Марк Ефетов - Звери на улице
Да, не было человека из группы туристов, который бы не остановился возле него и не позвал пойти с собой.
Некоторые спрашивали:
— Кого же ты ждешь?
И он отвечал:
— Асю Сергеевну.
Тетя Сима
Одна из наших туристок, быстро проходя мимо Славы, ткнула пальцем в пол и бросила на ходу:
— Хорош!
«Что это она?» — подумал Слава, посмотрел на свои ботинки и сразу все понял. Последний раз он чистил их в Москве, но это когда было… После этого он шлепал в дождь по лужам перрона, когда проезжали Польшу; потом на мокрые ботинки осела пограничная пыль первой станции Германии; где-то Слава чиркнул носком по извести, В общем, ботинки его были, прямо скажем, не блестящи.
Что было делать?
Дома все просто и ясно: взял в тумбочке две щетки, бархатку и ваксу, вышел на лестницу и начистил ботинки так, что хоть смотрись в них. Но то дома. А как быть за границей? Вот оно — первое заграничное осложнение.
Думая так, Слава быстро расхаживал по коридорам взад и вперед, но так, чтобы при этом не пропустить Асю Сергеевну. И вот, дойдя до самого конца коридора и быстро там развернувшись, он стукнулся носом о большой ящик на полу. На необычном этом ящике была табличка, и Слава кое-как прочел на ней по-немецки. Этот ящик — величиной с большой радиоприемник — был автоматом для чистки ботинок. Надо же, чтобы человеку так повезло! Как говорится: на ловца и зверь бежит.
На той табличке была надпись; «Сюда опусти монеты».
Тут Слава быстро сунул руку в карман и проверил свои звякающие капиталы. Деньги его были у Якова Павловича, но несколько монет оставили Славе на карманные расходы. Ура! И тут повезло: на чистку ботинок хватало и еще оставалось три пфеннига. Слава опустил монетку в щель, и тут автомат зажужжал и зашуршал. Быстро вертелись щетки, оплаченные пфеннигами. Но их кручение кончилось как раз в тот момент, когда один ботинок блестел, как зеркало, а другой был грязно-грязнущий…
Аси Сергеевны все не было.
Авточистильщик молчал.
Вот беда.
Слава стоял теперь посреди коридора и с грустью смотрел на свои такие разные ботинки. С такими никак уж не выйдешь на улицу. А ведь Ася Сергеевна ждать не будет. Наши туристы, видимо опоздавшие, так пролетали мимо Славы, что даже не замечали его необычных ботинок.
Что было делать?
Последней прошла мимо Славы тетя Сима. Она спросила:
— Тебя что, наказали?
— Не.
— Почему же ты уткнул нос в стенку?
— Так.
— А почему не пошел в музей?
— Надо очень…
— А почему хитришь?
Слава молчал.
— Тебя обидели? — спросила тетя Сима.
И так это она как-то спросила — от всей, можно сказать, души, по-доброму, одним словом, — что Слава… Нет, только не подумайте, что он заплакал, как девочка. Он просто сказал:
— Никто меня не обидел, а мне просто самому на себя обидно.
И рассказал тете Симе все-все про медвежонка и про то, как Ася Сергеевна обещала его взять в зоопарк, потому, наверно, что она знает, как туда поехать и какие там входы-выходы.
— Ася Сергеевна? — воскликнула тетя Сима. — Так она же ушла!
— Как — ушла?! — Слава не мог в это поверить. — Она же обещала мне найти моего Мишку и сама называла его Мишенька…
— Успокойся, — сказала тетя Сима и взяла Славу за руку. — Пойдем!
— Куда?
— К Асе Сергеевне.
— Так она же ушла?
— Ну и что? Я знаю, куда она ушла, и мы ее там найдем. Она что, знает, как разыскать твоего Мишку?
— Знает, наверно.
— Ну вот и отлично. Поехали…
— Минуточку.
— Что? — спросила тетя Сима. — Тебе еще надо куда-то на минуточку? Ну иди, я подожду.
— Нет, — сказал Слава, — ботинки…
Тетя Сима посмотрела на Славины ноги и ахнула:
— Давай дочищай второй. Что же ты?
— Пфеннигов не хватило.
Тетя Сима потащила Славу к автомату и вмиг опустила туда монетку. Щетки завертелись, автомат зашумел.
— Чисть же, чисть! — сказала тетя Сима.
Потом потащила Славу к лифту, а он сказал:
— Тетя Сима, щетки же еще крутятся! Почистите свои ботинки. Ведь уплачено…
Она только махнула рукой. Так щетки эти и крутились зазря.
Ярмарка
— Куда мы едем? — спросил Слава тетю Симу, когда они вошли в трамвай.
— На ярмарку, — сказала тетя Сима. — Я слышала, как Ася Сергеевна в ресторане уговаривала свою соседку по столу побыстрее есть, чтобы успеть на маленькую ярмарку… Понял?
Он-то понял, но молчал.
Ох и обидно же ему от этого стало!
Тетя Сима тронула Славу за плечо и как бы разбудила:
— Нам выходить!.. Ой, смотри — там, кажется, Ася Сергеевна. Она?
— Она! Она!
Они соскочили с площадки вагона, но в это время перед ними — по ту сторону широкой улицы — загорелся красный глазок светофора и полицейский поднял руку в белом нарукавнике. У нас такие нарукавники, только темные, надевают иногда счетоводы и делопроизводители — те, кому надо много писать. Это для того, чтобы не протереть рукава. А здесь белые нарукавники у всех полицейских, которые регулируют движение. И правильно: белый нарукавник хорошо виден издали, даже в сумерки или при плохом освещении.
Так вот, нарукавник белел посреди мостовой, автомобили и трамваи мчались мимо Славы и тети Симы сплошным потоком, а в это время Ася Сергеевна уходила все глубже и глубже в толпу людей.
А потом… потом Слава с тетей Симой пережидали желтый огонь светофора, шли на зеленый, стояли в очереди в кассу, покупали билеты на ярмарку и, пройдя сквозь широкие ворота, попали в толпу, в которой, конечно же, никакую Асю Сергеевну найти было невозможно.
— Ну, что будем делать? — спросила тетя Сима так, будто Слава был учитель, а она ученик.
А что он мог ответить: только пожал плечами.
Тетя Сима сказала:
— Раз пришли на ярмарку, посмотрим, что здесь происходит. Не уходить же обратно в гостиницу.
— Конечно, — сказал Слава, — не уходить. И потом, может быть, мы все-таки встретим Асю Сергеевну.
Они пошли по ярмарке. Чего только там не было: карусели со скачущими лошадьми, тиры с вертящимися мишенями (выстрелил метко, и смотри, как завертелась ветряная мельница), лотереи, где можно было выиграть большущую коробку конфет и даже фотоаппарат, но, как сказала тетя Сима, в сто раз вероятнее выиграть бумажную розу, а продуть за нее все, что в кошельке.
Вот такая была эта маленькая ярмарка — шумная, пестрая от разноцветно светящихся реклам, и Славе показалось, что бесконечная: он не видел конца павильонам — стреляющим, играющим, зазывающим…
И вдруг в сплошном немецком говоре услышал русские слова:
— Славик, вот встреча! С кем ты? А, Сима Петровна! А мы тут еще видели наших!
Это были наши туристы.
— Кого видели? — спросила тетя Сима.
— Женщины наши из группы. Ася Сергеевна…
— Как в сказке! — воскликнула тетя Сима.
А Слава только успел сказать:
— Ох!
Один из наших туристов протянул руку куда-то вбок:
— По-моему, все они пошли туда, к тому вот балагану.
Тетя Сима схватила Славу за руку и решительно сказала:
— Пошли!
Пойти-то они пошли, но когда подошли, тетя Сима сказала:
— Это балаган не для нас.
— А почему? — спросил Слава и подумал: «Всегда так — что интересно, говорят: нельзя. Вот ведь какая очередь стоит. У других балаганов пусто — зазывалы одни надрываются: «Битте, коммен зи» — «Пожалуйста, заходите». А никто, между прочим, не заходит. А здесь, как у Кинотеатра повторного фильма, когда там идет старая смешная картина с Игорем Ильинским».
— Ну, что насупился? — тряхнула его за плечо тетя Сима. — Ты же учился читать по-немецки. Читай…
Чудеса
Над балаганом была светящаяся вывеска. И хотя буквы были яркие-яркие, прочитать их — вернее, сложить в слова — было Славе не так-то легко. «Циммер» — «комната», это он понял. А вот первое слово никак разобрать не мог.
Пока он читал, люди все подходили и подходили, и очередь в кассу уже загибалась за угол балагана. «Эх, — думал он, — не попасть нам сюда. А тут, конечно, интереснее, чем везде, и тут же, наверно, Ася Сергеевна. Она уж выберет себе местечко, где поинтереснее. Будь спок».
И только это он так подумал, как тетя Сима спросила:
— Прочитал?
— Прочитал.
— Что?
— Комната. А почему мне туда нельзя? Что я, комнат не видел?
— А ты первое слово прочитал?
— Нет. Хотя вот: шреклихе.
— А что это значит, знаешь?
Слава молчал. Что-то такое вертелось у него в голове. И будто не он, а кто-то сидящий в нем вдруг выпалил:
— Это — ужасное что-то. Хотя нет, нет — не ужасное. Это я придумал так просто.
А тетя Сима засмеялась:
— Ничего ты не придумал. Молодец, хорошо выучил немецкий язык. «Шреклихе» — это, конечно же, «ужасная» или «страшная». Это комната ужасов. Понял?
