Виктор Курочкин - Короткое детство
Когда же мать уйдёт на работу? Чего всё топчется около проклятой печки? Надо пушку испытывать, а она всё топчется.
В конце концов терпение у него лопнуло.
— Мам, а ты сегодня на работу не опоздаешь?
— А тебе не терпится на улицу сбежать?
— Я просто так спросил. Уж и спросить нельзя.
— До чего же ты изоврался, сынок, — укоризненно сказала Елизавета Максимовна.
— Когда изоврался? Нельзя уже и кроликов накормить?
— Кто же тебе мешает? Встань да и покорми.
Митька спрыгнул с кровати и заметался по избе. На поспешность, с которой сын одевался кормить кроликов, Елизавета Максимовна не обратила внимания.
Митька набрал в шапку моркови, выскочил из избы в сени, потом в хлев, подбежал к клетке, открыл двери, швырнул морковку кроликам и, не оглядываясь, бросился со двора на улицу.
Пушку испытывали за огородами около пустого сарая. Ещё издали Митька увидел, что все уже собрались. Когда Локоть прибежал, на него никто не обратил внимания. Ребятам было не до Митьки. Они строили снежную крепость. Строительством распоряжался Витька Выковыренный. Лилька Махонина, накатав ком снега, пыталась поднять его на стену. Витька, засунув руки в карманы, наблюдал, как Лилька пыхтит под снежной глыбой. Увидев Митьку, од закричал:
— Чего рот разинул, Локоть, помоги!
Митька и сам видел, что надо помочь, но грубый приказ его оскорбил.
— Сам помогай. Стоит тут руки в брюки. Может, в рыло хочешь? — и Митька сжал кулаки.
Витька не хотел, чтоб ему дали в рыло, и бросился помогать Лильке.
— Вот так вас задавал-счетоводов надо учить, — сказал Локоть и пошёл в сарай.
В сарае стояла пушка. На фанерном зелёном щите её было выведено мелом: «Смерть немецким фашистам!!!» Стёпка ощупывал затвор.
— Всё возишься? — спросил Митька.
— А ты всё спишь? — спросил Коршун. — А ну, помоги оттянуть затвор.
Затвор был сделан из берёзовой палки. На одном конце её находился набалдашник, или, как его называл Коршун, казённик, — на него надевалась резина. Оба конца резины были наглухо, гвоздями, прибиты к стволу.
Оттянули затвор назад, поставили на зарубку, и Коршун приказал Митьке зарядить пушку. Здесь же лежали снаряды: картошка и десяток камней.
— Чем? — спросил Локоть.
— Сперва попробуем картошкой.
Митька запихал в ствол картофелину. Коршун навёл пушку на стену и спустил затвор. Он щёлкнул, и картофелина, ударившись о стену, разбилась вдребезги.
— Вот это да! — закричал Митька.
— Заряжай камень!
Пальнули камнем, и он оставил в стене вмятину.
— Видал, Локоть, какую мы штуку сработали! — Коршун обнял Митьку, помял его, нахлобучил на глаза шапку. Явился Выковыренный и доложил, что крепость готова.
— Сейчас мы её громить будем, — сказал Стёпка и приказал выкатывать артиллерию.
Колёса у пушки были настоящие. Дед Тимофей пожертвовал ось от телеги и два старых колеса. На оси укрепили лафет — деревянный брус. В нём продолбили жёлоб. В жёлоб положили ствол, притянули его к лафету проволокой. Поэтому ствол можно было опускать и поднимать, как говорят артиллеристы: стрелять под любым углом.
Пушку выкатили, поставили перед крепостью, зарядили камнем.
— Думаешь, пробьёт? — насмешливо спросил Выковыренный.
— Насквозь пролетит и вылетит, — заверил Коршун.
— Спорим! — и Витька протянул руку.
— А чего спорить. Если уверен, что не прострелит, садись в крепость, а я пальну.
Витька посмотрел на крепость, потом на пушку и поёжился.
— Что, боишься? — спросил Коршун. — Кто засядет в крепости? Дам раз выстрелить.
— Я! — сказала Лилька и спряталась за снежную стену.
— Готова? — крикнул Стёпка.
— Готова! — ответила Лилька.
— Огонь! — заревел Коршун и спустил затвор.
От страха у Митьки невольно закрылись глаза. А когда он их открыл, то увидел над стеной крепости Лилькино лицо с высунутым языком.
— Ну что, попал? — кричала она.
Пошли смотреть. Камень и наполовину не пробил стену. Счетовод усмехнулся:
— Я же говорил… Слушай, Коршун, дай раз стрельнуть, и я пойду в правление. Дел по горло, валять дурака мне с вами некогда.
Коршун смерил Витьку с ног до головы и махнул рукой.
— Заряди ему, Локоть. Пусть стрельнёт и катит восвояси.
Митька зарядил. Выковыренный стрельнул в небо и, засунув руки в карманы, потащился в правление. Потом стала стрелять Лилька. Митька положил на стену шапку, Лилька пульнула и сбила.
— Молодец, — похвалил её Коршун и разрешил ещё раз стрельнуть.
Митька тоже пулял по своей шапке и ни разу не попал.
Потом все по очереди стали стрелять по Митькиной шапке. И все, даже Коршун, промахнулись. Стрелять по цели надоело. Ребята разбились на две армии и стали играть в воину. Первой армией командовал Коршун. Второй — Локоть.
Коршун взял себе пушку, Лильку Махонину и вечного второгодника Ваську Самовара. Он считался последним воякой в Ромашках. Стёпка его взял с единственной целью, чтоб тот лепил снежки для пушки.
В отряде Митьки находилось пять бойцов. Братья Вруны: Колька Врун и Сенька Врун. Третьим бойцом был Петька Лапоть, четвёртым — второклассник, Лилькин брат Аркашка.
Долго устанавливали правила игры, прежде чем договорились «фрицев» и «наших» играть по очереди. Коршуну выпал жребии «фрицы». Он должен был осаждать крепость Армия Локтя — отражать атаки.
«Наши» засели в крепости. Стёпка начал осаду. Лилька с Самоваром готовили «снаряды», а Коршун стрелял. Потом Лилька стреляла, а Стёпка с Самоваром готовили снежки. А потом Стёпка с Лилькой вместе стреляли, а Самовар всё лепил снежки.
Осаждённые в крепости чувствовали себя прекрасно. Они даже не прятались. Вместо снарядов из пушки вылетала снежная пыль. «Наши» забрались на стену крепости и начали обстрел «фашистской батареи». Лильке попали в голову. Самовар выковыривал снег из уха. Коршун прятался за щит пушки. Но вот и ему закатили прямо в глаз. Стёпка охнул, завертелся волчком, потом зарядил пушку картофелиной и, не целясь, выстрелил. Лапоть, как мельница, замахал руками, свалился со стены и заревел: «Убили!»
— Эй вы, «фрицы», уговор картошкой не стрелять! — закричал Митька.
Стёпка не ответил и опять пульнул картофелиной. Она пролетела около Митькиного уха.
В крепости притихли. И вдруг с диким воем «наши» высыпали из крепости и пошли в атаку. Коршун и пушку зарядить не успел, как на него навалились сразу трое. Стёпка пытался их сбросить, но они прижали его, сели верхом и стали кормить снегом. Отчаянный вояка Аркашка в один миг расправился с Самоваром.
— Сдаюсь! — закричал Самовар и поднял руки.
Но Аркашке этого было мало. Он сбил Самовара с ног, вывалял в снегу, а потом бросился на помощь командиру. Митька атаковал Лильку, и не особенно удачно. Она сопротивлялась отчаянно, и если бы на неё сзади не напал брат, Лилька бы ещё повоевала. Аркашка схватил сестру за ногу, и она полетела в снег носом. Брат оседлал её и принялся кормить снегом. Действовал он решительно и безжалостно, видно, давно на сестру точил зуб. Разгромив «фрицев», Митькина армия поволокла пушку в крепость.
Малость передохнули и опять принялись за войну. Теперь «фрицами» стала «Митькина армия». Учитывая неравенство сил, Коршун потребовал себе еще одного бойца. Ему отдали Лаптя.
Осада крепости длилась недолго. «Наши» перешли в решительное наступление, развалили крепость и в рукопашном бою одержали полную победу. Особенно досталось Аркашке-букарашке. Лилька набила ему снегу не только за рубашку, но и в штаны.
Усевшись на развалины крепости, ребята стали думать, во что бы ещё сыграть. Думали, думали и ничего интересного не придумали.
— Не делом мы занимаемся. Люди на фронте воюют, кровь за нас проливают, а мы, как маленькие, в снежки с Аркашкой играем, — сказал Коршун.
Аркашку это глубоко обидело.
— Я не маленький. Мне уже десятый пошёл.
Стёпка, засунув руки в карманы, прошёлся, посвистал и опять сел. Ребята обалдело смотрели на своего атамана и ничего не понимали.
— Ну, а что нам делать? — спросил Сенька Врун.
Коршун усмехнулся.
— Что хотите, то и делайте. Мне-то что. И давайте-ка топайте по домам. Хватит, побаловались. Ты, Локоть, останься. Мне с тобой надо серьёзно поговорить.
— О чём? — спросил Митька.
— После скажу. Пусть разойдутся.
Но ребятам не хотелось расходиться. Они переминались с ноги на ногу, смотрели на Стёпку.
Это возмутило Коршуна.
— Чего ждёте? — спросил он. — Давай проваливай. И пушку забирайте!
— Ты что, с ума сошёл? — воскликнул Митька.
— Пусть забирают. Теперь она нам не нужна. У нас теперь с тобой поважней дела, — проговорил Стёпка.
