Анна Антонова - Мой ирландский хулиган
Я в меру своих знаний отвечала, а Женька только кивал – он, как собака, все понимал, но сказать не мог. Наконец, подрулив ко входу в парк, водитель разразился особенно длинной тирадой. Суть ее сводилась к следующему: когда мы нагуляемся, он может приехать за нами и отвезти в музей сельского хозяйства – я успела поведать, что потом мы собираемся именно туда. Вручив нам визитку, он развернулся и уехал, а мы, купив билеты, прошли на территорию парка.
Оксана ничего не успела рассказать о нем, кроме названия, поэтому ориентироваться пришлось по местности и выданному нам в кассе плану. Как мы поняли, здесь реконструировались исторические сооружения с самых древних времен – начиналась экспозиция с дольменов.
– И что это такое? – озадачился Женька.
– Сооружения каменного века, – просветила его я. – Сделаны из гигантских каменных плит в виде небольших домиков. Назначение неизвестно, версий много – то ли это гробницы, то ли алтари…
– Что-то мне это напоминает… – озадачился он. – Мы же совсем недавно были в сооружении каменного века?
И так многозначительно посмотрел на меня, что мне стало не по себе. Это намек? Только как его понимать – неужели он что-то заметил?
– А ты откуда все это знаешь? – спросил он, и я против воли отвлеклась от своих мыслей.
– В школе по истории проходили, – невинно пояснила я. – В пятом классе. А вообще-то мы дольмены с мамой видели, когда на Черном море отдыхали. К ним до сих пор ходят, чтобы зарядиться магической энергией и мудростью веков.
– А там они откуда?
– Это загадка.
– Хорош глумиться.
– Я серьезно! Дольмены встречаются на побережьях многих морей и океанов, даже в Африке. И никто не может объяснить, как древние люди передавали друг другу секрет их строительства.
– Ладно, уговорила, – милостиво согласился Женька. – Ну что, полезем заряжаться магической силой?
– Так они здесь, наверное, не настоящие? – усомнилась я. – Сказано же – реконструкция.
– Может, его сюда из какого-то дикого места перевезли? – предположил он.
Почитав табличку, мы не смогли ничего понять: не из-за плохого знания языка, а потому, что на ней ничего по интересующему нас вопросу не говорилось. В любом случае, залезть в дольмен у нас бы не получилось из-за ограждения. Не особенно расстроившись, мы пошли дальше.
– Нежарко, – поежилась я.
– Неудивительно, – в тон отозвался Женька. – Мы же, считай, в лесу, сюда солнце почти не проникает.
Действительно, парк напоминал лес – или была искусно создана такая видимость. Мы шли по дорожке, ориентируясь по указателям, и что-то все время не давало мне покоя, я постоянно оглядывалась и вертела головой по сторонам.
– Ты кого ищешь? – наконец спросил Женька. – Не волнуйся, наш юный друг не потерялся, он просто нас покинул.
Я не отреагировала на это сомнительное замечание – меня вдруг осенило:
– А где туристы? Почему никого нет?
Он тоже оглядел пустую дорожку:
– Действительно… Что же, сюда вообще народ не ездит?
– Может, не сезон?
– Ага, июль – не сезон!
– Так Оксана же сказала: весной и осенью тут погода лучше, дождей нет, – вспомнила я. – Впрочем, сегодня тоже дождя нет.
И правда – когда мы вышли на полянку с хижиной первобытного человека, уже ярко светило солнце. У входа в хижину дымился костер, создавая иллюзию, что хозяева ненадолго отошли и скоро вернутся. Вокруг по-прежнему никого не было, и я порадовалась:
– Наконец-то фотки нормальные получатся. А то вечно кто-нибудь в кадр влезет и все испортит. Щелкнешь меня у костра?
– Не очень-то ты похожа на снежного человека, – хмыкнул Женька.
– Первобытного, – невозмутимо поправила я, устраиваясь на заботливо положенном у костра бревнышке.
Женька сделал пару снимков.
– Давай теперь тебя, – предложила я, но он отмахнулся:
– Пойдем лучше внутрь?
– А туда разве можно?
Оказалось, что внутрь можно – там тоже был трогательно воссоздан быт древних людей: на стенах висели шкуры, на полу стояла примитивная посуда и всякие палки-копалки.
– Как у них дрова дымятся, а огня нет? – тем временем задумался Женька. – Специальным составом, что ли, пропитаны? Интересно, они их утром специально поджигают, а вечером, когда парк закрывается, гасят?
А я смотрела на все эти шкуры и думала: если бы он по-прежнему что-то испытывал ко мне, неужели стал бы сейчас рассуждать про дрова, вместо того, чтобы просто сделать шаг и…
То, что оказалось так легко с Максимом, было совершенно невозможно с Женькой – сейчас я поняла это особенно отчетливо. Значит ли это, что между нами ничего нет и не может быть?..
– Нинон, что зависла? – окликнул меня Женька. – Пойдем, а то мы дальше каменного века не продвинемся!
И мы пошли продвигаться в глубь веков. Посмотрели кельтские кресты, первые каменные храмы, реконструкцию древнего монастыря и наконец вышли к средневековой крепости, располагавшейся на берегу озера.
– Слушай, – вдруг осенило Женьку. – А ведь это, считай, как у нас музей деревянного зодчества.
– И правда, – удивилась я. Подобная мысль мне в голову не приходила. – Подумать только, насколько разная у народов история…
Продолжить эту глубокую мысль мне не дали.
– Смотри, ладьи викингов! – воскликнул Женька и помчался вниз по склону.
Я последовала за ним, и вскоре мы вышли на берег озера, где и правда увидели довольно достоверно воссозданные ладьи. Тему викингов, а также их ладей нам подробно раскрыли в Скандинавии, откуда они, собственно, и были родом. Именно тогда Женька меня первый раз поцеловал… Казалось, это произошло так давно, будто и не со мной.
Сделав круг и вернувшись ко входу, мы поели в кафе – благо по устройству оно напоминало столь уважаемый туристами фастфуд, – вышли к воротам парка и в нерешительности остановились.
– Ну что, поедем в сельскохозяйственный музей?
– Поедем, – кивнул Женька, выудил из кармана телефон с ирландской сим-картой, выданный ему по приезде Оксаной, и сунул его мне в руки: – Звони таксисту.
– Почему я? – заныла я, чувствуя, что отвертеться не получится.
– А кто еще? – удивился Женька и начал набирать номер с визитки.
– Подожди, – испугалась я. – Мне же надо придумать, что сказать.
Составив в уме фразу, я обреченно кивнула:
– Ладно, давай.
Услышав в трубке жизнерадостное «Hello», я произнесла заготовленный текст:
– Hello, its tourists from heritage park[31].
– Oh, how are you?[32] – обрадовался таксист.
В этом месте у меня сработал рефлекс – я ответила строго, как предписывал автор диалогов из учебника английского:
– Well, thanks[33]. Could you take us?[34]
– I’ll come in five minutes[35], – пообещал он и отключился.
Я отняла трубку от уха и потрясла вспотевшими пальцами – разговор на английском с местным жителем потребовал колоссального напряжения.
– Сказал, что через пять минут приедет, – доложила я, отдавая телефон. – Если я все правильно поняла, конечно.
Поняла я все правильно – через четыре минуты возле ворот затормозила знакомая машина, и таксист приветствовал нас как родных. Мы загрузились внутрь и двинулись в сторону «агрикультурного»[36], по выражению Женьки, музея.
По дороге таксист расспрашивал, понравилось ли нам в парке, что мы там видели – как будто сам там не бывал, – чем мы занимаемся на родине, попутно рассказывал о себе…
Я отвечала односложным интернациональным «угу», и он в итоге забеспокоился:
– Do you understand?[37]
– Yeah[38], – встрепенулась я.
За время пребывания в Ирландии я наконец-то отучилась от канонического «yes» и начала, как герои американских фильмов, небрежно тянуть «е-е-е».
Женька хихикнул, и я толкнула его локтем – все ждала похвалы, как успешно я провела телефонные переговоры, но, естественно, так ничего и не дождалась, а он теперь еще и глумится. И тут наш водитель очень кстати поинтересовался, почему я говорю одна, и я мстительно доложила:
– He understands but doesn’t speak[39].
Женька ни грамма не смутился, а мы тем временем въехали в ворота музея. Водитель бросил охраннику:
– I’ll just kick this people[40], – и тот беспрепятственно пропустил нас на территорию, хотя, видимо, машины полагалось оставлять у входа и дальше топать пешком.
Водитель заверил, что приедет к семи, а мы пошли к музею, который на самом деле оказался огромным дендропарком со средневековым замком, где, как нас успел просветить таксист, располагался один из офисов министерства сельского хозяйства.
