Борис Тартаковский - Мальчишка ищет друга
Юра вызвался проводить Шевякина, и они вышли вместе. Под ногами шуршала опавшая листва.
— Ты чем-то огорчён? Что случилось? — спросил Андрей, — Думаешь, не вижу…
Юра стал рассказывать о своих пионерских делах.
— Всё, Андрей, не так просто, как я думал. Помочь мальчишкам нужно. Ведь не только Шурка Чоп, но и Тошка Пугач хороший парень, только попал в дурную компанию и оступился. Не поможем — совсем свихнётся…
Выслушав друга, Андрей только головой покачал:
— Да-а, брат, абракадабра!
Это было любимое словечко Андрея и означало оно, что Шевякин взволнован и сейчас, с минуты на минуту, примет какое-то серьёзное решение. Юра знал это и терпеливо ждал, что скажет друг.
— Вот что, — решительно сказал Шевякин, — приходи в среду с ребятами на завод. Да, да. Чего удивляешься? Покажешь им наш замечательный цех, а там, может быть, придумаем ещё что-нибудь.
— Хорошая мысль, — обрадовался Юра.
— Еще бы. Гениальная! — насмешливо подтвердил Андрей. — О Тошке же и его папаше поговорим в комсомольском штабе. Там люди опытные в таких делах…
О своей встрече с Андреем Юра рассказал ребятам. Он вспомнил, как с Андреем Шевякиным работал и учился, какой у них был замечательный станок и какая была дружная бригада.
— Сейчас Андрей — один из лучших бригадиров в механическом цехе, — говорил Юра, — и его ребята борются за звание бригады коммунистического труда…
Все заинтересовались Юриным рассказом. Захотелось сейчас же посмотреть замечательный станок и познакомиться с бригадиром Шевякиным. И тут Юра сказал, что в будущую среду они пойдут на завод всем отрядом.
Один за всех, все за одного
Цех был таким большим, что в нём свободно можно было играть в футбол, если, конечно, убрать станки.
Высоко над головой двигались краны. Вспыхивали огни электросварки, и вдруг коротко просвистел паровозик, толкавший гружённую металлом платформу через распахнутые ворота в другом конце цеха. Человеческий голос тонул в этом шуме, но рабочие понимали друг друга с полуслова и не орали, как Таня, когда ей захотелось сообщить Кате Руденко свои впечатления.
— Катя! — кричала Таня на ухо подруге. — Види-ишь? Паровоз едет прямо в цех…
— Ви-ижу… — ответила Катя.
Андрей Шевякин встретил ребят у входа на завод и привёл их к тому месту, где работала его бригада.
— Вот это мой станок, — указал Андрей. — Сейчас его обслуживает Фёдор Калина. Вон он стоит и свистит крановщику, чтобы тот убрал со станка деталь. А раньше моим напарником был ваш вожатый.
Андрей Шевякин сразу понравился ребятам.
Тане Калмыковой он нравился потому, что она вообще любила людей весёлых и общительных, а у Шевякина улыбка не сходила с белого в веснушках лица. Ей нравились его большие рабочие руки, которые он привычно вытирал кусочком скомканной пакли, и его чёрный берег на русой голове, и аккуратно пригнанный синий комбинезон. Таня только удивлялась, как он ухитряется быть таким чистым и аккуратным. Она уже успела посадить на платье жирное пятно и запачкала чёрной смазкой не только руки, но даже нос.
Не сводил с Шевякина блестящих глаз и Шура Чоп. Но его волновали другие мысли и чувства. Шурка молча и жадно ко всему приглядывался и прислушивался. Для Шурки это был не просто заводской цех, удивлявший ребят своими размерами и невиданно умными станками и машинами.
Это был цех, в котором его, Шуркин, отец учился, а потом стал мастером. Кто знает, может быть, и отец когда-то ходил по этому цеху так, как сейчас Шурка, — настороженно, с приоткрытым от волнения ртом, с жадным любопытством в чёрных глазах? Кто знает, может быть, и он, как сейчас Шурка, испуганно вздрагивал, когда почти рядом, чуть ли не задевая за голову, проносилась по воздуху железная болванка, зажатая в стальных челюстях? И может быть, он, как и Шурка, завидовал молодым, весёлым парням, которые чувствовали себя в этом огромном цехе, как дома…
Вдруг шум в цехе заглушил протяжный заводской гудок: был конец смены. Перестали сновать над головой краны, чёрный паровозик, обрадованно отдуваясь, выбежал во двор подышать свежим воздухом, один за другим останавливались станки. И тогда вокруг Андрея Шевякина собралась вся его бригада.
— Знакомьтесь, ребята, — сказал Шевякин. — Вот это — Фёдор Калина, — и он указал на низкорослого парня, улыбавшегося во весь рот. — Два года назад пришёл после окончания десятилетки, а теперь его портрет уже красуется на Доске почёта. Видали?
— Нет, не видали, — сказали ребята.
— Я покажу, — обещал Шевякин.
— А за что его на Доску? — спросил Колька Пышнов, любивший во всём полную ясность.
— Один из лучших рационализаторов цеха, — с гордостью пояснил Шевякин. — А на вид за него ломаного гроша не дашь. Правда?
Все засмеялись, а Фёдор Калина громче всех. И Таня, и Шура Чоп, и другие ребята понимали, что это шутка.
— Мал золотник, да дорог, — добавил Андрей Шевякин.
Потом он познакомил гостей с другими членами бригады. Была среди них и девушка — Феня Рубашкина, тоненькая, в синей косынке.
— Хорошенько запомните её, — предупредил Шевякин. — По поручению комсомольской организации Феня Рубашкина будет держать с вами связь. Ведь вы боевые ребята, правда?
— Ещё бы! Конечно — боевые, — подтвердил Колька Пышнов.
— Вот, вот, — поддержал бригадир. А к концу семилетки, может быть, вот ты, курносый, — он указал на Шурку, — будешь моим боевым напарником.
— Шура Чоп, — поправил Колька Пышнов, — мечтает стать известным кролиководом.
— А вы свою ферму имеете или ходите смотреть на кроликов в зоосад? — заинтересовалась Феня Рубашкина.
Ребята оживились и стали наперебой рассказывать о своей ферме.
Шурка почувствовал себя бодрей. Как и Таня Калмыкова, он всё время побаивался, что его спросят об отметках.
— А какие у вас заповеди? — осмелев, спросил Шура.
— Андрей, скажи им! — предложила Феня Рубашкина.
— Главная заповедь: работай, учись и живи по-коммунистически. Коротко и ясно.
— Учиться и работать, наверное, очень тяжело, — задумчиво сказала Таня.
— Да, нелегко, — просто согласилась Феня Рубашкина. — Устанешь после работы, спать охота, а нужно в школу идти. Но у нас, ребята, на заводе такие машины, что никак не обойтись без математики, физики, металловедения…
— У меня дядя разметчик, так он то же самое говорит, — добавил Колька Пышнов.
— Вот видишь!
Тут опять раздался гудок. Пересменка, как её называли рабочие, закончилась, но уходить ребятам не хотелось.
— Ничего, скоро мы опять встретимся, — сказал Андрей Шевякин.
— Мы придём к вам, — обещала Феня Рубашкина, и тогда заключим договор на соревнование. Согласны?
— Приходите. Мы вам покажем школу… отвечали ребята.
Уже темнело, когда пионеры вышли на улицу. Ребята шли по тротуару, так как было позднее время, и Юра не решался вести отряд по проезжей части улицы. Вдруг отряд остановился: на углу Пушкинской и Садовой образовалась пробка. Много людей толпилось у свежего «Окна сатиры». Пионерский строй рассыпался, и Шурка с Таней Калмыковой перешли на другую сторону улицы, не подозревая, что «Окно сатиры» в какой-то степени касается их, а особенно Тошки Пугача.
«Окно сатиры»
Но разве можно долго не знать того, что известно всему городу?
Шурка готовил домашние задания, когда с работы возвратилась мама и стала рассказывать, как Тошку Пугача «и ещё какого-то хулигана» разрисовали в «Окне сатиры».
— Вот остряки! — качала головой мама, выкладывая из «авоськи» покупки. — Вид у него такой, что без смеха нельзя смотреть.
Мама улыбнулась, но тут же стала серьёзной и вздохнула.
— Представляю, каково Тошкиной маме… Не дай бог! — и она опять вздохнула. — Ты уже видел, Шура?
Шурка не видел, и напрасно мама рассказала до того, как он выучил уроки. Теперь, конечно, Шурке было не до них.
Наконец Шурка кое-как решил последний пример и уже готов был бежать на улицу, когда пришла Таня Калмыкова. Оказывается, она уже видела «Окно сатиры».
— Так ему и надо, Бледнолицему! — злорадствовала Танька. — Ненавижу его.
Шурка промолчал. Ему было жаль Тошку. Несмотря ни на что, Шурка всё же не мог плохо думать о нём. Может быть, потому, что никто так хорошо не знал, какие у Тошки золотые руки и как он любит животных. В последнее время Шурка всё чаще думал о том, что Тошка давно бы возвратился в школу, если бы не хозяин «зелёного» чемодана. Репа — вот кто виноват, что Тошка до сих пор носит «зелёный» чемодан с его таинственным содержимым и торгует кроликами, которых так любит. Может быть, и отец Тошкин виноват, что его сын не учится, а занимается торговлей. Ведь он тоже торгует яблоками и грушами.
В сопровождении Тани, безумолку тараторившей, Шурка дошёл до угла Пушкинской и Садовой, где висело «Окно сатиры» и толпились люди.
