Святослав Сахарнов - Танк на Медвежьем болоте
— Мальчишек нет! — сказала она. — Андрея и Коли. Всех собрала, — все-таки начало занятий, надо готовиться, — а их нет. Шла мимо дома Головниных, мать белье стирает. Спрашиваю, так, на всякий случай: «Андрей еще дома?» Она отвечает: «С утра убежал. Колька за ним чуть свет заходил, чаю даже не попили!» Куда бы это они?
— Нехорошо! — сказал Виктор Петрович. — Случилось что-то непонятное, — и он достал из кармана записку.
Прочитав ее, Нина встревожилась еще больше.
— Ах, следователи, воины! Опять они что-то затеяли… Недаром я всю ночь не могла уснуть. Помните выстрел?.. Надо немедленно идти к землянке. Бегите в сельсовет, пусть несколько вооруженных человек — охотников, идут тоже в лес. А я сбегаю за Таней, возьмем Акбара и пойдем.
— Я, наверное, не должен вам этого говорить, но в деревне есть человек, который нам нужен. Он вооружен и полностью в курсе дела. В первую очередь надо предупредить его…
— Ах вы конспиратор! А я-то думала — вы простак. Ну что же, идите за вашим вооруженным человеком. Встречаемся у моста?
— Да, у дороги в лес.
Через полчаса Виктор Петрович и одетый в форму лейтенанта милиции Сережкин подходили к Ужовке. У моста их ждали Нина и Таня, около воды вертелся, разглядывая снующих водомерок, Акбар.
— А я-то все удивлялся. Прохожу по деревне, вижу собаку, и думаю: чей же такой породистый пес? — сказал Сережкин. — Небось не обучена?
Таня, бросив взгляд на него, спросила:
— Акбар, сколько пуговиц на кителе?
Пес с видимым удовольствием пролаял четыре раза.
— С ума сойти можно, — Сережкин потрогал пуговицы. — Она у тебя, случайно, не из цирка?
Но тут недовольно вмешалась Нина:
— Вам весело? Лучше послушайте, что Таня с мальчишками вчера узнала на старой мельнице. Таня, расскажи!
Слушая девочку и перебрасываясь на ходу короткими фразами, они заспешили по дороге. Быстро прошли сосновые перелески, дошли до болота. Дождя давно не было, вода на тропинке стояла по щиколотку, девушки пошли дальше босиком, Сережкин не стал снимать сапоги, Виктор Петрович задержался было, потом махнул рукой и зачавкал ботинками. Войдя в середину болота, свернул на тропу, ведущую к землянке.
— Осторожно, тут недалеко, — сказал Виктор Петрович. — Как считаете, подходить надо вместе?
— Я первый, за мной девочка с собакой, вы поотстаньте… Ага, вон в кустах уже кто-то прячется!
Кусты раздвинулись, и из них показались бледные, испуганные физиономии Андрея и Кольки.
— Там они, там, в землянке! — зашептал Андрей. — Мы видели. Там они — все!
— Что делают? — спросил лейтенант и тронул рукой кобуру.
— Сперва Макарыч зашел, а после и Карабановы заявились. Злые, как собаки. Ругались всю дорогу. Все-все было слышно!
— Ну что же, пойдемте, Виктор Петрович, поглядим, — спокойно произнес Сережкин. — А вы, пацаны, сидеть здесь и из кустов ни-ни!
Но не успели Виктор Петрович и лейтенант выйти на поляну, как из землянки выскочил всклокоченный, с красным лицом Макарыч. За ним бежали оба брата.
— Нет, ты постой, постой, гад! — визгливо кричал Дмитрий. — Все одно мы тебя сдадим! — и он ухватил старика за рукав. Тот с неожиданной для его возраста силой оттолкнул Дмитрия, потом как-то нелепо, торопясь, рванул на груди ватник, брызнули пуговицы, что-то блестящее, темное блеснуло в руке у старика, на него тут же с перекошенным от злобы лицом бросился Семен. Макарыч странно дернулся и начал медленно валиться на землю.
Лейтенант и Левашов уже спешили к землянке. Увидев их, братья кинулись прочь.
— Нина, посмотрите, что с дедом! — крикнул лейтенант.
Виктор Петрович, бросив ребятам: «Назад! Останьтесь!» — уже догонял его. Рядом, почувствовав, что теперь он по-настоящему нужен, наметом несся Акбар. Он быстро сокращал расстояние до убегавших. Впереди испуганные браконьеры прыжками неслись по тропе. Лейтенант, крикнув: «Стой, стрелять буду!» — выхватил пистолет, хлестко ударил выстрел. Карабановы метнулись куда-то вбок с тропы, тут же влетели в трясину, прошли по ней несколько метров — увязли ноги — остановились. Увидев, что преследователи уже стоят на берегу, повернули назад.
— Мы его не трогали! — выходя на тропу — вода и грязь текли по ногам, — выдавил из себя Семен. — Он сам свалился, от страха. Не трогали мы его!
— Давай, давай, — оборвал его Сережкин. — Сейчас разберемся! Пошли назад.
Вернулись к землянке. Старик по-прежнему лежал лицом вверх на траве. Около него, пригнувшись — ухо у груди — пытаясь уловить дыхание, на коленях стояла Нина.
— Он мертв! — произнесла она. — Наверное, инфаркт — в кармане валидол… А вот что лежало на земле, он носил его под ватником, — и она протянула лейтенанту темный тяжелый немецкий пистолет «Вальтер».
20
Это был его последний день в Староборье. Газик уже стоял у крыльца, Миша задумчиво топтался у поднятого капота, с подозрением оглядывая аккумулятор. Увидев Виктора Петровича, тут же посмотрел на часы, давая понять, что путь дальний, дорога — сами знаете какая, — а в Энске велено быть как можно раньше. Пора прощаться.
Десятки раз приходилось Левашову бывать в командировках, много добрых друзей и просто хороших знакомых приобрел он в этих поездках, но, пожалуй, еще никогда не было ему так грустно.
В кармане у Виктора Петровича лежало письмо от Хазбулаева. Ветеран сообщал, что получил, наконец, весточку от Петухова, того разыскали местные следопыты, а им передал письмо Хазбулаева военком. Трагически сложилась судьба веселого водителя: тяжело раненный, когда в танк ударил снаряд, он попал в плен, до сих пор болеет, но что касается Михайлова… «Командир умер у меня на руках, умер, прежде чем танк начал гореть», — писал боевой друг.
Несколько раз перечитывал это письмо Виктор Петрович. Последние сомнения исчезли.
— Вот и все, — сказал он сопровождающим и через силу улыбнулся. — Теперь буду ждать вас в Ленинграде. Правда, приезжайте. Хоть на зимние каникулы. Сходим, Андрейка, в Артиллерийский музей, а?
— Все, он уже раздумал, не будет полководцем, — сказал Коля. — Он в журналисты решил, как вы.
— Ого! — удивился Левашов. — Ну хоть ты-то верность избранной профессии сохранил? Лечение биополем?
Коля вздохнул:
— Ерунда это все. Никакого биополя нет. Я просто врачом буду. Разве плохо?
— Хорошо. Я, честно говоря, тоже насчет биополя не очень верю.
— А если приедем, то Акбара можно с собой взять? — спросила Таня. — Акбар, хочешь в Ленинград?
Пес радостно замахал хвостом.
— Ну вот, и Акбар «за», — сказал Левашов. — А вы, Нина?
— Не будем загадывать, — ответила девушка и протянула Левашову маленькую загорелую руку.
Потом Левашов крепко пожал ребячьи руки, потрепал за холку Акбара и вскочил на переднее сиденье.
Газик рывком взял с места, поднимая пыль, покатил по деревенской улице, справа и слева замелькали детские головы — ребята бежали не отставая.
— Не бегите! — крикнул Левашов. — Эх, вы!..
Но тут у самого выезда на грунтовку газик затормозил: навстречу из-за лесного поворота показалась оранжевая квадратная кабина. За ней на прицепе покачивался огромный ящик. Уступая дорогу, Миша задним ходом сполз с колеи на обочину.
Поравнявшись с газиком, тягач остановился и тут же позади раздались крики: «Привезли! Привезли! Ура!» Затем из-за облака кирпичной пыли, поднятой «КамАЗом», возник еще грузовик, из кабины вылез усталый мужчина в помятом сером костюме. Он повернулся к газику, и Виктор Петрович узнал того самого человека с печальным и добрым лицом, который был снят на фотографии. Андрей подскочил к нему и что-то торопясь стал говорить, показывая на Виктора Петровича. Левашов вышел и направился к директору.
— Что же вы уезжаете так не вовремя, — сказал тот, протягивая руку. — Надо бы остаться. Первого сентября — такой праздник!
— Увы, больше не могу, — ответил Левашов. — Я и так у вас чуть ли не на месяц прописался. Но ваши юнкоры, — он кивнул в сторону Андрея и Кольки, — обо всем мне теперь будут сообщать. Вас, наверное, можно поздравить? На выставке — успех? А как вам летать — разрешили?
— Не выше ста метров, без пассажиров, и в безветрие, — директор произнес эти слова устало и как бы с огорчением, но Левашов видел, что его глаза светились трудно скрываемой, почти детской радостью. Конечно, это была победа! Пусть не выше ста метров и в безветрие — разве это имеет значение? Сто метров — это же настоящий полет, выше домов и телеграфных столбов, выше сосен, и даже выше силосной башни, за которую каждый вечер садится, уходя из Староборья, усталое солнце.
Сопровождаемый стайкой ребят, автокараван двинулся к деревне. Миша опять недовольно посмотрел на часы, и газик, урча, выбрался на дорогу. А Левашову вдруг отчаянно захотелось открыть дверцу, выпрыгнуть на ходу и, глотая теплую пыль, бежать вместе с деревенскими мальчишками за самодельным самолетом. Но вместо этого он только вздохнул и поплотней уселся на жестком сиденье.
