Нисон Ходза - Путешествие без карты
— Рид превратился в переносчика чумной большевистской бациллы, — мрачно сказал Фрэнсис. — Он пишет в американских газетах о русской революции и тем самым призывает американских рабочих к бунту! Рид — большевик! Надо, чтобы он признался в этом. Добейтесь от него признания, что он большевик! И тогда его вышлют из России в двадцать четыре часа!
— Думаю, что сегодня за ужином мне это удастся.
На прощание посол, как всегда, придвинул молча «египетскую пирамиду» и поморщился, когда контрразведчик бесцеремонно сунул в карман две сигары…
Рид появился в ресторане в начале восьмого.
Когда метрдотель проводил его к столику Саликова, тот, казалось, был целиком поглощён чтением американской газеты. Это вызвало у Рида интерес к неизвестному человеку: с ним он сможет говорить на своем родном языке, не подыскивая трудные русские слова.
Метрдотель деликатно кашлянул, и Саликов оторвался от газеты.
— Простите, — начал он бархатным голосом, — разрешите мистеру Риду сесть за ваш столик. Мистер Рид наш американский гость…
— Это мне доставит большое удовольствие, — приветливо улыбаясь, сказал Саликов по-английски. — Тем более, что имя талантливого американского журналиста Рида мне хорошо известно из американских газет. Разрешите представиться. — Саликов поднялся со стула и протянул Риду руку. — Сергей Иванович Гусаров, присяжный поверенный из Москвы.
— Рад познакомиться. — Рид скользнул взглядом по карте меню. — Попрошу ростбиф и вина, такого же, как у мистера Гусарова.
Метрдотель скорбно покачал головой:
— К сожалению, господину Гусарову досталась последняя бутылка.
— Позвольте мне, так сказать, по законам русского гостеприимства… — Не дожидаясь ответа, Саликов наполнил душистой мадерой два бокала.
— Предлагаю выпить за революцию и свободу! — провозгласил он, подняв бокал.
— Присоединяюсь! — Рид сделал глоток и одобрительно качнул головой. — Прекрасное вино! Давно ли мистер Гусаров из Москвы?
— Только сегодня.
— Что там делается? Как относятся московские рабочие и солдаты к предстоящему съезду Советов? Известны ли в Москве письма Ленина, опубликованные в петроградской газете «Рабочий путь»?
Саликов не знал, что делается в Москве, но профессиональный опыт помог ему ответить без запинки:
— В Москве, как и в Питере, кипят политические страсти. Московские большевики требуют, чтобы власть перешла к Советам. А вот о письмах Ленина я, к сожалению, ничего не знаю. Разве товарищ Ленин больше не скрывается?
От Рида не ускользнуло, что москвич назвал Ленина товарищем. Это ещё больше расположило его к случайному знакомому.
— Товарищ Ленин пока ещё вынужден скрываться.
— Но вы-то, конечно, знаете, где он укрылся?
— Не имею ни малейшего представления. Вы принадлежите к какой-нибудь партии?
— Формально — нет, но сочувствую большевикам. Со многими из большевистских вожаков нахожусь в давней дружбе.
— Вот как? Это очень кстати. Меня крайне интересуют биографии большевистских вождей. Но почему вы решили, что мне известно местонахождение Ленина?
— Полагал, что такой видный журналист, как вы, должен об этом что-нибудь знать. — Саликов снова наполнил бокалы вином и продолжал — Мне посчастливилось встретиться сегодня со Свердловым. Он дал мне понять, что знает местопребывание Ленина. Неужели же вы, знаменитый американский журналист, не напали на след вождя большевиков.
— К сожалению, не напал.
— Очевидно, вы просто не интересовались этим вопросом. Большевики доверяют вам. Не далее как сегодня утром мне о вас говорил в Смольном Свердлов: большевики считают вас полностью своим человеком.
Рид удивился. Сегодня утром он пытался выяснить в Смольном час открытия съезда Советов, но Свердлова в Смольном не оказалось.
— Не был и не будет, — сказали Риду в Военно-революционном комитете. — Свердлов сегодня выступает на трёх митингах в разных концах города.
— В какой комнате вы его застали? — поинтересовался Рид.
— В какой комнате? В этой… Точно не помню, но знаю, что на третьем этаже.
— Вы чертовски оперативны, мистер Гусаров, — заметил Рид. — Когда же вы изловили его?
— А я, знаете, с самого утра, прямо с поезда. В девять утра я уже был в его кабинете.
Риду стало ясно, что Гусаров врёт. В девять утра Свердлова в Смольном не было.
— Интересно, как выглядит его кабинет? — спросил Рид. — Я никогда не был в его кабинете.
— Как выглядит его кабинет? — переспросил Саликов. — Весьма просто: письменный стол, несколько кресел, небольшой диван, на стене несколько картин. Должно быть, остались ещё от института благородных девиц.
Теперь Рид не сомневался — Гусаров лжёт. Рид знал, что у Свердлова нет никакого кабинета, чаще всего он находится в комнате Военно-революционного комитета, и в этой комнате стоят несколько столов и обыкновенные стулья. Никаких кресел и картин там не было.
— Как вы думаете, товарищ Джон, — продолжал Саликов, — кто же победит? Большевики или сторонники Временного правительства? Я задал этот вопрос Свердлову. Он считает, что Керенский ещё силён и поражение большевиков не исключено.
Рид пристально взглянул на Гусарова и усмехнулся: он знал, что руководители большевиков твёрдо уверены в близкой победе. Но кто же этот человек, который так нагло лжёт? Для чего он затеял весь этот разговор?
— А я держусь другого мнения, — сказал Рид. — Всё идёт по законам классовой борьбы, открытым ещё Карлом Марксом.
— Что вы имеете в виду?
Красногвардейский патруль на одной из улиц Петрограда.
— А то, что фабриками должны управлять рабочие, а не фабриканты, землёй должны распоряжаться крестьяне, а не помещики, что законы должны составлять рабочие и крестьяне, а не министры-капиталисты…
— Но ведь у нас идёт жестокая война. Немцы прут к Петрограду.
— Когда власть перейдёт к большевикам, Россия выйдет из войны. Большевики предложат мир всем народам.
— Да, конечно! — живо подхватил Саликов. — Значит, вы считаете, что большевики победят и Россия немедленно заключит с немцами мир?
— Уверен, что именно так и будет. Посмотрим, много ли навоюют Америка и Франция без русских солдат.
— Вы совершенно правы, я тоже так думаю. — Саликов вытянул из кармана пиджака сигару. Глаза Рида упёрлись в серебряный поясок с вензелем из букв «Д» и «Ф». Такими сигарами его угощал месяц назад посол Фрэнсис.
Вензель на сигаре не оставлял для Рида никаких сомнений: его собеседник имеет прямое отношение к американскому послу и весь разговор в ресторане затеян по приказанию Фрэнсиса. «Ладно же! Посол получит от меня привет!» — насупился Рид.
— Значит, вы считаете, что будущее за большевиками и Россия воевать не должна? — спросил Саликов, раскуривая сигару.
— Да, считаю. Но мне пора! — Он постучал вилкой по тарелке, к столику поспешил официант. — Получите с меня.
— Надеюсь, мы встретимся с вами ещё, товарищ Рид, — любезно улыбнулся Саликов. — Встретимся и продолжим нашу интересную беседу.
— Возможно, но запомните и скажите своим друзьям: как только большевики возьмут власть, некоторым послам придётся довольно быстро расстаться с новой Россией.
И не прощаясь, размашистым шагом Рид направился к выходу.
В СмольныйНаступила ночь. Рид шёл в Смольный, который оставил три часа назад. Для Рида не было сомнений — восстание уже началось, началось незаметно, без грохота канонады, без атак, без криков «ура». В разных концах города шли мелкие стычки солдат и красногвардейцев с приверженцами Временного правительства.
Вдали показались два больших красных глаза — приближался трамвай. Рид втянул голову в плечи и напружинился — трамвай надо брать штурмом. На подножках, цепляясь друг за друга, висели отчаянные пассажиры. Рид бросился к трамваю, уцепился за хлястик чьей-то солдатской шинели, оборвал его и оказался на мостовой. Он пропустил ещё два трамвая, прежде чем попал на площадку третьего.
Чем ближе подходил трамвай к Смольному, тем больше торчал на остановках, ожидая, когда освободится дорога, по которой тарахтели грузовики, набитые красногвардейцами, шагали отряды вооружённых моряков, солдат и артиллерийские кони тянули расчехлённые орудия.
Неожиданно свет в трамвае погас, вожатый высунулся из своего закутка и прохрипел простуженным голосом:
— Дальше трамвай не пойдёт! Току нема!
Подняв воротник пальто, сунув руки в глубокие карманы, Рид зашагал к Смольному.
Идти было недалеко, быстрым шагом — минут десять, но его охватила тревога: а что, если Временное правительство уже свергнуто и арестовано, а он ничего не знает?!
Где-то на Песках прогремели ружейные выстрелы, но прохожие не обратили на них внимания. Сверкающий огнями Смольный был виден ещё издали. Свет бил из каждого окна. На изборождённом колёсами дворе полыхали костры, у которых толпились солдаты и красногвардейцы.
