Владимир Машков - Соскучился по дождику
— Нет, — тихо ответил Володька.
— А вот это совершенно зря, — расшумелся Миша. — Надо спать, сил богатырских набираться. Завтра тебе придется поишачить. Я, знаешь, какой свирепый — настоящий рабовладелец. Я с тебя семь потов сгоню, семь шкур спущу.
Володька рассмеялся.
Миша попрощался и ушел. В ночной тишине долго были слышны его шаги. Но вот и они затихли.
Мальчишка высунул голову из пещеры и ахнул. Такой уймы звезд Володька еще никогда не видел. На небе было настоящее столпотворение.
Володьке вдруг показалось, что он один на всей земле, и стало ему нестерпимо больно, и он заплакал. Володька ревел, давился слезами, стонал от обиды, и лишь одно мальчишку утешало, что никто его не видит, кроме звезд. А звездам до Володьки не было никакого дела.
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
— Ну и яблок нынче! Такого года я давно не припомню!
Майор стоял у окна и глядел на липы, высаженные вдоль улицы, и можно было только удивляться, где он видел те яблоки.
— А жара какая! — майор повернулся к Петру, молча сидевшему за своим столом. — Нет, такой жары сто лет не было! Я не понимаю, зачем ехать на какой-то юг, у нас лучше всякого юга.
Петр только кивнул. Он понимал, что не ради разговора о погоде и урожае пришел в детскую комнату начальник. Майор и раньше заходил к Петру, они говорили о делах. Но никогда прежде майор не начинал так издалека. Видно, что-то случилось серьезное. Что?
И вправду, майор грузно опустился на стул, лицо его обмякло.
— Из Чернигова товарищи сообщили, что Семенков обнаружен в бессознательном состоянии, — хрипло произнес майор. — Поймали Андрея. На первом же допросе показал, что в магазине они орудовали вдвоем с Семенковым, а Прокопенко не пришел. Сперва Андрей хотел отложить дело, а потом решил, что все подозрения падут на удравшего Прокопенко…
— Так оно и вышло, — вставил Петр. — Всех обдурил жулик…
— Не всех, а некоторых, — подчеркнул майор и добавил: — Что не радуешься, моряк? Ты оказался прав, твой Володька в этом деле не замешан.
— А что врачи говорят о Васе? — вопросом на вопрос ответил Петр.
— А что врачи, — поморщился майор. — Надеются…
— Это я виноват, — проговорил Петр. — Если б я знал, если б я понимал раньше, чем это грозит Семенкову, я бы…
— Ты что, взял Семенкова за ручку и привел его к Андрею? — майор сердито перебил Петра. — Нет, Семенков сам пошел на дело… Прокопенко все-таки сбежал в последнюю минуту… Так что его, Семенкова, вина главная… А потом и наша вина, взрослых, родителей прежде всего…
Все у майора выходило гладко, но Петр понимал, что не простит себе никогда, даже если с Семенковым все будет в порядке. Он занимался Володькой, который был далеко, и проморгал Васю, который находился рядом, виделся с ним, говорил…
Семенков был ему, Петру, нужен только для того, чтобы узнать кое-что о Володьке.
— Ты знаешь, — неожиданно заговорил майор. — Я уже давно в милиции. Когда молодым был, ух как люто ненавидел всех этих жуликов и грабителей. До зубовного скрежета. А сейчас — поверишь ли? — жалею их…
Заметив в глазах Петра недоумение, майор нахмурился:
— Особенно пацанов жалею. Куда, думаю, вы лезете, жизнь себе губите ни за что ни про что. Видно, старею. Пора на пенсию…
Сегодня майор и вправду выглядел постаревшим. Морщинистое лицо было нездорового желтого цвета.
— Знаешь, о каком времени я мечтаю? — снова заговорил майор. — Когда не будет ни одного жулика и хулигана. По улицам будут ходить только честные и культурные люди.
— Милиционеры тогда станут безработными, — усмехнулся Петр.
— Не волнуйся, работа у милиции найдется, — успокоил Петра майор. — Уличное движение, например. Если такими темпами будет расти движение, я не знаю, к чему мы приедем или, наверное, придем…
Майор тяжело поднялся со стула, сунул Петру широкую короткопалую ладонь:
— Ну, будь здоров, работай.
Едва стихли в подъезде тяжелые шаги майора, как в комнату снова постучали. Петру вовсе не хотелось кого-то выслушивать, с кем-то говорить, но дверь все-таки он открыл.
На пороге стояла девушка с распущенными каштановыми волосами, в светлых брюках. Петру показалось, что он раньше видел девушку, но где и когда, не мог вспомнить.
— Здравствуйте, товарищ инспектор, — девушка смело вошла в комнату и уселась на диване. — Так вот как вы живете… Неплохо…
— Извините, — откашлялся Петр. — Вы не ошиблись адресом?
Девушка радостно, по-детски рассмеялась.
— А вы меня не узнали? А еще говорят, что у милиционеров потрясающая зрительная память. Стоит один раз кого-нибудь увидеть, на всю жизнь запоминают… Я — учительница, Инесса Сергеевна…
— Бывшая учительница, — поддел Петр, досадуя на себя, что не узнал Володькину классную.
— Учителя бывшими не бывают, — задиристо произнесла Инесса Сергеевна.
«А ведь она права, — подумал Петр, — но чего ее сюда принесло?»
— Что слышно о Володе? — спросила учительница.
— А вам какое дело? — зло ответил Петр. — Прокопенко — отрезанный ломоть… Поставлен вопрос о его пребывании в школе…
— Поставлен, но не решен. И вообще, если вы не хотите отвечать, я пойду к начальнику отдела.
Учительница вскочила на ноги и, тряхнув волосами, направилась к двери.
— Погодите! — остановил Петр Инессу Сергеевну и, дождавшись, пока учительница сядет, сердито воскликнул:
— Как вы могли поверить, что Володька участвовал в ограблении? Вы же каждый день его видели. Сегодня окончательно установлено, что Прокопенко не имеет никакого отношения к делу на Подлесной.
— Что вы говорите? — встрепенулась учительница. — Это очень важно, очень… А как я могла поверить?
Инесса Сергеевна задумалась и вдруг обезоруживающе улыбнулась:
— Я же еще совсем зеленая учительница. Первый год в школе. И, знаете, как важно себя поставить сразу, чтобы ученики почувствовали, кто ты есть. Тут главное первый урок. И надо же, на первом уроке стычка с Прокопенко. Он вертел в руках зеркальце и пускал солнечные зайчики… И один зайчик попал мне в лицо. Я подумала, что он надо мной издевается, разозлилась и выставила его из класса. С того дня у нас с Прокопенко никаких контактов. Что бы я ни предпринимала, он лишь молчал или отвечал односложно «да», «нет». И росла, теперь я понимаю, ненависть друг к другу.
С удивлением Петр слушал учительницу, так откровенно говорившую о себе.
— Теперь бы я, — продолжала Инесса Сергеевна, — или вызвала бы его отвечать, или перевела бы все в шутку. Может, у него все это случайно вышло? Теперь бы я…
«Теперь бы я, — кипел от возмущения Петр, — теперь бы мы… А о чем мы думали раньше? Столько пламенных слов произнесли, а человека проморгали».
— Вы знаете, как-то зимой я проводила урок физкультуры, — снова улыбнулась Инесса Сергеевна. — Заболел учитель физкультуры. В общем, пошли мы в парк, на лыжах кататься. И тут обнаружилось, что Наташа Никольская — помните, она сидела на первой парте, черноглазая, симпатичная? — забыла в классе варежки…
«А, это она прошептала, — вспомнил Петр, — что было очень весело».
— И что вы думаете, — продолжала Инесса Сергеевна. — Прокопенко отдал ей свои перчатки… А ведь стоял январь, мороз был жуткий… Я тогда решила, что Наташа нравится ему и он выделяет ее среди других девочек. Ничего подобного. Она была для него, как все. Выходит, что Прокопенко — добрый и внимательный мальчик…
— Боже, какая трогательная история! Отпетый хулиган и воришка отдает свои перчатки девочке, чтобы та не отморозила нежные белые пальчики. Так и хочется поплакать в платочек. — Петр картинно вскинул руки.
В моряка сегодня словно бес вселился. Любое слово учительницы ужасно злило его.
Инесса Сергеевна вскочила, хотела что-то сказать, но не смогла и выбежала из комнаты. Петр покрутил головой.
— Ну и скотина ты, брат, — обругал он сам себя. — Нахамил девушке. Она тебе душу открыла, а ты…
Петр опрометью выскочил на улицу. Инесса Сергеевна не успела уйти далеко. Петр легко разглядел ее каштановые волосы, разлетавшиеся при ходьбе.
Петр вновь поблагодарил природу, которая дала ему такие длинные ноги. В несколько прыжков он догнал Инессу Сергеевну и осторожно тронул ее за руку.
Девушка остановилась, резко повернулась к Петру и посмотрела на него в упор.
— Простите меня, — Петр опустил голову. — Я вел себя по-хамски. Но у меня сегодня тяжелый день… Впрочем, это не оправдание…
— А что случилось?
Инесса Сергеевна так просто и хорошо спросила, в глазах ее было такое неподдельное сочувствие и искреннее желание знать, что у Петра стряслось.
И Петр, не таясь, рассказал девушке обо всем. И о Васе Семенкове, и о деле на Подлесной, и, больше всего, о том, сколько успел наломать дров он, Петр, всего лишь за месяц работы инспектором.
