Дэн Смит - Тайна брата
— Я тебя знаю, — Эрих указывает на Лизу. — Знаю, где ты живешь.
— А я знаю, где ты живешь. — Вольф снова говорит тихо и сверлит Эриха Манна своим стальным взглядом. — Все, свободен. Если, конечно, не хочешь заглянуть к нам в штаб.
Эрих громко сглатывает и, отдав честь, идет помогать командирам строить ряды. Но, руководя процессом, он постоянно оглядывается на нас.
— Подними велосипед, — говорит Вольф, не сводя глаз с Эриха.
У меня трясутся руки, а велик кажется невесомым.
Лиза тут же хватается за руль со своей стороны, и мы, подняв переднее колесо, затаскиваем его на тротуар. Только тут мы замечаем, сколько зевак собралось вокруг. Нас окружает настоящая толпа, люди толкаются, лишь бы разглядеть, что происходит, но никто не готов помочь нам. Одни боятся, другие не прочь посмотреть, как нас отлупит гитлерюгенд.
Люди расступаются, открывая нам проход. Смотрю на лица взрослых, которые и не подумали за нас вступиться. Кажется, это фрау Остер среди толпы осуждающе качает головой.
Парад и зеваки остаются позади. Мы бредем по тротуару в сторону дома. Вольф шагает за нами.
— Вам повезло, что я был рядом. — На Вольфе тот же костюм и блестящие брюки, что и в день нашего столкновения. Шляпу он натянул на самые глаза. В воздухе висит знакомый запах лосьона. — А удар у тебя хороший. Надо думать, ты много тренировался.
Пожимаю плечами. От этого жеста начинает болеть шея. Щупаю себя за больную щеку. Похоже, завтра нальется солидный синяк.
— И смелости тебе не занимать, — продолжает Вольф. — Жаль, в комплекте с ней идет талант влипать в неприятности.
Инспектор прячет руки в карманы, и мы вместе шагаем по улице.
От его присутствия по коже бегают мурашки. Несмотря на собственные беды, в мыслях я вижу герра Финкеля, окровавленного, избитого.
— Может, поблагодаришь за то, что я спас ваши шкуры?
— Спасибо, господин, — бурчу я.
— Ладно. — Вольф останавливается, глядя по сторонам. — Мы отошли далеко, пока вам ничего не грозит.
Мы с Лизой замираем рядом с инспектором. Тот наклоняется ко мне.
— Если я провожу вас до самого дома, мы снова напугаем твоих дедушку с бабушкой. Давай пожалеем стариков? А то они решат, что ты выдал мне их тайны. — Он подмигивает, и мне делается совсем нехорошо. Вольф распрямляется, собравшись было уходить. — Кстати. Может, хочешь напоследок поведать мне какую-нибудь тайну?
— Нет, господин.
— Ладно. — Изобразив на лице недоумение, Вольф поднимает палец. — А все-таки расскажи-ка мне одну вещь. Откуда ты это взял?
Вынув руку из кармана, он показывает мне резной цветок, создавший нам такие проблемы.
Тупо смотрю на него, не находясь с ответом.
— Я нашла его на улице, — вмешивается Лиза. В голосе явственно слышна ненависть. — Мальчишки уронили.
— Мальчишки? Если увидишь их, сможешь узнать?
— Это было далеко отсюда, — бурчит моя подруга. — Просто какие-то мальчишки.
Вольф кивает, будто ожидал подобного объяснения.
— А больше ничего не хочешь сказать?
— Я… — Вопрос крутится на языке, но мне страшно ненароком выдать что-нибудь важное.
— Да?
— А вот… ребята говорили про этот значок.
— Выкладывай.
Не могу побороть соблазн. Мне нужно узнать.
— Что такое «Пираты эдельвейса»?
Потемневшее было лицо Вольфа проясняется, на губах мелькает улыбка. Он набирает полную грудь воздуха и, снова осмотрев улицу, поворачивается ко мне.
— Преступники. Негодяи. Длинноволосые бандиты, которые шляются по улицам, тунеядствуют, сидят по кафе и распространяют всякое вранье. Избегай таких людей любой ценой. Понял?
Киваю. Лиза сверлит глазами тротуар.
— «Пираты эдельвейса» — это даже хуже, чем евреи. — Вольф придвигается ко мне. — Еврей не выбирал, быть ли евреем. Он таким родился. А «пират эдельвейса» — это немец, который ненавидит фюрера. Предатель, смутьян, который пишет на стенах, разбрасывает листовки и нападает на гитлерюгенд.
У меня в горле появляется комок. Вспоминаю про листовку, которую дала мне Лиза, когда мы только выходили на поиск. Такая же листовка дорого стоила герру Финкелю. Стоит Вольфу потребовать у нас вывернуть карманы, как он тут же увидит сложенную бумажку и арестует меня.
— Эти преступники сегодня утром выбили окна на заводе на дальнем конце города. Еще они подсыпают сахар в бензобаки. Хорошо хоть, машину потом легко починить. Но тут как, одна мелочь цепляется за другую. Такими темпами на улицах скоро воцарится анархия. — Вольф пришпиливает меня к земле своим ледяным взглядом. — Ты у нас хороший немец, а, Карл Фридман?
— Да, господин.
— Если увидишь такой знак, немедленно мне сообщи. — Он показывает мне цветок, ломает его пополам и роняет на дорогу. — Ты все понял?
Киваю.
— Хороший мальчик. — Вольф ерошит мне волосы. Подавляю желание отдернуться. — Все, свободны. Ведите себя прилично.
Мы с Лизой, не глядя друг на друга, тащим велик к повороту на Эшерштрассе.
— Да, еще кое-что! — кричит сзади Вольф. Останавливаемся. Оборачиваемся. — Передавайте привет фрау Шмидт, когда будете у нее в следующий раз.
Должно быть, изумление у нас на лицах доставляет ему искреннее удовольствие.
— Я знаю обо всем, что происходит в городе, — говорит инспектор. Потом лениво вздергивает руку, разворачивается на каблуках и уходит в другую сторону.
Книга фюрера
— Как думаешь, к чему он это сказал про фрау Шмидт? — спрашиваю.
До Эшерштрассе мы дошли молча, погруженные в свои мысли.
— Он свинья, — вздрагивает Лиза. — Ненавижу его.
Сложно ее винить. Я видел, как он обошелся с герром Финкелем, знаю, что он сделал с папой Лизы, поэтому тоже начинаю его ненавидеть.
— Он просто показал нам, что знает, где мы были, — объясняет Лиза. — Он думает, что знает все на свете, но не знает личности «Пиратов эдельвейса». А мы знаем.
— Ты имеешь в виду Стефана? — смотрю я на нее. — Думаешь, он один из них?
— У него же был цветок? И у его девушки я видела что-то подобное.
— Никому не говори. Никому.
— Не боись. Тайна твоего брата в надежных руках.
— И вообще, еще не факт, что он из «Пиратов». Может, просто носит цветок… в смысле… Ты веришь, что они преступники? Хуже евреев?
— Евреи — обычные люди, как мы с тобой. Не верь всему, что говорят в школе, — качает головой Лиза. — Вовремя я тебя встретила, Карл Фридман. Еще чуть-чуть, и ты был бы потерян навсегда.
Когда мы подходим к переулку около нашего дома, я оглядываюсь и изучаю улицу.
— Как думаешь, он за нами следил? Может, и сейчас следит?
— Не может он ходить за нами хвостиком. — Правда, Лиза тоже изучает улицу, а заодно и окна на предмет любопытных глаз. — Но что творилось на параде, он видел. По крайней мере с того момента, как ты ударил Эриха.
Образ этого громилы всплывает в памяти, а заодно и слова, обращенные к Лизе.
— Он правда знает, где ты живешь?
— Эрих-то? Да, только я его не боюсь. Обычный хулиган.
Боится она инспектора уголовной полиции Вольфа.
Впрочем, я тоже. Мне страшно представить, что он следит за нами. Появляется ощущение, что я торчу здесь, как голый, с листовкой в кармане. Представляю, как Вольф выбегает из-за угла и несется к нам, потому что забыл проверить наши карманы.
— Ладно, пошли внутрь, — говорю.
Надо спрятать листовку в укромное место.
Дед возится с машиной, когда мы входим в заднюю калитку.
— Выглядит паршиво. — Он идет к нам, вытирая руки ветошью.
Поначалу мне кажется, что он имеет в виду мой синяк. Прижимаю ладонь к щеке, но дед смотрит на велосипед.
— В таком виде на нем не покатаешься.
Он качает головой, изучая гнутое колесо. Потом поднимает глаза и меняется в лице.
— Что стряслось? — Дед берет меня за подбородок, поворачивая к себе подбитой щекой. — Подрался?
— Видели бы вы его соперника, герр Брандт, — говорит Лиза.
— Я не виноват. — Рассказываю все, что случилось, кроме подробностей про фрау Шмидт и «Пиратов эдельвейса». И про Вольфа молчу. По моей версии, мы просто сбежали.
— Ну, не самый плохой вариант. Бег — лучшее боевое искусство. А кулаками пусть машут те мальчишки, кто не может работать головой, — говорит дед.
— Ты же был боксером.
— Это спорт. В нем есть правила. Это не уличная драка. Ладно, тебе надо привести себя в порядок, а с учетом того, что Стефан ушел гулять с друзьями, а мама с бабушкой в гостях у фрау Дасслер, похоже, отмывать тебя предстоит мне.
— Я могу помочь, — предлагает Лиза.
— А вас, юная леди, ждут дома к обеду. Может, на сегодня приключений достаточно?
— А что с великом? Можно починить? — спрашиваю.
Дед смотрит на гнутое колесо и тяжко вздыхает:
