу, Зиночка собирает книги и спешит к Сазону заниматься.
— Начнем с математики, — предлагает он.
— Ага, кореш. Ты дави сто седьмую задачку, а я сто девятую. А потом перепишем и будет вдвое быстрей. — Но вскоре Сазон теряет терпение:
— Дурацкая задачка! И выдумал ее дурак. Ну зачем это:
Из пункта „А“ в пункт „Б“?“ Говорили бы по-русски: из Ростова в Новочеркасск… Совсем голову задурили!
Зиночка начинает решать его задачу. Но Сазон вскакивает:
— Не ломай голову. Я вспомнил: мы ее в прошлом году решали. Найдем тетрадку — и порядок!..
Через полчаса все перерыто, но тетрадки нет. Зато нашлись гайданы. Крашеные. И два — свинцом залитые, битки.
— Пошли на улицу. Поиграем. Задача не волк. Куда денется? Зиночка возражает, но Сазон тянет из комнаты… В разгар игры от здания школы слышится звонок. Зиночка бледнеет, предчувствуя беду. А Сазон стыдит:
— Ну и трус же ты, Угол! Может, сегодня и не спросит.
Но чаще всего спрашивали Зиночку именно тогда, когда не успевал выучить уроки. Появились тощие тройки. Он просиживал до двух часов ночи за уроками, а утром, заспанный, опять бежал к Сазону… В дневник стали просачиваться двойки. Он воевал с ними. Но сил не хватало.
Мама, глядя на его измученное лицо, говорила не раз:
—Так и слечь недолго. Может, попросить, чтоб освободили?..
—Нет, мама! Я все сделаю сам, — испуганно упрашивал он. Но сделать ничего не мог. И решился поговорить с Сазоном:
—Так тебя и на третий год в пятом оставят, — сказал он.
—Ну и плевать. Я сам брошу школу. Подамся в совхоз…
— Так зачем же я?.. Зачем? — возмущенный его вероломством, закричал Зиночка. — Меня ведь тоже оставить могут!
—Ну и дурак, — невозмутимо сказал Сазон, играя пятаком.
—Так из-за тебя же оставят! Я ведь с тобой занимался!
— Ты мне горло не дери! Чо я тебе, рупь должен?! Просил я ходить? Ну?.. Так и вали отсюда, пока морду не набил!..
Гнев кипел в Зиночке. Так бы и стукнул в наглую физиономию. Но Сазон сам замахнулся. Зиночка испугался и побежал прочь.
До конца учебного года оставались считанные недели. А у Зиночки по четырем предметам были двойки.
До ссоры Сазон хоть в школу ходил ежедневно. А теперь место за партой рядом с Зиночкой пустовало все чаще. Правда, Зиночка был этому даже рад. Едва Сазон появлялся, как тотчас принимался изводить его всячески. То ногой лягнет под партой, то локтем ткнет: „Чего расселся, профессор кислых щей!“ То тетрадь на пол свалит да еще башмаком грязным наступит. И Зиночка сидит на самом краю скамейки в неудобной напряженной позе, поминутно ожидая каверзы. Какие уж тут занятия…
Но и когда Сазон появлялся, то чаще всего был на уроках труда и математики, реже — на географии и естествознании, а русского избегал совсем. Увидев издали Елизавету Серафимовну, тотчас скрывался в туалете.
Однажды Сазон заговорился с мальчишками на перемене, а когда хотел бежать, в дверях уже появилась Елизавета Серафимовна.
Она тоже увидела его, но сделала вид, что не замечает. Уж очень была сердита на него. Просматривая журнал, и директор, и завуч задали один и тот же неприятный вопрос: „Почему Васильченко не ходит именно, на ваши уроки?..“
Не прошло и пяти минут, как Сазон поднялся:
— Можно выйти?
Елизавета Серафимовна будто не слышала и продолжала писать па доске.
—Выйти можно? — переминаясь с ноги на ногу, повторил Сазон
—Он еще спрашивает! — возмутилась Елизавета Серафимовна. — За две недели раз осчастливил своим присутствием и… Разве ты ученик?!. Ты пустое место!.. Можешь хоть совсем не приходить!..
—И не приду! — выкрикнул он, направляясь к двери. — Подумаешь!.. Пустое место!.. Да видал бы я в белых тапочках… ваши глаголы?.. — он хлопнул дверью и до конца учебного года больше в школе не появлялся.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Утром второго мая Женя, отдуваясь, втащил к Зиночке два больших пакета. И тотчас плюхнулся на них, вытирая лоб:
— Думал, руки оторвутся. Это тебе, — сказал он.
В пакетах оказались две книги научно-фантастических повестей Беляева, „Туманность Андромеды“ Ефремова и тридцать журналов Искатель“. С разноцветных обложек, набранные крупным шрифтом, кричали слова: „Фантастика! Приключения!“.
