Николай Печерский - Восемьдесят восемь дорог
Я затарабанил по рычажку и попросил конгуртскую и ту далекую девушку в Душанбе позвонить в редакцию еще раз.
— Мне очень надо. Ну, пожалуйста. Я вас прошу!
Три раза телефонистки звонили по моей просьбе в редакцию, но там не отвечали. Редакция молчала.
В мою душу снова заползло сомнение и страх. А может, это с Расулом Расуловичем случилась беда? Ведь должны же ответить. Ведь не бывает же так!
Я не решился больше тревожить телефонисток. Нельзя паниковать. Позвоню завтра. Возможно, приехал какой-нибудь артист или писатель и все пошли на встречу, и Гулямов тоже.
У меня в кармане было несколько открыток с готовыми адресами. Я подумал и написал в редакцию про Олима, и про то, что он с нами и беспокоиться за эту личность нечего. Олим клялся, что рассказал все своей матери. Я не сомневался. У Олима, хотите этого или не хотите, было одно полезное качество врать он не умел. Беспокоило меня другое что скажет родительский актив? Впрочем, к чему заранее растравлять себя? Что будет, то будет…
Возле почты я встретил девочку. Она показала мне, где школа. Школа была совсем рядом, через дорогу.
Я открыл высокие деревянные ворота и вошел во двор. Тут было чисто, тихо и немного грустно, как бывает всегда летом в школьных дворах. Возле парадных дверей я увидел высокую парту. За ней сидел таджик с рыжей окладистой бородой и важно поглядывал вокруг.
Окна и двери школы были открыты настежь. Ветер выдувал оттуда запахи масляной краски. Бородач оказался человеком далеко не старым. А рыжие дремучие заросли он выращивал для собственного удовольствия. Звали его Умаралиевым. В школе Умаралиев занимал пост завхоза, но в данный момент исполнял функции рядового сторожа. Он караулил школу от мальчишек, которые норовили побегать по липким крашеным полам.
— Значит, в газете работаешь? — спросил меня Умаралиев.
— В газете…
— Это хорошо, — похвалил завхоз. — Фельетоны писать можешь?
— Не приходилось…
Умаралиев разочарованно цокнул языком.
— Что с тобой сделаешь, пойдем, покажу школу.
Раскачиваясь и пригибаясь, как циркачи, мы ходили по узким белым доскам из класса в класс. На ярких крашеных половицах белели отпечатки босых ног. Мне понравились и классы, и коридоры, и большой гулкий зал, в котором нахально летал серый общипанный воробьишка. Я сказал, что напишу заметку про школу, потому что школа действительно была хорошей.
После этого мы вышли во двор. Умаралиев сел за парту, посмотрел на меня, как учитель перед экзаменами, и сказал:
— Ну, давай, теперь рассказывай.
Умаралиев слушал меня, покачивая вверх и вниз бородой. Остановится на минутку, спросит что-нибудь и снова за дело. Попутно выяснилось, что школьная власть в данный момент отсутствует. Директор уехал за учебниками в Душанбе, завуч заболел, а учителя кто где. Один сдает экзамены в институте, другой укатил в пионерский лагерь, а третий вообще купил туристскую путевку и разъезжает по заграницам.
Но Умаралиев намекнул, что это в принципе не смертельно. Власть — властью, а завхоз тоже не пешка. Все это Умаралиев подтвердил на практике. Он вышел из-за парты, приложил ладони ко рту и закричал:
— Ала-бала-вала! Умар, Алдар, Сардар! Бросайте все и бегите сюда! Ала-бала-вала! Ла-ла-ла! Сюда! Сюда! Балавала!
Минут через пять из-за угла школы показалось мальчишеское лицо, за ним — второе, потом — третье. Это были Умар, Алдар и Сардар.
— Идите сюда! — сказал Умаралиев. — Бить не буду. Живо!
Мальчишки вышли из-за укрытия.
Умаралиев не спрашивал моего согласия. Он привык к единоначалию. Завхоз указал рукой на восток, затем на запад и сказал:
— Бегите по Конгурту и зовите сюда всех ребят. Одна нога здесь, другая там. Хоб?
Умар, Алдар и Сардар расправили плечи, набрали в себя воздуха, будто собирались нырять, и хором крикнули:
— Хо-об!
Тогда завхоз поднял руку выше головы, подержал секунду и четко опустил вниз.
— Ма-а-рш!
Видимо, завхоз был по совместительству преподавателем физкультуры.
Скоро появились первые представители. Сначала пришли мальчишки с футбольным мячом, потом какой-то серьезный парень в очках и с удочкой на плече, потом две девочки в одинаковых платьях и тюбетейках. Наверно, сестры.
Я стал рассказывать ребятам, кто мы такие и что нам надо. Про Сергея Лунева и Ашура Давлятова никто не слышал. Только паренек с удочкой сказал, что на его улице живет один Давлятов. Как его зовут, он не знает, но сейчас туда пойдет и все выяснит.
Первая делегация ушла, но тотчас появилась другая. Пришло сразу человек тридцать. Были тут и мальчишки, и девчонки, и взрослые, и даже один молчаливый седой старик. Видимо, Умар, Алдар и Сардар прислали его для комплекта.
Я поговорил с ребятами, сказал, чтобы они пришли к нам завтра в гости, и стал собираться. Смеркалось. Во дворах задумчиво лаяли собаки.
— Там меня, наверно, ждут, — сказал я. — Хайр, бачаго!
— Хайр, рафик Саидов. Завтра обязательно придем.
Чтобы сократить путь, я пошел через дворы и нагретые дневным теплом переулки. Еще издали я заметил невысокий красноватый огонек костра и возле него черные силуэты наших ребят.
От костра с визгом кинулся ко мне через пустырь юркий лохматый клубок. Он вьюном обежал три раза вокруг меня, подпрыгнул и, не в силах сдержать своего восторга, лизнул прямо в нос широким теплым языком.
— Ну, зачем ты, Гранка? Я этого не заслужил!
Вслед за Гранкой примчался Алибекниязходжа-заде. Приложил руку к сердцу и, задыхаясь, сказал:
— Александр Иванович, кричите ура! К нам приехал Давлятов!
Меня даже в сторону качнуло от такого неожиданного известия.
— Ашур Давлятов?
— Не, Александр Иванович. Это не тот Давлятов. У него только фамилия такая. Он нам угощенья привез. Мы все пообъедались. Посмотрите!
Я не стал исследовать круглый и упругий, как футбольный мяч, живот Алибекниязходжа-заде. Там было много всякой еды. Это было видно без рентгена.
— Хватит болтать… — сказал я. — Пошли.
Через пять минут я, Алибекниязходжа-заде и Гранка были возле костра. На огромном, вышитом желтыми узорами достархане лежали лепешки, белые горки фисташек с расплющенными носиками, изюм, урюк и цветные, похожие на крокетные шары, конфеты. Посреди этого царства еды стояло черное деревянное блюдо с кусками жирной, уже остывшей баранины.
Все это добро гость привез на лошади, которая сейчас паслась в стороне и позвякивала пустыми стременами. Сам хозяин сидел возле достархана и пил маленькими глотками кок-чай. Справа от Давлятова находился Олим, а слева, в новенькой тюбетейке, которой я раньше не видел, Игнат.
Гость, которого прислал к нам мальчишка с удочкой, был смуглый, усатый и на вид очень строгий. Он протянул мне руку и, вглядываясь из темноты в лицо, сказал:
— Садитесь, товарищ Нечаев, чай еще горячий.
Я съел ломтик баранины, отпил из пиалы глоток чаю и только тогда задал Давлятову вопрос по существу.
— Рафик Давлятов, вы не родственник Ашура?
Давлятов нахмурил брови, посмотрел на меня, потом на Игната и ответил:
— Нет, рафик Нечаев, не родственник.
Гость рассказал немного о себе. Звали его Ахадом, а работал он кузнецом. Кроме Ахада, в Конгурте еще человек тридцать Давлятовых. Жили они и в других кишлаках, которые разбросаны поблизости. В общем, надо тут денек походить, посмотреть и все будет ясно.
Ахад посидел еще немного и стал прощаться. Он подал по очереди руку всем ребятам и украдкой подмигнул мне. Я понял, что разговор не окончен, и пошел вместе с Давлятовым ловить его лошадь.
Лошадь легко далась в руки. Ахад подобрал повод, взялся рукой за высокую, утыканную медными шляпками гвоздей луку.
— Ты знаешь, зачем я приезжал? — спросил Давлятов.
— Да. Хотел нас проведать…
Давлятов недовольно замотал головой.
— Зачем так говоришь — «проведать-проведать»!
— Не сердись, рафик Давлятов…
— Ты сам не раздражай. За Игнатом приехал! Завтра в свою кибитку заберу. Понимаешь?
— Нет, рафик Давлятов, не понимаю. Игната мы тебе не отдадим. Он не вещь и не игрушка.
— Зачем игрушка? Кто сказал — игрушка? Племянником будет, сыном будет, другом будет!
— Нет, Давлятов!
— Почему? Мы так решили. Тридцать Давлятовых решили. Значит, мы глупые, да?
— Я, Давлятов, этого не думаю. У тебя доброе сердце. Спасибо. Но Игнат останется с нами. И давай больше об этом не говорить.
Давлятов вдел левую ногу в стремя, легко оттолкнулся правой и сел в деревянное, обшитое шкурой горного барана седло.
— Я украду Игната. Увезу ночью. Вот посмотришь!
Когда человек увлекается, на него надо вылить кувшин холодной воды, — говорят таджики.
— Ты знаешь советские законы, — сказал я. — Ты не сделаешь этого. Не горячись, Давлятов. Мы найдем того, кого ищем. А если не найдем, можешь считать Игната своим племянником. Игнат напишет тебе письмо. Хайр, рафик Давлятов!
