Николай Федоров - На аптекарском острове
— Ой! — вдруг вскрикнула Ленка. — Я забыла в мороженице варежки!
Ну, конечно, этого было достаточно для Клочика. С криком «Я мигом!» он, как гончая, кинулся через дорогу. Но успел добежать только до середины. Милиционер схватил его за руку и принялся что-то сердито ему выговаривать. Потом к ним подошел мужчина с повязкой общественного инспектора ГАИ и, взяв трубадура под руку, повел к агитационному автобусу.
— Влип трубадур, — сказал я. — Сейчас ему будут читать лекцию о правилах дорожного движения. И в школу могут бумагу прислать. А ведь это ты, Ленка, все время его с панталыку сбиваешь.
— Тебя, конечно, не собьешь, — сказала Ленка. — Ну, что же ты стоишь. Его же надо выручать.
Дождавшись зеленого, мы перешли улицу и направились к автобусу, на крыше которого был прикреплен плакат, призывающий к соблюдению правил дорожного движения.
И вот тут случилось невероятное! Над мигающим разноцветными огнями проспектом, над головами спешащих людей вдруг зазвучал взволнованный, прерывающийся голос Клочика, многократно усиленный могучим, похожим на колокол, динамиком: «Мне вас не жаль, года весны моей, протекшие в мечтах любви напрасной», — звенел голос трубадура. И мне вдруг показалось, что все вокруг на какое-то мгновение остановилось: изумленно застыли люди на тротуарах, остановились машины и автобусы, замер длинный, переполненный трамвай, так и не успев проехать перекресток. «Мне вас не жаль, о таинства ночей…» — неслось из динамика, и улица, позабыв, что ей все время надо двигаться, молча и неподвижно слушала.
Потом голос оборвался, и все вокруг снова задвигалось, зашумело, словно кто-то заново включил остановленную кинопленку.
Из агитационного автобуса два парня с красными повязками вытащили сияющего Клочика.
— Во, псих, — сказал один из парней. — Что с ним теперь делать? Сдадим в детскую комнату?
— Да не стоит, — сказал другой. — Заучился, видно, студент. У них теперь в школе такая программа, что и свихнуться недолго. Пусть домой идет.
Дружинники отпустили Клочика, и смущенный, но жутко довольный трубадур подошел к нам. Ленка смотрела на него блестящими глазами.
— Витя, ты… ты настоящий… — начала она, но, так и не найдя слова, вдруг взяла и поцеловала его в щеку.
Клочик вспыхнул как маков цвет и сказал:
— Я бы все до конца прочитал, да на меня сразу двое навалились.
— Все равно ты молодец, — сказала Ленка. — Только, Витя, я же послала тебя за варежками.
Глава 12. Свидание века
За двадцать минут до начала свидания мы были в Румянцевском садике. Погода была чудесная. Солнце золотило бронзовые крылья орла, сидящего на макушке обелиска, воробьи в кустах устроили невообразимый гвалт, а в воздухе пахло чем-то очень свежим и чистым так, что хотелось как можно чаще вдыхать этот удивительный воздух.
— Вот она будка, — сказал я. — Прямо как по заказу стоит. Мы из нее не только увидим, мы и слышать все будем.
— Ребята, но она же закрыта! — сказала Ленка.
И действительно, на двери будки висел большой, ржавый замок. Этого я совсем почему-то не ожидал. А ведь надо было!
— Вот и посмотрели свидание века, — сказала Ленка скисшим голосом. — Что же делать? Не под скамейку же, в самом деле, нам забираться.
— Пустяки, — сказал Клочик. — Сейчас я домой сбегаю, притащу ломик. В два счета откроем.
— Спокойно, трубадур, не горячись, — сказал я. — Никаких взломов и взрывов. Доставайте-ка ключи от дома. Сейчас мы эту старую рухлядь быстро откроем.
Но ни один ключ не подошел. Потом я испробовал Ленкину шпильку, Клочиков перочинный ножик и большой ржавый гвоздь, валявшийся тут же. Но проклятый замок не поддавался. И вот, когда мы уже думали, что все пропало, Ленка вдруг сказала:
— Ну-ка, мальчики, отойдите.
Она взялась за ручку, слегка дернула, и дверь со скрипом открылась! Я чуть не завыл от досады и стыда. Оказалось, что дверь была просто не заперта, а замок висел на одной скобе. Для балды, что называется.
В будке пахло кошками и нагретой пылью. Мы устроились на каком-то ящике и приготовились. Через большую, в три пальца шириной щель нам было все отлично видно.
Принято считать, что на свидания всегда опаздывают женщины. Но на этот раз первой на горизонте появилась Графиня. Она неторопливо подошла к скамейке, аккуратно присела на краешек, и, достав из сумочки сухарь, принялась рассеянно кормить птиц, которые будто только ее и ждали. А через пять минут на горизонте появился дедушка. Мы затаили дыхание. Наступал критический момент свидания века. На дедушке был длинный темно-серый плащ-реглан, широкополая шляпа и в руках большой черный зонт. Вдруг мы с ужасом увидели, что он повернул не налево, как было предусмотрено нашим планом, а направо. Неужели все пропало! К счастью, оказалось, что дедушка просто решил сделать круг. Через несколько минут он уже подходил к скамейке, где сидела Графиня. Мы замерли. Дедушка неторопливо приблизился, рассеянно скользнул взглядом по Клавдии Александровне, потом уселся в метре от нее и развернул газету. Графиня подняла голову, вздрогнула и вдруг вся напряглась, будто внутри нее сработала какая-то пружина. Сухарь выпал у нее из рук, и она судорожно вцепилась в сумочку, неотрывно глядя на дедушку. А тот как ни в чем не бывало продолжал читать газету и даже чему-то улыбался. И вот в этот момент Клочик, видно наглотавшись в нашем сарае пыли, чихнул, громко и надрывно!
— Будьте здоровы! — сказал дедушка, подняв голову.
— Спасибо, — растерянно ответила Графиня. — Но я не чихала. — И она беспомощно огляделась по сторонам.
— Да? А мне показалось, вы чихнули. Простите, ради бога.
Тут из-под скамейки вдруг выскочил огромный черный кот. Голуби и воробьи, клевавшие Графинин сухарь, в панике взмыли вверх.
— Ах, вот, оказывается, кто чихал, — сказал дедушка, смеясь. — Никогда бы не подумал, что коты могут так громко чихать.
— Я бы тоже никогда не подумала, — тихо сказала Графиня и грустно опустила голову.
— Вот вы лучше послушайте, что пишут эти так называемые синоптики, — сказал дедушка и с негодованием ткнул пальцем в газету. — Во второй половине дня дождь, возможен с грозой. Я надеваю плащ, беру с собой зонт, а на небе ни облачка. Ну да, бог с ними. Бумага все терпит. Тут еще есть прелюбопытнейшая статья. Вы знаете, отчего, оказывается, вымерли динозавры?
— Динозавры? Разве они вымерли? — дрожащим голосом спросила Графиня.
— Полностью, — радостно ответил дедушка.
— И давно?
— Порядком. Шестьдесят пять миллионов лет назад. Оказывается, на землю упала огромная комета. И так разогрела океан, что на земле стало как в хорошей парилке. Ну, они все от жары и скончались.
— Какой ужас, — тихо сказала Графиня, и мне показалось, что она вот-вот расплачется.
— Да, хорошенького мало, — сказал дедушка. — Но есть и другая гипотеза. Резкий скачок магнитного поля. Представляете, полюса вдруг в один прекрасный день взяли и поменялись местами. Ну а динозавры…
Но договорить он не успел. Графиня резко встала и быстро, не оглядываясь, пошла к выходу. Дедушка удивленно посмотрел ей вслед и в лице его что-то дрогнуло. Он тоже встал и сделал несколько неуверенных шагов вслед за Графиней. Потом остановился, и газета выпала у него из рук. Вдруг совершенно неожиданно дунул сильный порыв ветра, стремительно швырнув газету в глубь сада. В одно мгновение небо потемнело, будто на него легла чья-то тень, потом грохнул оглушающий раскат грома. А вслед за этим на землю стремительно полетели тяжелые капли, поднимая с земли облачка пыли. Дедушка продолжал потерянно стоять на дорожке сада. В одну секунду он был совершенно мокрый. А нераскрытый зонтик так и лежал на пустой скамейке.
— Он не узнал ее, не узнал! — говорила Ленка. И в глазах у нее стояли слезы.
Глава 13. Групповой портрет на блюде
На этот раз Клочик и вправду превзошел самого себя: фотографии получились приличные. Во всяком случае, глядя на них, было ясно: это — Клавдия Александровна. Это — Ленка, а это — я. И даже чайник, стоявший на столе, нельзя было спутать с газовой плитой или умывальником. И я, честно говоря, пожалел, что во время съемок корчил рожи, думая, что ничего путного не выйдет.
— Леха, ты на эту, на эту карточку погляди, — говорил Клочик, бледный от гордости. — Хоть в «Огонек» для обложки посылай.
На фотографии, про которую говорил он, Ленка тащила в рот ложку с вишневой ягодкой, искоса поглядывая на камеру и тихонько улыбаясь. Ни меня, ни Графини в этом кадре не было.
— Успел-таки отдельно щелкнуть, — сказал я.
— Успел, — ответил довольный Клочик. — Эх, увеличить бы ее тридцать на сорок! Во был бы портретик. Да жаль у меня бумаги такой нет.
