Игра в смерть (СИ) - Алмонд Дэвид
На уроке мисс Буш мы узнали, как во время этой великой миграции первобытные люди укрывались в пещерах, где, охваченные ужасом, они собирались вокруг магических костров. «Наверное, так и появились самые первые предания», — сказала она.
— Только представьте, как они, сгорбившись, сидят там, вокруг чадящего костра. На сводах пещер, давших им приют, эти люди рисовали диких животных: огромных мамонтов и бизонов, тигров и медведей, которые особенно их пугали. Они рисовали и себя самих — маленькие, хрупкие фигурки мужчин, женщин и детей в пугающе большом мире. Вообразите среди них рассказчика, одетого в звериные шкуры. Волосы растрепаны, кожа темна от копоти. Он поднимает горящий факел. «Слушайте», — говорит он остальным, и те подаются ближе к огню и глядят на него, округлив глаза, сгорая от любопытства. Рассказчик ведет факелом вдоль настенных рисунков: перед их взором проходят лесные чудища, весь этот пугающий мир и в нем — крошечные люди, мужчины, женщины и дети. «Слушайте, — повторяет он, — я буду говорить о храбрейшем из нас, о его долгих скитаниях по ледяным пустошам, о его битве с медведем и о его встрече с богом Солнца. Звали его Лак…»
Замолчав, мисс Буш обвела нас взглядом.
— Это и станет вашим заданием на эту неделю, — улыбнулась она. — Закончите рассказ. Первое предложение будет такое: Звали его Лак.
Занеся ручку над чистой страницей, я ненадолго задумался.
Звали его Лак, написал я.
Девять
Свечерело. Облака расступились впервые за много дней. Я забрался на ограду и уставился ввысь. Небо усыпали созвездия — мне удалось найти Большую Медведицу и Ориона-охотника. Под ними вспыхивали сигнальные огни самолета. Вниз, к реке устремилась падающая звезда. Тонкая корка снежного наста хрустела под моими ногами. Наш пустырь озаряло множество огней; люди собирали ветки, ломали ящики и товарные поддоны, чтобы поджечь и рассесться вокруг, жарить на углях картошку, травить анекдоты или пугать друг друга историями о призраках и чудовищах. По всему пустырю горели костры, к которым льнули темные сутулые фигуры.
— Кит! — окликнули меня от одного из костров, когда я проходил мимо. Стайка малышей в тесном кружке, распаленные азартом лица. — Иди к нам, расскажи опять ту историю, Кит.
Меня разобрал смех.
— Позже, — пообещал я им.
И двинулся дальше, в сгустившуюся над рекой темноту. Там я сумел разглядеть — в свете звезд и с помощью окошек, горящих в домах на дальнем берегу, — что лед берет свое, постепенно наступая с берегов. Сколько еще потребуется времени, чтобы лед затянул всю водную гладь, сковал реку целиком? Я присел на корточки и уставился вдаль, — тогда-то мне и послышались уже знакомые шепотки. На периферии зрения показались бродившие в стороне дети. Сощурившись, я различил их худенькие силуэты, увидел отсветы звезд в широко раскрытых глазах.
Пожалуй, я догадывался, что найду его здесь. Поэтому не удивился, когда послышались шаги: Эскью появился, чтобы устроиться над речным берегом поодаль от меня.
— Сидеть, — прошептал он. — Не трогай его.
И вновь тишина. Слышались лишь неспешное течение реки и где-то далеко позади — чей-то смех.
— Эскью, — сказал я.
Никакого ответа. Я поднялся, подошел ближе. Тихо повторил его имя, словно утешая раненого зверька, который способен огрызнуться, даже напасть, но отчаянно нуждается в любви и поддержке.
— Эскью, — шептал я. — Эскью…
Он вздохнул, пробормотал что-то, плотнее запахнул поднятый воротник и пониже натянул вязаную шапку. Я сделал еще шаг, и у ног Эскью шевельнулся пес.
— Ты же замерзнешь тут насмерть, — заметил я. Он лишь фыркнул вместо ответа.
Тишина.
— Чем ты занимаешься целыми днями? — спросил я.
Эскью со присвистом втянул холодный воздух.
Тишина.
— Видал лед?
Нет ответа.
— Как-то давно он укрыл всю реку, — продолжал я. — Люди ходили по нему с одного берега на другой. А когда лед стал таять, один парнишка провалился и утонул.
Ни звука.
— Эскью?
Он опять поправил шапку.
— Гляди, не замерзни.
— Вы двое… — послышался шепот. — Ты со своей глупой подружкой…
— Что? — переспросил я.
Тишина.
Мы глядели, как за полосой наледи мимо течет темная вода. Я чувствовал, как холод вползает в мое тело, устраивается в костях; видел отражения звезд в глазах, наблюдающих за нами из темноты, слышал чье-то неглубокое дыхание и шепотки. Меня била дрожь.
— Я накатал несколько новых рассказов, — сообщил я Эскью. — А ты мог бы нарисовать иллюстрации. Мы могли бы работать в одной команде…
— В команде? Команде, черт подери?
— Твой недавний рисунок великолепен, — похвалил я.
Эскью опустил голову, уставился в снег под ногами. Я видел, как блестят звезды, отражаясь в глазах Джакса, в оскале его зубов.
— А потом… — продолжал я, — потом он мне приснился. Во сне я был под землей, гнался за Светлячком.
Долгое молчание.
— Так всегда и бывает, — вздохнул наконец Эскью. — Сперва рисуешь то, что тебе снится, а потом тебе снится рисунок.
— С рассказами то же самое.
Мы молчали. Только тощие фигурки шевелились в темноте.
— Ты видишь их? — прошептал я.
— Кого?
Сощурив глаза, я увидел их — черные силуэты во тьме, блики звезд в глазах, отсветы на коже.
— Их, — повторил я.
Фыркнув, Эскью отвернулся в темноту. Детские фигуры припали к земле, пригнулись, не сводя с нас жадных взглядов. Я услышал, как они втягивают воздух.
— Кроме них, есть и другое, — прошептал Эскью. — Нечто еще дальше, еще глубже в прошлом. Ты еще явишься увидеть это собственными глазами. Мертвыми глазами, Кит Уотсон…
Он поднялся, неторопливо приблизился вплотную.
— Я собирался разыскать тебя, привести сюда. Хотел столкнуть в реку… или спустить на тебя Джакса.
— Эскью, ты чего? Зачем это тебе?
— Зачем? А вот собирался! Затем, что все шло как надо, пока не появился ты. Чертова училка примчалась на помощь тебе, а не кому-то другому. Затем, что из-за тебя игре пришел конец, а меня выставили вон из школы.
Эскью смеялся, но в его смехе не было веселья.
— Или, может, так даже лучше? Может, этого мне и хотелось? Может, ты сделал мне одолжение, Кит Уотсон? Толкнул меня еще дальше во тьму?
Мне было слышно, как порывисто он дышит, как содрогается всем телом. Оказавшись вблизи, я только теперь понимал, как он вытянулся в росте, как раздался в плечах, каким огромным он становится.
— Чего не пойдешь домой? — спросил я. — Ты тут околеешь.
Молчание тянулось, тянулось.
— Скоро пойдем, — прошептал он. — Я и он. Мы сваливаем.
— Куда?
— Неважно. Никуда. Куда-нибудь. Они проснутся, а нас и след простыл.
— Ну, знаешь… — протянул я.
Опять молчание.
— Я принесу тебе новый рассказ, — пообещал я. — Ты ведь принес мне рисунок.
Он лишь хмыкнул в ответ.
Я чувствовал, как прочно лед устроился в моих костях.
— Обязательно принесу, — прошептал я.
— Светлячок…
— Чего?
— «Чего?» Этот твой Светлячок — я тоже его вижу. Он является к нам обоим, Кит Уотсон… — Эскью не повернулся. Он так и стоял, сутулясь, глядел на реку. — Ты ближе ко мне, чем можешь вообразить.
— Знаю. Уже говорил, что знаю. Так, может, нам стоит чаще видеться, а?
— Видеться? Ну, может, и так. Но это мне решать, понял? Я сам назначу время и выберу место. Тогда и посмотрим, достанет ли у Кита Уотсона духу, чтобы сойтись с Джоном Эскью поближе.
Сказав это, он сплюнул и отвернулся.
— Мы встретимся в кромешном мраке, — пробормотал он, — где не будет чужих: только Джон Эскью, Кит Уотсон и целое полчище мертвецов.
Я проводил Эскью взглядом: смотрел, как он растворяется в темноте. А потом и сам двинулся восвояси, оставив шепотки за спиной. Под моими ногами хрустела ледяная корка. Малышня успела разойтись по домам, оставив тлеть угли кострищ.