Сусанна Георгиевская - Бабушкино море
— Зая! — кричат из комнаты.
— Сейчас, — отвечает мама, берёт Люду за руку и заходит в дом.
За ними вприпрыжку семенит Ляля.
— Садись, пожалуйста, девочка, — шёпотом говорит мама.
Люда поглядывает на бабушку.
— Чего ж, садись! — говорит бабушка. — Раз вошла, так садись. Давно бы так. Нечего плач разводить под окнами. Закусывай!
Конюх Митрич пододвигает к маме тарелку и говорит:
— Отведайте, Зинаида Михайловна. Икорка, конечно, осенняя, свежий улов. Но, конечно, может быть, не понравится?..
Он протягивает маме тарелку и отставляет мизинец. В ухе у него поблёскивает серьга.
Мама берёт тарелку и смотрит на Лялю.
— Нет ли рыбки солёненькой? — задумчиво спрашивает тётя Фрося.
— Как не быть, отчего же? — радуется Сватья. — Рыбка есть.
И она выносит из кухни копчёную рыбу.
— А детки, детки чего ж не едят? — хлопочет тётя Фрося. — Вот икорка, вот пирожок, вот сольца… — говорит тётя Фрося.
И она так щедро и так широко пододвигает к девочкам блюдце с солью, как будто соль на бабушкином столе самое главное угощение.
Но Ляля не ест. Она дует в блюдечко с чаем.
«Как будто это море, — думает она про свой чай и дует сильнее. — Вот ветер поднялся. Непогода!»
Она бросает в блюдце хлебную крошку: «А это бабушкина байда». Крошка тонет, и Ляля сразу пугается: «Ай, что же это я наделала! Надо скорее вызвать катер! Конечно, надо бы вызвать катер», — повторяет она про себя громким голосом председателя и, запустив в блюдце палец, принимается вылавливать крошку.
— Что ты там ловишь, Ляля? — говорит мама. — Разве так делают?
— Байда потонула, — виновато говорит Ляля.
Бабушка внимательно смотрит на Лялю и вдруг начинает смеяться.
— Что с вами, матушка? — говорит папа.
Бабушка мелко-мелко хохочет. Она хохочет, не поднимая кверху прозрачных, выгоревших от солнца и ветра глаз. Она трясётся от смеха. Трясутся бабушкины опавшие, старенькие, раскрасневшиеся от чая щёки, её старые, тёмные руки, кончик её новой косынки.
— Видно, радуется, что сынка повидала, — говорит конюх Митрич.
А бабушка всё хохочет.
— Ба-бушка! — говорит Ляля.
Бабушка всё хохочет.
— Ой, ну бабушка! — говорит Ляля и тянет бабушку за рукав.
— Ладно, ладно, — говорит бабушка и вытирает ладонью глаза. — Уж будто и будешь скучать по бабушке?
«Скучать?.. Значит, долго я тебя не увижу, бабушка? Значит, я от тебя уеду надолго?» — глядя на бабушку, думает Ляля.
Она задумывается.
Залетают в окошко искры от пятого самовара. Ляля дремлет, сидя рядом с притихшей бабушкой и уронив голову на ладошку. Откуда-то из углов в глаза ей ползут широкие нежные тени. Глаза слипаются. В глазах мелькает бурьян. По бурьяну бежит петух. В поле качается обгорелая балка.
По широкой дороге в клеёнчатой куртке и шапке ходит босая бабушка. Море окатывает её солёной водой. Что-то блещет в бабушкиных глазах. Лицо у бабушки мокрое. Рот как будто полуоткрыт…
— Эх ты, моя капелька! — говорит бабушка.
— Бабушка, ты моё море! — подумавши, отвечает Ляля и вздрагивает во сне.
— Константин, она, кажется, простудилась, — встрепенувшись, говорит мама.
— Да нет, Михайловна! — отвечает, махнув рукою, тётя Сватья. — Видать, что ты молодая матка… Это ж к росту. Дитё растёт.
