Владимир Кобликов - Топорок и его друзья
Тихон Еремин сначала очень страдал, что ему дали такую работенку. Но вскоре он смирился с положением водовоза. И смирился, пожалуй, не потому, что каждый вечер выслушивал сотни похвал и благодарностей, и не потому, что за подвоз воды ему и Топорку «писали трудодни».
Все дело в том, что Тиша Еремин и Топорок после развоза воды укатывали на Сожу. Там они купались и играли в футбол.
Тиша полюбил Федю и ласково называл его капитаном. Каждый раз он уважительно подкатывал к дому Храмовых, солидно сигналил и предупредительно приоткрывал дверцу, завидев Топорка.
— Здорово, капитан, — говорил Тиша, пожимая Феде руку и обязательно спрашивал: — Как настроеньице? Как здоровьице?
— Все нормально, — солидно отвечал Топорок и смущался.
Они возили воду, а потом уезжали на часок на берег Сожи.
Тиша, когда служил в армии, играл в футбол и считался одним из лучших игроков. Но когда он увидел, что умеет делать с мячом Топорок, то не смог скрыть восторга и спросил:
— А меня так научишь, капитан?
— Пожалуйста, — согласился Топорок.
— Вот спасибо, — обрадовался Тиша, — а я тебя за это машину водить научу. Хочешь?
— Хочу.
— Значит, по рукам, капитан?
— По рукам... Только какой же я капитан?
— Самый настоящий. — И Тиша заразительно засмеялся.
— Вы не родственник Лопушку? — спросил Топорок.
Тиша будто проглотил свой смех.
— Родственник. А что?
— Смеетесь похоже.
— До Зеленовых мне далеко. Только знаешь, Топорик, не зови меня на «вы». Не люблю я этого слюнтяйства. Договорились?
Быстро сработались Тиша Еремин и Федя Топорков, быстро, но водовозами им пришлось быть недолго.
Тайный сговор
Томный полдень пришел в Ореховку. Так душно бывает только перед грозой. И, действительно, погромыхивало, но только в стороне, над сельцом Ветловкой. И зловещие сизые тучи там все густели и густели. А ореховская земля словно заколдованная. Над Ореховкой как будто навсегда нависло палящее солнце. В деревне царили зной, сонливая вялость... Ореховка будто вымерла.
Лариса вышла на улицу, поглядела с завистью в сторону Ветловки и пошла мимо притихших домов. Шла Лариса торопливо, часто оглядываясь. Остановилась она возле дома Кирюшиных, еще раз огляделась и вошла во двор.
Изнывающий от жары пес, лежавший возле конуры, брехнул тоскливо и сипато и отвернулся.
— Тузик, — позвала Лариса собаку.
Но Тузик остался равнодушным. Ему лень было даже узнавать вошедшую. Пришла и пришла себе, а ему, Тузику, сейчас не до собачьей службы. Ему бы прохлады.
Лариса постояла посреди двора, прислушалась, В сарае что-то гудело, напоминало шмелиный гул. Она пошла к сараю. Открыла дверь. И тут же ее обдала струя прохладного воздуха от мощного вентилятора.
Тютя не заметил вошедшую. Он склонился над какой-то сложной схемой и окружающий мир для него сейчас не существовал.
— Здравствуй, — сказала Лариса громко, но Тютя не услышал. Тогда Лариса подошла к нему вплотную и громко повторила: — Здравствуй!
Тютя вздрогнул и недоумевающе уставился на гостью.
— Не узнаешь, что ли?
— Чего? — переспросил Тютя и поправил очки.
— Спрашиваю, не узнаешь, что ли?
— Чего тебе?
— В гости пришла. Гляди, как у тебя тут прохладно.
— Нравится?
— Еще бы! Вышел бы на улицу. Мозги от жары плавятся.
— Знаю.
— Вить, я к тебе по делу.
— Опять машину чинить?
— Нет... Дело важное и секретное. Надо сделать машину, которая смогла бы качать воду из Петляйки на огороды. Сможешь?
Тютя задумался, притих. Он что-то подсчитывал, взвешивал, вычислял. Наконец заговорил:
— В мастерских валяется списанный движок. Если бы его нам отдали, тогда бы мы сделали целую насосную станцию.
— А что еще нужно?
— Что еще нужно? Трубы и шланги.
— Скажи, а что дешевле: возить воду или качать твоей насосной станцией?
Тютя закрыл глаза и, шевеля губами, стал в уме делать расчеты.
— Качать дешевле.
— Тогда все в порядке.
— Что в порядке?
— Уговорю отца.
— Ааа...
— Только, Вить, учти, что все это надо держать в тайне. Ясно?
— Не совсем...
— Ладно, потом объясню. Составь список, что тебе нужно для насосной станции, и принеси его сегодня вечером к нам...
Тиша и Топорок, ничего не подозревая, геройски боролись с засухой. А в это время в своем сарае Тютя уже заканчивал сборку насосной станции собственного изобретения. Когда сборка была закончена, станцию испытали в ремонтных мастерских. Насосная станция работала отлично.
На испытаниях присутствовали местные механики, члены правления колхоза. Все они дивились изобретательскому таланту Виктора Кирюшина, поздравляли его, говорили, что такой удобной, мощной и в то же время экономичной насосной станции они и не видели.
— Молодец, — похвалил Тютю, Петр Петрович. —Назовем твой насосный агрегат «ТЮК-1». Еще парочку таких сделать сможешь?
— Смогу, если надо.
— Надо, очень надо. И теперь ты получишь новые движки. Спасать овощи надо. Три-четыре таких станции и мы победим небо. Молодец, Тютя.
— Витя, — поправила отца Лариса, которая до сих пор стояла в сторонке и помалкивала.
Слава — гостья непостоянная
Топорок дописал письмо родителям и ожидал приезда Тиши Еремина. На улицу Федя не выходил: ему нравилось, как Тиша вызывает его нетерпеливыми гудками.
Уже давно бы надо приехать Еремину. Топорок весь превратился в слух, но за окном было тихо. Только несушка, привязанная за лапу, квохала во дворе.
Федя не выдержал и вышел на крыльцо. И тут же под горкой, на берегу Петляйки, раздался треск мотора. Сначала показалось Топорку, что Тиша едет... Нет. Совсем незнакомый звук мотора. Услыхав справа от себя голоса, Топорок оглянулся и удивился многолюдью на улице: «Праздник у них опять какой-нибудь, что ли?»
Топорок неторопливо пошел к толпе. Первой, кого он узнал, была Лариса. Она давала какие-то распоряжения взрослым.
Словно специально, мощная струя воды из шланга ударила именно в тот момент, когда он подошел к собравшимся на улице колхозникам. Шланг держала Лариса. В толпе одобрительно загудели, когда увидали искусственный дождь. Ребятишки с визгом и смехом бросались в поток водяных брызг.
Все понял Топорок, когда заметил выходящих из-под горы Тютю и Петра Петровича...
Мотор под горкой неожиданно смолк. Селиванов поднял руку и попросил тишины... До Феди слова председателя доходили не сразу, а словно бы через переводчика, который плохо знал язык, с которого переводил.
Петр Петрович кончил свою речь и пожал крепко руку изобретателю Тюте. Все дружно зааплодировали. Тютю кто-то из ребят выпихнул из толпы. Он растерялся, а ему подавали советы:
— Скажи что-нибудь, Тютя!
— Давай речь, изобретатель!
— Говори!
И Тютя сказал. И эти слова Федя понял сразу, без «переводчика».
— А чего говорить-то? — смущенно произнес Тютя, и превратился в вопросительный знак. Но вдруг его осенило. Он открыто улыбнулся и громко сказал: — Спасибо надо говорить не мне одному. Спасибо надо сказать Ларисе Селивановой. Это она надоумила меня сделать насосную станцию... Я в книжке одной прочел, как знаменитый изобретатель говорил, что самое главное в изобретении — это идея.
Опять все захлопали в ладоши и одобрительно загудели. Кто-то крикнул:
— Качать изобретателей!
Ларису и Виктора подхватили на руки и стали подбрасывать.
Этого уже Топорок не мог перенести. Он резко повернулся и зашагал к своему дому. Только несколько человек обратили внимание на Топорка. В их числе была и Лариса, которую все еще подбрасывали «к небу».
Федя уже был далеко от толпы, когда его догнал Лопушок и окликнул:
— Топорок! Ты куда?
Федя не оглянулся.
— Топорок! Постой!
Феде пришлось замедлить шаг.
— Чего уходишь-то? — удивился Лопушок.
— Голова болит. — Топорок наморщил лоб. —Напекло на солнце.
— Голова болит? Жалко, — искренне посетовал Ваня, но тут же забылся и стал горячо хвалить изобретение Тюти: — Знаешь, какой мировой насосик сделал Витек Кирюшин? Во!.. Теперь ты отдыхать можешь. Не надо теперь возить воду-то. Верно?
— Ага, — согласился Топорок. — Я пойду, Лопушок: голова раскалывается от боли.
Топорок снова зашагал к дому.
— Федь! — крикнул вдогонку Лопушок, но Топорков не откликнулся.
...Он забрался на чердак. Там было душно, пахло ветхими тряпками, старой бумагой, пылью, черепицей и сеном.
Федя лег на подстилку, которой было покрыто сено, и стал думать о том, какой он, Федя Топорков, несчастный человек. Ему так захотелось вдруг домой, в город. Привиделись родители. Маму Федя представил в легком нарядном сарафане, который ему всегда очень нравился, а папу — почему-то в парадном костюме. И папа, и мама улыбались. От этого на душе у Феди стало еще тяжелее. Мысли перенесли Топорка во двор, где собрались все ребята во главе с Ленькой Рыжим. Федя даже услышал голоса приятелей, топот ног, гулкие удары по мячу... А на берегу Петляйки снова затрещал движок. Его тарахтящий звук раздражал Федю.
