Григорий Остер - Дети и эти
— Как они там? Легче стало?
— Не стало. Хуже сделалось, — нахмурилась старшая сестра. — Боимся, ещё хуже станет.
— Гораздо, гораздо хуже, — покивала головой младшая девочка. — Опасаемся самого худшего. Наверно, придётся всю ночь не спать. Под столом сидеть. Ухаживать за больными.
— Ложитесь, — сказала мама, — если что, я вас сразу, в ту же секунду, немедленно разбужу.
Папа вернулся с работы очень поздно, обе сестры уже давным-давно спали. Мама открыла ему, обрадовалась:
— Наконец-то. Выйди, пожалуйста, за дверь, постучи, я спрошу, кто там, скажешь: «Доктор».
Папа вышел, постучал, сказал, что он доктор. Мама открыла дверь, повела доктора под стол. Они залезли к больным куклам, включили фонарик. Мама светила, а доктор — чик-чик, чик-чик — лечил кукол. Одну за другой.
Утром сёстры вскочили с постелей, босиком, без тапочек побежали под стол. Осмотрели кукол и облегчённо вздохнули:
— Выздоровели. Поправились. Какое счастье! Просто какие-то чудеса!
Их куклы, все до одной, были совершенно здоровы. Будто и не болели никакой эпидемией. Действительно, просто какие-то чудеса.
РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ УЧИТЕЛЬНИЦЫ БИОЛОГИИ
Папа одной девочки работал директором школы. На работу собирался вовремя, приносил неплохую зарплату. Девочка была за своего папу спокойна. Думала: всё у него в школе хорошо. И вдруг телефонный звонок.
— Здравствуйте, с вами говорит секретарша вашего папы. У меня к вам очень неприятный разговор.
— Что он натворил? — испугалась девочка.
— В последнее время, — вздохнула папина секретарша, — с ним ну просто нет сладу. Стал совершенно неуправляем. Совсем перестал работать в кабинете. Не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Руководит слабо. Невнимателен. Буквально все учителя на него жалуются. Регулярно опаздывает. Неопрятен. Брюки мятые.
— Как же так? — растерялась девочка. — А из дома выходит вовремя. Глаженый.
— И вообще, ваш папа постоянно грубит. На замечания огрызается. Ты ему слово — он тебе десять. Сегодня вхожу в кабинет, кладу на стол расписание уроков — даже не замечает. Так увлёкся. Причём совершенно посторонними делами, не имеющими к учебному процессу никакого отношения. Положил на колени книжку и незаметно читает её под столом.
— Книжку? — ахнула девочка. — Какую книжку?
— Наверно, какую-то фантастику. Я, конечно, отобрала, сделала ему замечание. Как можно, спрашиваю, в кабинете посторонними глупостями заниматься? Время на чепуху тратить? Для кого я тут стараюсь? Из кожи вон лезу. Расписания приношу. Так он мне, знаете что?
— Что? — затаила дыхание девочка.
— Вы, говорит, Марья Ивановна, за это деньги от государства получаете. Представляете, государство вспомнил. Каков наглец!
— Извините, Марья Ивановна, — тихо сказала девочка, — но мой папа не наглец. Он наверняка уже жалеет о своём поступке.
— Сомневаюсь. Кстати, вы хоть раз заглядывали в его ежедневник? Видели, какие там записи учителя для вас оставляют? — И Марья Ивановна холодно попрощалась.
Папа вернулся из школы голодный, сразу заглянул в холодильник. Но девочка сказала:
— Будь добр, покажи, пожалуйста, свой ежедневник.
— Какой ежедневник? — заморгал папа. — А он, кажется, это… потерялся.
Но девочка велела открыть кожаный портфель, с которым папа ходил на работу, и ежедневник быстро нашёлся. На каждой странице красовались разноцветные записи учителей. Географичка жаловалась: «Пинал глобус. Помял Австралию». Учитель физкультуры писал: «Бодался в спортзале. С козлом. Сломал козла». Физик жаловался: «Жестоко обращался с первоклассниками. Бросался в потолок. Ими». Учительница обществоведения негодовала: «Пугал пятиклассников. Будущим». Учительница пения сообщала: «Притворялся глухим. Делал вид, что ещё и немой». Учительница английского языка возмущалась: «Списывал с забора. С ошибками. Не знает правописания английских глупостей». На предпоследней странице мелким почерком было написано: «Разбил сердце учительнице биологии». А поперёк последней — самым крупным: «Вёл себя вызывающе. Отнимал деньги».
— Папа, — сказала девочка. — Как же так? Может, объяснишь своё безобразное поведение? Зачем ты Австралию помял?
— Да я, — говорит папа, — нечаянно. Она в коридоре валялась. На полу. Я думал, это надувной мяч с материками. Не знал, что у них глобус укатился.
— Козла тоже нечаянно забодал?
— Нет. Козёл просто сломался. Его одна девочка боялась, я хотел показать, что он не страшный.
— Первоклассниками в потолок? Кидался?
— Они сами просились. Им нравится.
— А пятиклассников чем пугал? Каким будущим?
— Ничем я их не пугал. Просто рассказал, что они в шестом классе проходить будут.
— Глухонемым притворялся?
— Так она же хочет, чтобы я с ними в хоре пел «Летите, голуби, летите»!
— А с забора что списывал?
— Не знаю. Я французский учил. Списал, просил англичанку перевести. Не хочет.
— Учительницу биологии зачем обидел, сердце разбил?
— Это не я. Это один шестиклассник. Мы с ним пособия из кабинета биологии выносили, он и уронил. А она на меня думает.
— Ну, а деньги у кого отнимал?
— В министерство образования на приём ходил. Чтоб школу отремонтировали. Вот министр и наябедничал.
Папа взял у дочки свой ежедневник и вдруг… порвал и выкинул. В мусор.
— Что ты сделал? — ужаснулась девочка.
— Эх! — сказал папа. — Придираются они ко мне. Все. А хуже всех Марья Ивановна. Книжку отобрала. На самом интересном месте. Я, дочка, в школу ходить больше не хочу. Брошу я школу.
— Как это — бросишь?
— А так. Ну её. Сколько можно в школу ходить? Учился — десять лет ходил. Теперь директор — опять хожу. Надоело.
И как папа сказал, так и сделал. В школу больше не пошёл. Устроился на работу директором зоопарка. И был счастлив. До самого конца своих дней.
ПЕЧЕНЬЕ ЗА ШИВОРОТОМ
Папу одного мальчика часто обижали на работе. Мальчик давно замечал: папа у него растёт тихий, скромный и, как бы это сказать, немножко в себе неуверенный. Да, честно говоря, не очень-то и растёт. Совсем такой небольшого роста папа. Но хороший.
А тут пришлось папе перейти на новую работу, и стал он возвращаться домой то с царапиной на носу, то с коленкой ободранной. То вообще без единой пуговицы придёт.
Мальчик спрашивает:
— Что случилось?
Папа молчит, не признаётся. Однажды встал утром:
— На работу сегодня не пойду. У меня температура.
Померили — нормальная.
— Давай, — говорит мальчик. — Не тяни. Выкладывай всё, с самого начала.
Не выдержал папа, расплакался, рассказал, как сослуживцы его на работе «достают». Чуть ли не всем коллективом. Или бумаги важные на папином рабочем столе перемешают, запутают, или каких-нибудь вирусов в его служебный компьютер напустят, а нужные файлы сотрут. Или скажут:
— Беги скорей в бухгалтерию. Зарплату дают.
Папа пойдёт, а в бухгалтерии над ним только посмеются, потому что до зарплаты ещё как до небес: недели две, а то и все три.
Иногда просто в коридоре незаметно ножку подставят. Или в туалете, когда не видит никто, подойдут впятером, надают по шее. А за что? Папа же им ничего плохого не делает. Невзлюбили его, и всё. Может, ему теперь на работу лучше совсем не ходить?
— Значит, так! — нахмурился мальчик. — Больше тебя не тронут. Я с ними разберусь!
Папа сразу перестал всхлипывать, поглядел на мальчика с надеждой.
— Сегодня же, — говорит мальчик, — позвоню вашему генеральному директору и всё ему…
Папа опять заплакал. Оказывается, как раз вчера сам генеральный директор, вместе со своей секретаршей, подстерегли папу после совещания, в приёмной. Сначала водой газированной облили, потом натолкали за шиворот какого-то недоеденного печенья.
— Так ты, — огорчился мальчик, — взял бы да и дал им отпор. Видел я вашего директора, не такой уж крепыш. Ниже тебя ростом.
— Ага! — говорит папа. — Зато секретарша у него знаешь, какая дылда здоровенная. Как шкаф.
— Ладно. Кто у вас там, на работе, самый мускулистый?
— Охранник наш. Рамзан Алибекович.
— Попробуй с ним подружиться. Он в обиду не даст. Заступится. Завтра на работу пойдёшь, проси, чтоб мама тебе не один вкусный бутерброд с собой сделала, а два. И угостишь Рамзана Алибековича.
На следующий день приходит папа домой с синяком под глазом.
— Кто тебя так?
— Рамзан Алибекович. Я ему — бутерброд. Он съел. Потом говорит: «Давай второй. А то в глаз дам!» И дал.
— Ну что ж, — задумался мальчик, — придётся нам кое к кому за помощью обращаться. Другого выхода не вижу. Учится в нашем третьем классе один мой приятель. С детского сада на карате ходит. Приёмы знает. Вообще в таких делах разбирается. Приглашу его на пару чашек чаю, пускай тебя, папа, кое-чему научит.
