Борис Тартаковский - Мальчишка ищет друга
Обзор книги Борис Тартаковский - Мальчишка ищет друга
Борис Семенович Тартаковский
Мальчишка ищет друга
Стрела из лука
Дзинь! — и оконное стекло звонко рассыпается по асфальту, а стрела исчезает.
Шура на секунду замирает с самодельным луком в руке, а Таня смотрит на него, в испуге открыв рот. Потом, не сказав ни слова, ребята кубарем скатываются по крутой лестнице в подвал.
У Тани бешено бьётся сердце, но в то же время ей почему-то смешно.
— Ой и попадёт нам! — говорит она и прыскает в кулак.
— Такая стрела пропала! — вздыхает Шура и вытирает ладонью вспотевший лоб.
А со двора уже доносится возмущённый крик соседки:
— Милиция! Где милиция? Я вам покажу, хулиганы, как стрелять по окнам!..
— Вот раскричалась, — ворчит Шура. — Стрелу она, конечно, не отдаст.
— Придётся за окно платить, — уверяет Таня. — Вот посмотришь.
Всё началось с того, что друзья однажды забрели на стадион «Чайка». В тот день были спортивные соревнования. Шуре очень понравилась стрельба из лука.
— Интересно! — сказал он. — А я думал, что из лука стреляли только индейцы.
Тут кто-то объявил на весь стадион:
— Сейчас стреляет из лука чёмпион Украины среди юношей…
Фамилию Таня не расслышала, но во все глаза смотрела на чемпиона.
— Здорово! — сказал Шура, когда чемпион отпустил тетиву и стрела попала прямо в цель.
Таня тоже сказала, что здорово, а когда увидела чёрные Шуркины глаза, сразу догадалась, что он уже что-то придумал.
— Знаешь что, Танька? Давай сделаем лук и тоже будем стрелять. Идёт?
— Идёт! — сразу согласилась Таня и представила себе на минутку, как в один прекрасный день кто-то прокричит громовым голосом на весь стадион:
— Сейчас стреляет из лука чемпион мира среди девочек Таня Калмыкова.
А на трибуне среди почётных гостей сидит её папа.
В один из последних дней летних каникул ребята поехали в лес, чтобы найти подходящую ветку для лука. Шура исцарапал всё лицо, а Таня порвала платье, но хорошую ветку они всё-таки нашли.
Шура сделал замечательную стрелу, а Таня отшлифовала её стеклом и наждачной бумагой. Стрела получилась ровная и гладкая. А теперь Шурина соседка не отдаст, конечно, эту замечательную стрелу.
Об этом и думали ребята, пока их ругала соседка. А когда она ушла, друзья потихоньку выбрались из тёмного подвала и побежали на улицу.
— Ты не огорчайся, Шура, — утешала Таня. — Ведь можно сделать новую стрелу. А за окно мы заплатим. У меня в копилке уже, наверное, больше тридцати копеек.
Но скуластое лицо Шуры было озабочено. «Наверное, он не знает, хватит ли на стекло моих денег, — решила Таня. — Может быть, оно стоит дороже?»
— Как ты считаешь, Таня, почему стрела не попала в цель? — спросил Шура и посмотрел на свою приятельницу сверху вниз: он был выше её.
— Видно, ты плохо прицелился, вот и не попал, — неуверенно ответила Таня.
— Я не умею стрелять?
— Стрелять ты умеешь, только сейчас не попал.
— Нет. Просто мы не из того дерева стрелу сделали, — решил Шура.
— А какое нужно дерево?
— Откуда мне знать? Давай пойдём в библиотеку и поищем в книгах. Из книг можно всё узнать.
Тошка
Оказывается, спортивный лук надо делать совсем не так, как они думали. Друзья прочли об этом в книжке. Но лука они уже не сделали.
Таня сидела у Шуры, когда неожиданно возвратилась с работы его мама. Она поменялась сменой с другой работницей, чтобы днём побыть со своим сорванцом.
— Ему ведь ничего не стоит дом поджечь, — говорила она иногда.
— Очень мне нужно поджигать дом! — обижался Шурка.
— Как только ты дружишь с таким разбойником? — спрашивала Шурина мама Таню.
«Разбойник» улыбался.
Вот и сейчас мама сразу вспомнила о разбитом окне, стала ругать Шуру и пообещала сжечь лук в печке, если ещё хоть раз увидит его в руках сына…
Оконное стекло обошлось в пятьдесят копеек. Их заплатила Шурина мама, и Таня была довольна, что не надо вскрывать копилку. Не жалко было тридцати копеек, но не хотелось, чтобы обо всём узнала её мама.
Начались школьные занятия, и Шура забыл о луке. Он увлёкся другим делом — стал разводить кроликов.
Кроликов держал Антон Пугач, или просто Тошка. Он жил в одном доме с Шурой, и ему шёл уже семнадцатый год.
Антон Пугач казался Шурке необыкновенным человеком. Он отличался от всех дворовых ребят не только внешностью, но и поведением. Таня считала, что Тошка похож на юного певца из итальянского кинофильма — волнистые волосы на голове, большой широкий лоб и красивый нос с горбинкой. Только глаза у итальянца большие и чёрные, а у Тошки не такие уж большие и не то голубые, не то серые. И лицо слишком белое. Даже немного бледное. И в этом не было ничего удивительного. Антоша вечно сидел в своей комнате, где повсюду — на столе, на подоконнике и даже под кроватью, — ползали, бегали, пищали и что-то грызли всякие зверюшки: ёж по имени Авоська, черепаха Улита, морская свинка Нептун. А в двух карманах старого маминого пальто поселились белые мыши.
— Зачем тебе столько мышей? — спросил однажды Шура. — Штук двадцать, наверное…
Тоша усмехнулся, довольный.
— Знаешь, на сколько здесь добра? — и, окинув любовным взором всё своё живое богатство, сообщил: — На семьдесят целковых, не меньше.
— Ого! — удивился Шурка, хотя эта сумма ничего его сердцу не говорила.
— Вот так-то, парень. Семь красненьких! — с большим чувством произнёс Тоша. — За одну мышь институт, знаешь, сколько платит?
— За мышь?
— Вот именно, чудак-человек. Они же опыты ставят.
Но самым примечательным жителем Тошкиной комнаты был, конечно, попугай Петька — маленький белый какаду с жёлтым хохолком, родом из далекой Австралии.
Однажды Тошка рассказал Шурке его историю.
У Тошкиной мамы был брат Никодим. Он служил офицером в Советской Армии и во время войны освобождал Будапешт от фашистов. В Будапеште он некоторое время жил в доме бабушки Розалии. Так её все называли. Она жила с внучкой, и у них был попугай Петер. В то время в Будапеште было очень голодно, потому что фашисты все начисто вывезли из Венгрии в Германию: хлеб, картофель, мясо. Дядя Никодим видел, что бабушка Розалия со своей внучкой голодают, и стал делиться с ними своим офицерским пайком. Всё, что бы ни получал дядя Никодим — сало, консервы, масло, печенье, — всё-всё он делил с бабушкой Розалией и её внучкой.
— Если бы не капитан Нейкодим, — рассказывала бабушка Розалия соседкам, — я с внучкой давно бы померла с голоду…
В Будапеште дядя Никодим находился до окончания войны, а потом стал собираться домой. По профессии он был не военным, а геологом.
— Мы вас, капитан Нейкодим, никогда не забудем, — говорили венгры. — Когда бы вы ни приехали в Будапешт, всегда будете нашим дорогим гостем.
Среди провожавших было много знакомых людей, только бабушку Розалию дядя не видел и даже забеспокоился: может быть, с бабушкой какое-нибудь несчастье приключилось?
Но вот, когда раздался свисток, загудел паровоз и поезд собирался тронуться в дальний путь, к одному из вагонов, на ступеньках которого стоял бравый капитан, кинулась какая-то старая женщина. В руках она держала клетку с попугаем.
— Капитан Нейкодим, сынок! — закричала старуха. — Возьмите, пожалуйста, на память о бабушке Розалии вот эту птицу. Это — Петер, очень хорошая птица…
Вначале дядя Никодим растерялся. В самом деле, что ему было делать с попугаем? Но отказаться он не мог: не хотел обижать бабушку Розалию.
— Спасибо, бабушка Розалия, за этот прекрасный подарок, — сказал дядя Никодим. — Я буду заботиться о Петере.
Петер, которого ещё в пути переименовали в Петьку, действительно оказался очень умной и забавной птицей. Вначале Петер говорил только по-венгерски.
— Ходь ван? — вежливо интересовался он по утрам. (То есть: «Как вы поживаете?») Потом любезно сообщал: — Аз эн невем Петер… Петер…
Это означало: «Моё имя Петер»…
Но скоро он привык к новому имени и после венгерского «как вы поживаете?» сообщал:
— Я — Петька… Петька…
Дядя извинялся за Петьку:
— Вы уж простите его за плохое произношение. Всего несколько дней, как изучил русский язык…
Некоторое время дядя пожил у сестры — Тошкиной мамы, потом уехал в геологическую экспедицию. Ясное дело, он не мог взять с собой Петьку в экспедицию и оставил его сестре. Заботиться о Петьке стал Тошка. Пожалуй, с этого и началась Тошкина любовь к птицам и всякому зверью. И Петька отвечал другу преданностью и любовью.
По утрам, увидев, что Тошка проснулся, Петька радостно кричал:
— Ура! Ура!
Кто его этому научил, неизвестно.
Когда Тошка собирался уходить, он говорил попугаю:
