Алексей Логунов - Колосок с Куликова поля
У моей Маши уже появились новые друзья и новые хлопоты. Ребята подобрали выброшенный кем-то картонный ящик — упаковку от телевизора — прорезали в нем окошки и дверь.
— Хороший дом получился! — похвалил я. — А кто же в нем будет жить — куклы?
— Нет, не куклы. Черноушка в нем будет жить, вот он, — и мальчуган в берете показал мне на серого взъерошенного котенка с черными ушками, который сидел в уголке и старательно обгладывал рыбий хвост.
— И Мурка из нашего подъезда.
— И Барсик… — затараторили девочки.
— Кормить мы их кормим, — доверительно поделилась со мной Маша, — а вот спать им негде, ночью ведь холодно на улице, правда, папа?
«Чепуха какая-то… — сердито думал я, поднимаясь к себе на четвертый этаж. — Дом только что заселили, а уж в подъездах полно бездомных кошек. Тощие, голодные, с горящими настороженными глазами… Еще детей оцарапают или заразу какую разнесут. И откуда они берутся?»
Загадку эту мне помогла разгадать соседка, словоохотливая старушка. Оказывается, с давних времен существует такой обычай. Когда жильцы въезжают в новый дом, они сначала пускают кошку, а потом уже сами переступают порог. Иначе, как гласит поверье, не будет им счастья в новом доме. Обычай этот сохранился до наших дней, но в каком уродливом виде! С кошками в новые квартиры въезжают многие. А через день-другой выбрасывают их за дверь: они дело свое сделали, теперь пусть катятся на все четыре стороны. Вот и бродят бездомные кошки по подъездам.
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове… —
вспомнились мне слова поэта. И стало грустно. Признаться, кошки меня никогда не интересовали. Вот, скажем, лошадь — другое дело. Но я все-таки выбежал в подъезд и крикнул Маше:
— Знаешь что? Давай возьмем Черноушку к себе, пусть у нас дома живет!
— А мама не будет ругаться? — радостно и настороженно спросила Маша.
— Пусть ругается, — легкомысленно ответил я. — Нас все-таки двое, выстоим как-нибудь.
— Не двое, а трое, — поправила меня Маша и погладила Черноушку, который уже сидел у нее на руках и тихо, благодарно мурлыкал.
На следующее утро, собираясь в детский сад, Маша наказывала котенку:
— Не шали здесь без меня, будь умником. И никого не бойся — ни Бабы-Яги, ни фашистов.
И уже на улице спросила меня:
— Папа, скажи, а Баба-Яга — фашистка?
— Самая настоящая, — серьезно ответил я.
Вот и мальчишки наши говорят, что фашистка. Ты знаешь, как от нее спасаться надо?
— Как?
— Нарисуешь на двери красную звездочку, и она близко к дому не подойдет. А если незаметно подкрадешься и нарисуешь звездочку на ее доме, тогда сразу сквозь землю провалится. Вот только надо сначала узнать, где она живет.
— Где-нибудь за морями, за долами…
«Странный растет ребенок, — думал я, — Никогда не знаешь, что она думает, о чем спросит тебя в следующую минуту. А может быть, не странный, а — обыкновенный?»
Как-то покупали мы с ней в новом киоске газеты, и снова Маша вспомнила про Бабу-Ягу. А сама за стеклом разные значки рассматривает. Пригляделся я — а там, среди значков, продаются маленькие красные звездочки, какие носят октябрята. Ну, конечно, купил одну звездочку Маше. Как она обрадовалась! Целыми днями не расставалась с этой звездочкой. Даже когда ложилась спать, прятала ее под подушку. А вчера вернулась с улицы — звездочки нет.
— Потеряла? — спросил я.
— Нет, подарила Аленке, своей новой подружке. Они вдвоем с мамой живут, папа уехал от них, совсем. Аленка боится Бабы-Яги, а со звездочкой не страшно. Пусть носит, правда?
— Конечно, пусть носит, — согласился я.
И Маша, чмокнув меня в щеку, снова убежала во двор, к своим друзьям. Любимое их занятие, как я заметил — рисовать па асфальте мелом. Кто ракету рисует, кто всадника на коне, а кто разных зверей или кукол. И только самый маленький мальчик, по прозвищу Карапуз, всякий раз рисует колесо. Ему очень хочется, чтобы оно у него получилось совсем-совсем круглое, как настоящее.
— Подвинься, Карапуз, — обычно говорят мальчишки, — опять ты со своим колесом. Кому оно нужно? Только место занимаешь…
И прогнав Карапуза, они стирают его колесо, а на его месте рисуют завод с трубой или машину.
Сегодня Карапуз снова рисовал колесо, но у него кончился мел. И Маша подарила ему свой. Мальчишка старался изо всех сил, весь перемазался, но был доволен: колесо получилось очень хорошее, совсем-совсем круглое. Но как следует полюбоваться на него он не успел: мама позвала обедать. А на улице в это время начались очень странные события.
Во двор откуда-то влетел сильный ветер, подхватил с асфальтовой дорожки нарисованное колесо и покатил. Через минуту колесо уже было на другом краю города, а еще через минуту — далеко в чистом поле. Там на рельсах стоял поезд. Изо всех вагонов выглядывали пассажиры: молодые и старые, усатые и лысые, в шляпах и без шляп. Все они размахивали руками и кричали на машиниста.
А машинист ходил возле паровоза и молчал. У паровоза сломалось одно колесо, и он не мог дальше ехать.
— Мы не можем опаздывать из-за вашего колеса! — кричали пассажиры.
— Где я возьму здесь, в чистом поле, новое колесо? — сказал машинист. — Нарисую, что ли?
— Это нас не касается, у нас билеты есть! — кричали ему молодые и старые, усатые и лысые, в шляпах и без шляп.
В это время машинист увидел, как ветер катил по полю нарисованное колесо. Машинист тут же поймал его. Колесо было очень хорошее, совсем круглое.
— Вот здорово! — обрадовался машинист. — Теперь мы на станцию приедем вовремя, и пассажиры не будут кричать и размахивать руками.
Он быстро приладил нарисованное колесо на место сломанного, и поезд снова весело побежал по рельсам.
Карапуз ничего не знал об этих удивительных событиях. Когда он после обеда вышел на улицу и не увидел на асфальтовой дорожке своего колеса, то чуть не разревелся. Ведь у него впервые получилось такое отличное колесо, а он даже не успел на него полюбоваться! Но Маша рассказала ему все, что произошло, и Карапуз улыбнулся.
— А я думал, его опять стерли мальчишки.
— Ну, что ты, — не моргнув глазом, ответила Маша. — Я сама видела, как его ветер укатил.
Всего вторую неделю живем мы в новом микрорайоне, но, глядя на ребятишек, можно подумать, что давным-давно…
ЖУК И ПОДСОЛНУХ
Круглый год за Круглой речкой
Жили чудаки.
Пели в доме их за печкой
Круглые сверчки.
Рос подсолнух под окошком
Круглый, словно блин.
Утром к маме с круглой ложкой
Мчался круглый сын.
Ели все из чашки круглой.
Кашу с молоком,
Да играли в пятый угол,
Хоть был круглым дом.
А когда на круглых ножках
Шли кружком гулять.
К дому круглые дорожки
Их вели опять.
Как и все дети, Маша любит, когда ей перед сном рассказывают сказки. Но у нас, у взрослых, всегда много важных дел, и на сказки времени не остается.
— Пойми, Машенька, ведь мы с папой и работаем, и еще учимся в вечерней школе, — говорит мама. — У нас каждая минута на счету.
— Я понимаю… — задумчиво отвечает Маша. — Но что же делать, если я очень люблю сказки?
И вдруг радостно, звонко захлопала в ладоши:
— Придумала, придумала! Я теперь сама себе перед сном буду сказки рассказывать! Какую захочу, такую и расскажу.
На том мы и порешили. Когда запас сказок у Маши кончился, она стала их выдумывать. Узнал я об этом совершенно случайно, когда однажды прислушался, о чем она шепчется сама с собой. Вот одна из ее сказок, которую я записал своими словами.
…Шел но дороге старый жук. Птица-синица разбила ему клювом крыло, и теперь он ходил пешком, а летать не мог. Шел он вечером. Было сыро, темно, и жук наткнулся на что-то твердое.
«Не враг ли?» — подумал жук и моментально выставил вперед рога. Но это было большое зерно. Стояла весна, все вокруг прорастало, шевелилось, и зерно тоже чуть заметно вздыхало.
— Бедняжка, ты болеешь, наверное, — сказал жук.
И он отнес зерно к себе в норку. Там он засыпал его рыхлой землей, сверху лег сам, чтобы было теплее, и задремал. Проснулся он оттого, что кто-то толкнул его в бок.
