Яан Раннап - Агу Сихвка говорит правду
Я спросил:
— Интересно, как снимают свои круги негры? Ты никогда не читал про такое?
Кийлике не читал, но у него на этот счет было собственное мнение.
— Негры и не снимают кругов с шеи, — сказал Кийлике, — чтобы не украли. В джунглях шейные обручи наверняка стоят бешеных денег.
Нам с Кийлике стало ясно, что черный континент нам не поможет, у нас нет никакой надежды получить оттуда добрый совет. И мы не на шутку приуныли. К счастью, Кийлике случайно выглянул в окно и увидел нашего одноклассника Тимошкина, он как раз шел мимо.
Две головы — хорошо, а три — лучше! Кийлике распахнул окно и спросил Тимошкина, не знает ли он, отчего круг от плиты на голову наделся, а обратно не снимается? Для наглядности мы показали ему вещественное доказательство.
— Проще пареной репы! — ответил Тимошкин. — Все тела имеют свойство расширяться при нагревании…
Так вот в чем дело! Наш подшефный ребенок до того распарился от битья в барабан, что голова его увеличилась в объеме — потому круг и не снимается.
Мы с Кийлике сразу вспомнили, как учитель по физике продевал в круг железное яйцо на цепочке, держал под яйцом зажженную спичку, и оно уже не пролезало обратно. Мы не стали больше задерживать Тимошкина, Я сказал:
— Если от разогревания голова расширилась, то от охлаждения она должна сузиться.
Кийлике согласился:
— Это ясно как белый день! Лучше всего охлаждает лед, только ведь весною его и за деньги не купишь. Мы нашли полотенце под кухонным краном. Но охладить голову подшефного младенца не успели, потому что два часа уже прошло и его мама вернулась домой. Ни о каких законах физики она не хотела и слышать. Она призвала на помощь силы небесные, но ждать их не стала, подхватила ребенка вместе с кругом на шее и побежала к знакомому слесарю.
Перед тем как умчаться, она сказала, что расскажет обо всем председателю совета отряда Сильви Куллеркупп, а уж та нам спуску не даст! У меня сразу испортилось настроение.
— Теперь нам начнут каждый день читать нотации, — сказал я. — Станут называть горе-тимуровцами. Но Кийлике меня успокоил:
— Имя человека не портит. Да мы тут и ни при чем. Во всем виноват телевизор. Когда показывают такие фильмы, пусть предупреждают, что детям до шести лет смотреть запрещено.
Наше настроение снова улучшилось, мы решили оставаться тимуровцами и дальше. А для этого, ясное дело, надо было срочно найти кого-нибудь такого, кому нужна помощь.
Я не стану рассказывать, как мы ехали домой на автобусе — весной никому не хочется жить в интернате — и как случайно услышали разговор двух стариков из нашей деревни. Оказывается, городской трубочист не желает приезжать в деревню, а старикам самим на крышу не залезть, голова кружится. Не стану я рассказывать и о том, как под влиянием этого разговора мы с Кийлике встретились в субботу вечером позади живой еловой изгороди, которая растет возле дома старика Михкеля Пяртсу, как мы выждали подходящий момент и залезли на крышу. Расскажу только, что было дальше. Мы спустили в трубу Михкеля Пяртсу привязанные к веревке голики — Юхан Кийлике принес их с собою — и вот тут-то случилась беда, та самая, которая входит в дверь без стука Больше мы не видели нашего приспособления для чистки трубы! Обратно вытянули только пустую веревку.
Разумеется, мы с Кийлике до смерти перепугались.
Я сказал:
— Мы не помогли, а, наоборот, навредили Михкелю Пяртсу! Если раньше тяга в трубе была плохая, то теперь ее и вовсе не будет.
Но Кийлике сказал, что нет худа без добра. Теперь старику Микхелю уже не надо будет бегать с дымарем, когда его пчелы станут роиться. Затопит печь и откроет в доме окна, вот и вся работа.
Шутки шутками, но настроение наше от этого не становилось лучше. Мы с Кийлике прекрасно понимали: труба — это тебе не дымарь для пчел!
Если говорить честно, как оно было на самом деле, у нас на душе кошки скребли. И мы с Кийлике ломали голову, что бы такое придумать и зло обратить в добро.
Старинная народная пословица учит: где беда велика, там помощь близка. И это чистая правда.
Через два дня после истории с трубой в наш класс залетела пчела.
Виктор Каур пчелу поймал и хотел посадить в пустой спичечный коробок, чтобы потом выпустить ее на свободу в какой-нибудь самый подходящий момент, например, на торжественном школьном собрании.
Учитель природоведения Пюкк как раз в это время записывал нам в дневники двойки, но он все равно заметил, как Виктор Каур поймал пчелу. Учитель велел выпустить ее в открытое окно. После этого учитель Пюкк стал рассказывать нам о пчелах.
Мы слушали, затаив дыхание, потому что рассказ его был очень интересным и еще потому, что не хотели мешать учителю, — чем больше времени уходило на пчел, тем меньше оставалось на вызовы к доске.
Вот тут-то мы и узнали, что пчелы очень умные. У них даже есть разделение труда. Одни дежурят возле летка улья и отгоняют чужаков. Другие служат цистернами и приносят в улей воду в своих зобиках. Третьи заменяют вентиляторы: гонят крыльями воздух между сотами. Четвертые собирают с цветов пыльцу и нектар и перетаскивают в улей. А если какая-нибудь из пчел найдет много цветов, она летит к улью и начинает там вовсю танцевать. Так языком танца пчела рассказывает другим, что это за цветы, где они растут, много ли их и каков на вкус их нектар.
Учитель Пюкк рассказывал нам о пчелах весь урок.
Когда началась переменка, девочки пошли в коридор поразмяться, а мальчики остались в классе и решили еще раз проработать все, что рассказал учитель Пюкк, — и наглядно, чтобы лучше запомнить.
А чтобы никто не помешал этому, ученики Топп и Каур сделались дежурными пчелами и стояли возле дверей с канцелярскими кнопками в руке.
Четверо или пятеро мальчиков вентилировали воздух. Некоторые просто так жужжали.
А ученик Тээмуск был пчелой-цистерной, он бегал в коридор, набирал в рот воды из-под крана и приносил в класс. Охотников пить эту воду не находилось, и Тээмуск выфыркивал ее просто так куда попало.
Переменка пролетела как один миг.
Когда в класс вошла учительница английского языка, Кийлике вместо того, чтобы стоять возле своей парты, все еще прыгал на одной ноге вокруг преподавательского стола и размахивал руками.Учительнице такое поведение Кийлике не понравилось.
— Что это значит? — спросила она у него. — Отвечай! Что за танец ты тут исполняешь?
Кийлике никак не мог отдышаться после прыжков, — ведь человек не такой выносливый, как пчела. Я решил выручить своего друга и ответил за него:
— Кийлике языком танца рассказывает о том, что у Виктора Каура в ящике стола лежат два бутерброда. Один из них — с колбасой по два рубля двадцать копеек за килограмм.
Теперь я снова немножко пропущу и продолжу рассказ с того момента, когда Кийлике уже стоял в коридоре под часами, а я рядом с ним.
Учительница английского языка не знала пчелиных повадок и решила, будто мы над нею издеваемся.
А у нас ничего такого и в мыслях не было!
В коридоре стояла мертвая тишина. У нас в стенгазете писали, что такая тишина помогает умственной работе. И это чистая правда.
Мы постояли в этой тишине совсем немного, а Кийлике уже хлопнул себя по лбу и воскликнул:
— Теперь я знаю, как искупить нашу вину перед стариком Михкелем, которому мы трубу засорили! Давай дрессировать его пчел, научим их летать за медом к тебе в сад.
Возле моего дома полным-полно яблонь, и все они в цвету. Для пчел старика Михкеля мне яблоневой пыльцы ничуточки не жалко, и я согласился.
— Ну что же, давай. Только ты помнишь, что сказал учитель Пюкк? Для этого нужно набраться терпения.
Кийлике ответил, что чего-чего, а терпения у него — хоть отбавляй.
— И еще учитель Пюкк говорил, для этого нужен мед, — добавил я.
Мед, по словам Кийлике, был у него, можно сказать, в кармане. Кийлике говорил правду. После уроков мы пошли в угловой магазин, и мой друг выложил на прилавок девяносто копеек. Ровно столько, сколько стоила маленькая баночка меда.
Теперь у нас было все что надо. Когда мы добрались до моего дома, Кийлике сразу взобрался на яблоню. Он срывал с нее цветки и сбрасывал вниз. А я подбирал их с земли и подвешивал над миской с медом, тем самым, который купил Кийлике. Мед мы как следует перемешали с кипяченой водой.
Работа у нас кипела. Наконец Кийлике решил, что цветов уже хватит, — от их запаха одуреть можно, — и мы поставили миску возле забора старого Михкеля.
А сами пошли в соседний осинничек, выждать, что будет дальше. На досуге мы поговорили о пчелином житье-бытье.
Кийлике сказал:
— Интересно, где до сих пор собирали мед пчелы старика Михкеля? У него ведь яблонь нет.
Когда мы несли миску, глаза мои не дремали. Я ответил Юхану Кийлике со знанием дела:
— Они обрабатывают одуванчики. Одуванчиков у Михкеля тьма.
— Ну и дрянь же, наверное, одуванчиковый мед, — предположил Кийлике. — Как ты думаешь?