Владимир Машков - Как я был вундеркиндом
– А почему вы всё время один? – спросил я.
А-квадрат неопределённо хмыкнул.
– У вас семья есть? – не отставал я.
– Была, – коротко ответил он.
– А это сын? – я показал на чеканку.
– Сын, – кивнул он и стал разглядывать лохматого весёлого мальчишку, как будто видел его в первый раз.
– А почему он к вам не приходит?
– Не знаю, – пожал плечами А-квадрат. – Может, потому, почему ты хочешь от меня уйти…
Учитель подсел к столику, на котором стоял телефон.
– Какой номер у бабушки?
Я сказал.
А-квадрат набрал номер и, глядя на меня, словно говорил со мной, а не с бабушкой, сказал в трубку:
– Елизавета Петровна, добрый вечер! Вас беспокоит Смелковский. Как здоровье? Рад слышать. Елизавета Петровна, у меня к вам не очень приятный разговор, к сожалению. Да, он касается Севы. Не волнуйтесь, с ним ничего не случилось. Вы знаете, после года занятий с ним я пришёл к твёрдому убеждению, что у мальчика нет ярко выраженных математических способностей. Ну что поделаешь, не все становятся учёными. Вот почему я считаю, что абсолютно нет смысла тратить моё время и ваши деньги. Послезавтра – первое число, так вот с послезавтра мы расторгаем наш договор. До свидания, Елизавета Петровна. Да, надо смотреть правде в глаза.
Положив трубку на рычаг, А-квадрат спросил:
– Ты этого хотел?
– Да, – ответил я. – Вы сказали правду.
– Нет, я соврал, – горячо воскликнул учитель. – У тебя есть способности, и через пару лет ты сам в этом убедишься. Но раз ты хочешь уходить, значит, уходи…
Я быстро оделся, потоптался в прихожей.
– До свидания, Александр Александрович.
– Будь здоров! – учитель положил мне руку на плечо. – Завтра придёшь? Научу делать чеканку…
– Приду, – с лёгким сердцем пообещал я.
Я ещё не знал, что не приду к Александру Александровичу ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра, и даже через неделю не приду. Снова у меня не будет ни капельки свободного времени. Правда, совсем по другой причине.
Когда я сообщил Грише, что последний учитель сам от меня отказался и теперь я вольный человек, мой друг нахмурил брови:
– Ты поступил необдуманно.
– Это почему же? – опешил я.
– Все остальные науки, верно, ничего не стоят, – рассуждал Гриша, – но матеша – очень полезная наука. Потому что она приносит пользу не только тебе, но и твоим друзьям.
Ах, вот оно что! Теперь мне стало понятно, почему Гриша отговаривал меня бросать занятия у Александра Александровича. Гриша беспокоился о себе.
– Не волнуйся, – успокоил я друга. – Моих знаний хватит, чтобы справиться с любой задачкой для третьего класса…
– Ну тогда другое дело, – просиял Гриша.
– А во что мы будем играть?
Мне не терпелось поноситься сломя голову по улице. Я застоялся, как жеребёнок в конюшне.
– Счас придумаем, – небрежно бросил Гриша. – Айда во двор!
Мы спустились на лифте вниз и выскочили во двор.
У меня начиналась новая, детская, жизнь.
ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
До родительского собрания было ещё добрых полтора часа, а мама уже стала наряжаться. Когда она облачилась в своё самое праздничное платье, в котором она обычно ходит в театр или в гости, в спальню заглянул папа. Увидев мамины приготовления, папа слегка побледнел:
– Ирина, позволь узнать, куда ты собираешься?
Не отрывая взгляда от зеркала, у которого она примеривала бусы и откуда она прекрасно видела папу, хотя он стоял у неё за спиной, мама ответила вопросом на вопрос:
– А ты куда?
Папа тоже облачился в вечерний костюм и сейчас ломал голову, какой из его многочисленных галстуков лучше всего подойдёт к нему. Мамин вопрос застал папу врасплох. Папа растерянно повертел в руках галстуки, будто они могли помочь ему найти ответ.
Папа был человек прямой, и он сказал правду:
– К Севе на собрание. А ты куда?
– И я туда же, – невозмутимо ответила мама.
Она уже надела бусы, поглядела в зеркало и осталась собой довольна.
Мамино спокойствие и вывело из себя папу.
– Но послушай, Ирина… – возвысил голос папа.
– Я слушаю, – ещё невозмутимее произнесла мама.
Папе надоело разговаривать с маминым отражением, он стал рядом с зеркалом и посмотрел маме прямо в глаза.
– Ирина, сегодня моя очередь, – твёрдо сказал папа.
– Ну и что? – Маму ничем нельзя было пронять.
– Если ты помнишь, – папа заговорил мягко, но настойчиво, – в прошлый раз, когда ты вернулась с собрания, ты жаловалась на ужасную духоту.
– Верно, – согласилась мама. – В школе невыносимо топят.
– Вот видишь, – радостно ухватился папа за мамино согласие. – Зачем тебе снова мучиться? Сегодня пойду я…
Папа повернулся к зеркалу и стал завязывать синий в красную полоску галстук.
– Но сегодня, – произнесла мама так, как будто не слышала, что говорил папа, – но сегодня я всё предусмотрела. Я надела лёгкое платье с короткими рукавами.
Папины руки задрожали, галстук не захотел завязываться. С досады папа сунул галстук в карман пиджака.
– Ну хорошо, – собрав всю силу воли, папа заговорил спокойно. – Неужели тебе не надоело каждый раз выслушивать одно и тоже: «Ах, какой ваш сын прекрасный-распрекрасный, он гордость и слава школы, спасибо, большое спасибо, что воспитали такого сына».
– Я вижу, что тебе надоело слушать, как хвалят твоего сына, – парировала мама. – Ну что ж, сегодня я избавлю тебя от этой малоприятной и скучной обязанности.
Папа простонал. Он понял, что допустил промах. А мама, воспользовавшись папиной оплошностью, нанесла ему решительный удар.
– Целый день крутишься на работе, устаёшь, как собака, – пожаловалась она. – А вечером за вами убираешь, стираешь, готовишь… Неужели я не имею права хоть на несколько минут радости? Неужели я не могу пойти к Севе на собрание, чтобы услышать, какого прекрасного сына я воспитала?
Мама поняла, что папа повержен. Но насладившись победой, проявила великодушие:
– А почему бы нам не пойти вдвоём на собрание?
– В самом деле, – обрадовался папа. – Отличная мысль.
Он достал из кармана синий в красную полоску галстук и в одно мгновение завязал его.
Всё кончилось миром, и мама с папой отправились на родительское собрание, совершенно не подозревая, что их там ждёт.
Я захлопнул книжку, которую вовсе не читал, а лишь делал вид, что читаю. Теперь мне не было перед кем притворяться!
…Я могу во всех подробностях представить, как всё произойдёт на собрании.
Торжественные и гордые, мама с папой усядутся на первую парту, чтобы быть поближе к Клавдии Васильевне и чтобы не пропустить мимо ушей ни единого слова учительницы, когда она станет хвалить меня. Маму с папой не смутит, что Клавдия Васильевна чуть сдержаннее обычного с ними поздоровается и с некоторым укором поглядит на них.
Упоённые славой, скорее всего, мама с папой ничего не заметят и не почувствуют, что гроза надвигается.
Первый гром среди ясного неба грянет в ту минуту, когда Клавдия Васильевна, вместо того чтобы восхвалять их удивительного сыночка, начнёт превозносить Люду Тисович, которая всегда шла второй, следом за мной.
Но уверенность во мне так велика, что мама с папой решат, что Клавдия Васильевна просто изменила своему принципу и самое интересное оставила напоследок.
Тут они не ошибутся. И правда, самое потрясающее произойдёт в конце.
Подробно рассказав об успехах тех, кто получил пятёрки и четвёрки, Клавдия Васильевна скороговоркой сообщит о двоечниках и лентяях. Почему скороговоркой? Да потому, что родители двоечников и лентяев, как обычно, не пришли на собрание и некому было слушать, какие не очень хорошие дети у них растут.
И вот настал мой черёд.
Я даже зажмурился, потому что всё представил себе так ярко, словно сам сидел вместо мамы с папой на родительском собрании.
Клавдия Васильевна откашляется, наберёт побольше воздуха и, наконец, произнесёт:
– А теперь о Соколове. Я не знаю, что с ним произошло. За последние две недели Сева получил столько двоек и троек, сколько не получал за всю свою жизнь. Я не знаю также, что случилось с Севиными родителями. Я передавала, чтобы они зашли в школу, неоднократно писала в дневнике, но всё впустую…
И тут мама с папой вспомнят, что уже с месяц они не заглядывали в дневник сына. А чего заглядывать? Чтобы в сотый раз полюбоваться на мои пятёрки?
Правда, пятёрок давно не было. Всё моё время поглощала борьба с учителями, и я перестал делать уроки.
Заглянув случайно в мою тетрадку, Клавдия Васильевна ахнула. Целую неделю я не выполнял домашних заданий. Тогда Клавдия Васильевна и произвела первую запись в моём дневнике. А мама с папой, как известно, не заглянули в дневник.
Но самое ужасное произошло на открытом уроке. Как вы помните, открытый урок – это был единственный урок, на котором Клавдия Васильевна меня вызывала. Я вышел к доске, глянул на задачку и не узнал её. Просто таких задачек я никогда не решал. Ребята, наверное, решали, а я сидел и читал книгу. Я начал соображать, как же к ней подступиться.
