Дмитро Ткач - Шторм и штиль
Сейчас он стоял возле Юрия в старенькой мичманке, в таком же стареньком, заношенном бушлате и в высоких резиновых сапогах, голенища которых были прикреплены к широкому флотскому поясу.
— Сапоги зачем? — поинтересовался Юрий.
Боцман улыбнулся.
— Чтобы потом не торопиться да не переобуваться…
Когда начнет штормить, другие заботы будут.
— А штормить начнет, — согласился с ним Юрий. — Вон как море разгулялось! Вы и в самом деле умеете погоду угадывать. Боцман улыбнулся.
— Шестой год на море… Прирос, как ракушка к днищу. Сначала — действительная, потом — сверхсрочная
— А женаты давно?
— Уже сынок растет, два годика ему… И его моряком сделаю. Так и пойдет…
— Но ведь вы с Полтавщины, из села. Откуда же у вас такая любовь к морю?
— Раньше не было. Взяли меня на флот по комсомольской линии. Ох, и не хотелось! Думал: как я без родной степи жить буду? Помру от тоски… И когда учился на боцмана, чуть не умер. Проснусь, бывало, ночью, а у меня щеки от слез мокрые… Но прошло какое-то время, смотрю я: до чего же оно красивое! И родными мы с ним стали. Теперь об океане мечтаю. В мореходке ведь я, заочник… На штурмана учусь…
С правого борта ударила большая волна, повеяла холодом, зашипела, истаивая на палубе, облила и Юрия и Небабу. Они стряхивали с себя воду, облизывали соленые губы.
— Извините, Юрий Николаевич, язык развязался…
— Что вы, наоборот, так хорошо побеседовали.
Впервые боцман назвал своего командира по имени и отчеству, и Юрию это понравилось. «Когда-то даже к большим флотоводцам обращались так матросы, — подумал он, — и это было высочайшим проявлением уважения и любви».
— Ну, хорошо, — сказал Юрий, — идите отдыхайте… Если нужно будет, я позову.
Небаба медленно сошел с мостика. Вскоре сменились сигнальщики. На правом крыле возле поручней стал Андрей Соляник. Юрий несколько раз взглянул на него краешком глаза: как он? Заметил или не заметил Соляник эти взгляды, однако сразу доложил:
— Товарищ лейтенант, на горизонте чисто.
Оба знали, что горизонта нет. Нет ни моря, ни неба. Все пространство сузилось, сжалось, видны были только борта корабля. Море бесится, пляшет, перекатывает волны, оно утратило над собою власть, и теперь нет над ним повелителя, некому укротить эту разбушевавшуюся стихию. Тяжелые водяные валы разбивались о железную грудь киля, волны накатывались одна на другую, чтобы, объединившись, ударить с удвоенной силой. Густые брызги то и дело обсыпали мостик, Юрий Баглай горбился, втягивал голову в плечи, плотнее запахивал полы своего реглана.
Он перешел в штурманскую рубку, хотелось взглянуть на барограф. Перо круто двигалось вниз. Значит, следует ждать усиления шторма. Да еще на ночь глядя… А кроме того, в двадцать три ноль-ноль надо распечатать конверт. Какое задание будет в нем?
Конечно, его можно распечатать и сейчас. А если по радио прикажут возвратиться на базу? Ведь еще нет двадцати трех, мало ли какая телеграмма может прийти? Наверное, сейчас Курганов и Вербенко не спят. Корабли в море — не до сна. Ясное дело, знают они и о шторме. А может, это им заранее было известно, потому и послали корабли в море. Пусть, мол, ребята не забывают, что они моряки!
Юрий наклонился над переговорной трубой:
— В радиорубке!
«Вахтенный радист Куценький слушает!»
— Радиограммы никакой?
«Нет, товарищ лейтенант».
Юрий нервничал. До двадцати трех осталось тридцать минут. В дрейф ложиться нельзя. Волны будут играть его корабликом, как щепкой. Никто на ногах не удержится не только на верхней палубе, но и во внутренних помещениях.
Надо двигаться, не выходя за пределы квадрата.
Он до боли в глазах всматривался в темноту. Прислушивался, выжидал, пока схлынет очередной водяной вал, и быстро поворачивал на обратный курс. Вперед и назад. Вперед и назад. Нелегко так маневрировать. Он понимал, что машинисты замучились, выбивается из сил рулевой. Но ведь и сам он напряжен до предела…
Гигантская волна, яростно пенясь, выдвинулась из темноты и покатилась на корабль. Она будто ждала, когда Юрий решит поворачивать. Нужно было немедленно дать команду: «Право руля!», чтобы острым килем разбить, разрезать ее пополам, но было уже поздно. Всей своей тысячетонной массой волна ударила о борт, накрыла не только бак, но и ходовой мостик. Юрий услыхал, как застонало судно, и ему стало страшно: «Выдержит ли?» Кораблик выдержал.
Но коварная волна сделала свое дело. От ее мощного удара открылась крышка бакового люка, и теперь вода потоком лилась в помещение. Крышку то откидывало вверх, то бросало вниз. Грохот перекрывал рев воли и неистовое завывание ветра.
Внутренними ходами на мостик добрался боцман Небаба.
— Товарищ командир! Я же ее, проклятую, собственными руками завинчивал!
— Пошлите задраить люк, иначе нас затопит! — наклонился Юрий к уху Небабы.
— Я сам задраю.
— Одному нельзя. Опасно. Возьмите еще кого-нибудь! К ним подошел Андрей Соляник.
— Я пойду с боцманом, товарищ лейтенант. Вдвоем мы скорее сделаем.
Баглай вопросительно поднял глаза на боцмана. Небаба понял этот взгляд.
— Разрешите, товарищ лейтенант, — коротко сказал он.
— Хорошо, идите.
Боцман и Соляник надели спасательные пояса и, чтобы не смыло за борт, привязались к железной скобе страховочными концами. Теперь надо было уловить момент, когда одна волна схлынет с палубы, а следующая за ней еще не успеет подойти. Днем это можно было увидеть. А сейчас — разбушевавшаяся, штормовая, ветреная ночь. Но люк, так или иначе, задраить необходимо…
Баглай снова повернул корабль навстречу волнам. Теперь началась килевая качка. Нос корабля поднимался вверх на гребень пенистой волны и, не в силах преодолеть ее, почти останавливался. Потом он вдруг проваливался в бездну, и тогда палуба выскальзывала из-под ног Юрий чувствовал себя беспомощным.
Боцман Небаба и Андрей Соляник выжидали. Наступила минута, когда море, казалось, немного утихомирилось. Небаба приказал:
— Пошли!
Едва они сделали несколько шагов, как их свалило на палубу. Они поползли, думая лишь о том, как бы удержаться, уцепиться руками было не за что…
Пока не ударила новая волна, им удалось проползти от ходовой рубки до открытого люка. К счастью, задрайку не оторвало, она отошла, немного ослабла от бесчисленных ударов волн. Тяжелую железную крышку опустили и завинтили наново.
Один человек этого сделать не смог бы. Но их было двое.
— Морской порядочек! — прохрипел Небаба. — Давай в рубку…
В это мгновение тяжелая волна накрыла и оглушила их… Раскрыв глаза, боцман увидел, как высокий кипящий вал катит Соляника к борту.
— Держись! Держись! — изо всех сил закричал Небаба.
Но тут его самого подняло и ударило о железный волнорез. Боцман сжался, потом тело его обмякло, руки раскинулись в стороны.
Андрей Соляник ухватился за страховочный конец, которым был привязан. Он тоже больно ударился боком о леерный стояк, но мигом вскочил: где боцман?
Небаба лежал на спине, хватая ртом воздух, грудь его с хрипом подымалась и быстро опадала. Соляник подполз, обхватил боцмана руками, но волна снова сбила его с ног, и он упал.
— Ты ложись, боцман… На спину мне ложись, а я доползу…
— Держи-ись, Андрей, — невнятно пробормотал Небаба.
Собрав последние силы, Соляник взвалил боцмана на спину и пополз к рубке. И лишь когда перебрался через порог и никакая опасность им больше не угрожала, спросил:
— Ну, как ты, боцман? Что с тобой?
Небаба открыл мутные, невидящие глаза и попытался приподняться.
— Ну вот и хорошо, — обрадовался Соляник. — А я уж было испугался, что ты концы отдал. Эх ты, боцман мой дорогой! Чем ударился?
Небаба с трудом прикоснулся рукой к правому боку:
— Только бы… ребра, не поломало…
— Сейчас посмотрим. Лежи и не двигайся.
Он быстро снял с боцмана спасательный пояс, засунул руку под тельняшку и пощупал холодными мокрыми пальцами ребра.
— Целы твои шпангоуты. Как железные! Ну покряхтишь, известное дело. Давай перевяжу потуже.
Юрий видел все, что произошло на палубе, ему хотелось сбежать с ходового мостика, помочь, но он не мог этого сделать, не имел права оставить свое командирское место.
— Что с боцманом? — крикнул он.
— Все в порядке, товарищ лейтенант. Случается… Пусть полежит немного — ударился он здорово, — ответил Соляник.
— А вы как?
— Да что со мной случится! Я с морем на «ты».
— Спасибо, — растроганно поблагодарил Юрий.
Он почти не отрывал глаз от часов. Оставалось пять минут… три… одна…
— Наконец-то!
Он срывает сургучную печать, торопливо вынимает из плотного конверта маленький листок.
![Дмитро Ткач - Шторм и штиль[с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/210450/210450.jpg)