Татьяна Мельникова - 13 историй из жизни Конькова. Рассказы
Пятачок не ответил и перевел разговор:
— Музыку хочешь послушать?
Я поискал глазами приемник или магнитофон, но не нашел. На стене висел маленький громкоговоритель, и все.
— Приемник тоже отец унес, — сказал Пятачок. — Сначала оставил, а потом унес. Ему денег много надо. — И вдруг сжал свои птичьи кулачки. — А я сроду ее пить не буду!
— Кого ее?
— Ты того? — Пятачок покрутил у виска пальцем, как будто я был какой-нибудь недоразвитый.
Его серые глазки стали вдруг маленькими и злыми:
— Зачем, зачем бегаю! За Винни-Пухом. Яблок хотел Маринке дать. Знаешь, я бы вообще удрал от вас, от всех! К деду. Если бы не мамка. У нее сердце.
— У всех сердце, — глупо сказал я и понял, что говорю не то. Но я не знал, что надо в таких случаях говорить, и предложил: — Давай «Конструктором» играть.
— Давай, — согласился он не очень весело. Но потом все-таки развеселился. И все время повторял, прикручивая детальки одна к одной:
— Сейчас мы тебя припечатаем, кисанька-лапонька.
От удовольствия Пятачок даже порозовел, хотя все равно до настоящего мультфильмовского Пятачка ему было далеко. У того щеки были, как у его любимого воздушного шарика, а у Сашки — как два маленьких крылышка, приделанных к остреньким выпирающим скулам.
…Звонок в двери зазвонил так громко, что я вздрогнул. Пятачок тоже вздрогнул, но тут же сказал:
— Не бойся, это мамка. Я слышу, это она.
Мать у Пятачка была тоже маленькая и худая, но совсем не похожая на него, разве только голосом.
— А я Маринку у бабки оставила, — сказала она. — Завтра заберешь ее, ладно?
— Ладно, — буркнул Пятачок. — Ты чего-нибудь принесла? Гостя надо угостить.
— Не надо, — почему-то испугался я. — Я пойду.
— Нет, побудь, — загородил дверь Пятачок.
Его мать вынула из сумки и положила на стол две конфетки «Школьная» и два пряника. Она достала откуда-то скатерть и чашки и, пока мы с Пятачком пили чай, смотрела на нас и молчала. Я тоже молчал, потому что не знал, что надо говорить, когда люди молчат. И, совсем как Пятачок, сказал «не-а», когда она спросила, не поругает ли меня мама за то, что я у них.
Я ничего не рассказал маме про то, что видел в Пятачковом доме. И был рад, что она только спросила, хорошо ли мы играли. Я сказал, что хорошо. И еще спросил, можно, если я завтра схожу с Пятачком за их Маринкой.
Сашка, оказывается, учился в соседней с нашей школе.
А сестренку еще не успели перевести в новый сад, и оттого ее часто оставляли у бабушки.
Приехали они в наш дом из другого конца города, «разменялись», как сказал Пятачок. Работать же мать осталась на старом заводе, поэтому рано уезжала и поздно приезжала. И Пятачок целый день был сам себе хозяин и всюду носил с собой ключ на веревочке.
Он сказал, что с первого класса у него дома даже уроки никто не проверял.
И я ему немножко позавидовал.
А вообще Пятачок не любил хвалиться. Не то что некоторые, вроде его бывшего командира Вовки — Винни-Пуха. Бывшего, потому что когда Пятачок стал ходить к нам, он меньше стал бегать за Винни-Пухом.
Ух, и злился же Винни-Пух! Он даже пообещал подговорить мальчишек и поколотить меня. Но я знал, что он только так, больше болтает, потому что трус. Но Пятачка дружки Пуха все-таки поколотили, это уж точно. Я сразу догадался об этом, когда увидел у Пятачка синяк под глазом. Хотя Пятачок отказывался и говорил, что синяк — бузня, он просто налетел в темноте на перила.
Пятачок не был не только трусом, но и доносчиком. Не любил ни жаловаться, ни хвалиться.
А похвалиться бы он мог. Я это понял, когда узнал его поближе. И пусть не велосипедом, купленным отцом, или яблоками, которые привезли с дачи.
У Пятачка были вещи, которые не купишь ни в каком магазине и ни за какие деньги. А он раздавал их запросто всем, кто попросит. Например, он мог вырезать из простой кленовой ветки отличную свирель. Пятачок слегка надрезал мягкую кору ножиком, и она снималась, как бумажка с конфеты, вся, целиком, даже формы не меняла, так и оставалась трубочкой. Хотя у меня и других мальчишек прилипала к древесине, крошилась и рвалась на узкие ленточки.
Из простой бумажки Пятачок мог сделать кучу интересных вещей — корабль, пилотку, копье, кошелек. Причем так, что корабль тут же превращался в кошелек, а кошелек — в коробочку.
А самое главное, если б он захотел, мог поймать любую птицу. Вы скажете, какие в городе птицы?! Но Пятачок научил меня, где надо искать, и в обыкновенном городском сквере мы увидели дятла, на рябиновом кусте за школой — щегла и слушали вечером, как высоко в небе пролетали над нашим городом дикие гуси.
Про птичьи повадки ему рассказал дед в деревне, он же научил делать силочки.
— Только я их не люблю, пойманных, — говорил Пятачок про птиц. — Они скучные делаются.
Но я так просил поймать синицу для меня, что Пятачок пообещал.
— Как только выпадет первый снег, — сказал он, — пойдем. Ведь синицы прилетают в город зимой.
Я очень хотел рассмотреть синицу вблизи и показать дома. А потом бы тоже выпустил. Ну, может быть, совсем немножко подержал, несколько дней.
— Завтра пойдем, — предупредил меня Пятачок однажды в субботу.
И я попросил маму:
— Мы рано пойдем, разбуди меня.
Я даже не возражал, когда мама два раза обернула мне вокруг шеи шарф и заставила надеть теплый костюм, который я не любил.
— Вы ведь. будете ползать по земле на животе и коленках, — говорила мама с тревогой. — Смотрите не простудитесь.
А Пятачок солидно отвечал за меня:
— Я за ним буду смотреть.
Это за мной, значит! Смотреть! Но я все терпел, ради синицы.
…Пятачок потянул меня на самый конец города. Сначала мы ехали на трамвае, а потом долго шли пешком маленькими улочками с деревянными домами.
Старый пустырь, где летом увидишь лишь старые консервные банки да бурьян, теперь, под снегом, был совсем другим. Лежало ровное белое поле, и каждая травинка и куст в голубом инее были похожи на сказочные, тропические, только маленькие деревья. Особенно сухая кашка и пижма. Они так и засохли прямо с цветами, и теперь иней и снег лежали на этих цветах, как зонтик или мороженое на блюдечках. И хотелось лизнуть их языком.
Синиц мы ловили в кустах. Быстрые пичуги сновали там по веткам, словно маленькие акробаты, вверх-вниз. Такие нарядные маленькие акробаты. Мне даже жалко на минутку стало их ловить, но я вспомнил, что не буду держать их дома долго, и успокоился.
А потом, честно говоря, я даже и не заметил, как Пятачок их поймал, двух синичек. Он так хитро приделал где-то там, на веточках, свои силочки-петельки, что и синицы не заметили их. Зря мама беспокоилась за мои коленки, я и оглянуться не успел, как Пятачок зашептал:
— Открывай клетку, готово.
Синички, кажется, тоже не очень обеспокоились переменой в своей судьбе. Они скакали по клетке и бегали по проволочной сетке так же, как и по своим кустам: вверх и вниз. И вовсе не бились, как пишут в книжках.
Я хотел сразу покормить их бутербродами, которые дала мне мама.
Но Пятачок сказал, что для них нужно конопляное семя, он даст мне дома целую горсть.
Мы съели бутерброды. Солнце светило ярко, снег хрустел под ногами, клетка качалась у меня на руке. Не хотелось лезть в переполненный трамвай, и мы пошли пешком.
Я шел и все время представлял, как удивится мама. А Пятачок, кажется, вовсе забыл про синиц. Он опять расспрашивал меня про свой любимый «Конструктор» и сказал, что уже придумал, как сделать из него для синиц дом в десять раз лучше, чем магазинная клетка.
Так мы шли и мечтали и уже почти подошли к нашему дому, как вдруг услышали где-то за углом противную пьяную песню. И увидели, как поворачивают туда головы люди, и кто смеется, а кто ругается.
Я не люблю пьяных и немножко боюсь их. Но я тоже стал крутить головой, чтобы посмотреть, что происходит. А когда оглянулся, увидел белое-белое и все в красных пятнах лицо Пятачка.
Дядька в расстегнутом пальто и без шапки, неуверенно держась на ногах, то пел, то с нехорошими словами отталкивал женщину. А она шла еле-еле и вдруг вообще беспомощно прислонилась к какому-то забору, повернув в нашу сторону лицо. И я увидел, что это тетя Клава, Пятачкова мать.
Но она не глянула на Пятачка, а куда-то мимо, и глаза ее были страшные-страшные, потому что смотрели и как будто ничего не видели.
— Куда же смотрит милиция! — закричала какая-то женщина. — Напьются, как свиньи, а тут дети ходят!
Мне захотелось бегом убежать от всего этого. Но я не мог, потому что Пятачок весь сделался будто каменный.
Тут раздался гудок, и показалась милицейская машина.
Дядька бросил тетю Клаву и хотел убежать, но споткнулся и плюхнулся прямо в снежную жижу. И два милиционера стали его поднимать и сажать в машину, а потом направились к тете Клаве.
